Спасти «Курск»
Спасти «Курск»
В поисках пропавшего «Курска» гидроакустики «Петра Великого» засекли звуки, которые четко напоминали удары по железу. С определенной периодичностью доносилось по девять ударов с постоянными интервалами. Это были сигналы бедствия, которые подавала аварийная субмарина. О том, что члены экипажа упавшей на грунт лодки подают сигналы единственно возможным для них способом — с помощью стука, рассказал журналистам вице-премьер Илья Клебанов. Командир штурманской боевой части «Петра Великого» капитан 3 ранга Е. Голоденко давал свидетельские показания, что 13 августа примерно в 1 час 20 минут, находясь на ходовом мостике, он слышал стуки, которые можно было принять за сигнал SOS. Гидроакустик матрос О. Л. Зырянов, заступивший на вахту 13 августа в 8 часов, тоже слышал стуки, которые представляли собой серию тройных ударов. Стуки были слышны и 14 августа — об этом тоже есть свидетельские показания. В интервью капитану первого ранга писателю Николаю Черкашину адмирал Попов говорил: «Акустики докладывали о стуках из отсеков. Они были приняты трактом шумопеленгования гидроакустического комплекса „Полином“. Но быстро прекратились. Мы надеялись, что, услышав наши винты, подводники поняли, что их нашли, и теперь экономят силы».
Однако впоследствии генеральный прокурор Устинов на всю страну объявил, что этих звуков с «Курска»… вообще не было!.. Спрашивается, зачем говорить вещи, которые ставят вице-премьера в положение дезинформатора?.. Выскажем предположение, что для этого есть веские причины. А именно: если звуков не было, то, значит, к началу спасательной операции из экипажа «Курска» уже никого не осталось в живых. Следовательно, нет прямой связи между задержкой спасательных мероприятий и гибелью людей на борту аварийной субмарины. Если верить Клебанову, то — промедление погубило выживших после взрыва подводников. А если верить Устинову, то — спешить спасателям уже было некуда. «К моменту обнаружения затонувшего атомного подводного крейсера „Курск“ спасти кого-либо из них было уже невозможно», — заявил генеральный прокурор.
15 августа, несмотря на пятибалльный шторм, продолжались спасательные работы. Штаб спасательной операции разместился на борту атомного крейсера «Петр Великий». Вечером со спасательного судна «Михаил Рудницкий» спустили глубоководный спасательный аппарат «Приз», который должен был состыковаться со шлюзовым люком «Курска». Через этот люк планировали эвакуировать с терпящей бедствие субмарины уцелевших членов экипажа. Но «присосаться» к лодке никак не удается, аппарат вынужден подняться на поверхность… Погодная обстановка в районе аварии оставалась стабильно тяжелой, и прогноз на ближайшие сутки не давал повода для оптимизма. Сильная зыбь шла по поверхности Баренцева моря. Мощное подводное течение, практически нулевая видимость осложняли работу спасателей на глубине.
…Нижегородское конструкторское бюро «Лазурит» давно занимается разработкой глубоководных спасательных аппаратов. В 1980-е годы на заводе «Красное Сормово» было спущено на воду пять аппаратов «Бриз», которые передали Северному и Тихоокеанскому флотам. При спасении «Курска» задействовали «Бриз», но, как считает контр-адмирал Николай Григорьевич Мормуль, «подвела безалаберность. Аккумуляторные батареи были старыми, и их емкость быстро вырабатывалась. Пока аппарат искал лодку, затем люк на лодке, центровался, батарея „села“, и аппарат вынужден был всплыть. Для зарядки аккумуляторной батареи требовалось минимум восемь часов. Почему не получается посадка на комингс-площадку у наших специалистов, управляющих спасательным аппаратом? В бюро „Лазурит“ считают, что экипажи спасателей давно не выходили в море, не тренировались. Нет нормальных аккумуляторных батарей, на аппаратах из экономии держат старые батареи».
В 11 часов утра 16 августа глубоководный аппарат «Бестер» попытался состыковаться с «Курском», но опять безрезультатно. Неудачей кончаются и попытки доставить на атомоход новые запасы кислорода.
Вслед за этим руководство ВМФ России заявило, что готово принять помощь иностранных государств, в частности Великобритании и Норвегии. Президент России В.В. Путин дал санкцию на привлечение зарубежной помощи. О готовности помочь Северному флоту заявил президент США Билл Клинтон.
От американской помощи отказались отнюдь не потому, что российская сторона питала некое патологическое недоверие к США. Дело было вовсе и не в удаленности американских спасательных средств от Баренцева моря, ведь, в конце концов, их реально было доставить на Северный флот самолетом. Как ни странно, американцы не могли похвастаться образцовым состоянием своих средств спасения. Предложенные российскому флоту спасательные аппараты «Эвелон» и «Мистик» были построены тридцать лет назад и безнадежно устарели, поэтому вряд ли могли быть чем-то полезны. Естественно, они не шли ни в какое сравнение с современными техническими средствами Норвегии и Великобритании, чья помощь действительно оказалась необходимой.
Ранним утром 21 августа норвежские водолазы смогли вскрыть верхнюю крышку кормового аварийного люка. Людей в аварийно-спасательной камере не оказалось. На этом операция по спасению экипажа была по сути завершена. Стало окончательно ясно, что никто не остался в живых. В тот же день вице-премьер Илья Клебанов фактически признал, что самостоятельно Россия не сможет осуществить операцию по подъему «Курска». «Это будет международный проект», — сказал Клебанов.
Впоследствии в адрес командования ВМФ было высказано немало упреков относительно того, что иностранную помощь приняли слишком поздно. Но ведь боевые учения — это не то место, куда можно легко допустить иностранцев. Понятно, что перед командованием стояла сложная дилемма. С одной стороны, надежды на спасение экипажа «Курска» без привлечения иностранной помощи рухнули, а с другой — при допущении к работе на месте аварии иностранных специалистов возникал совершенно реальный риск, что кто-то из них мог оказаться разведчиком, который получил бы возможность увидеть новую систему вооружения атомохода «Курск». Возник конфликт между соображениями национальной безопасности и ценностью человеческих жизней. Но если очевидно, что собственные возможности никак не позволяют провести полноценную спасательную операцию, то почему же вышло так, что британцы и норвежцы начали помогать «Курску» по меньшей мере на пятые сутки после аварии?.. К этому времени уже практически никто не сомневался в том, что весь экипаж субмарины погиб. Вряд ли столько времени потребовалось, чтобы разрешить сомнения относительно совместимости люков российской подводной лодки и спасательных аппаратов зарубежного производства. «Нельзя забыть ту душевную боль, которую вызывала потеря многих завоеваний нашего флота. Где могучие спасательные буксиры? Где снаряжение для глубоководных водолазных работ? Вначале перестройка, а затем неуклюжие либеральные реформы в своем безалаберном развитии прошли тяжелым катком по силам обеспечения боевой готовности Военно-морского флота», — вспоминал те горькие дни академик, генеральный конструктор ЦКБ «Рубин» Игорь Дмитриевич Спасский.
Впоследствии выяснилось, что еще 26 июля 2000 года (за две недели до начала учений в Баренцевом море) начальник Главного штаба ВМФ России адмирал Виктор Кравченко направил на Северный флот телеграмму, где требовал «обеспечить дежурство спасательного судна с подводным аппаратом в составе спасательного отряда». Но командование флота этот приказ проигнорировало. А командир единственного реально действующего на Северном флоте спасательного судна «Михаил Рудницкий» капитан второго ранга Юрий Костин на допросе 28 августа 2000 года сообщил, что ему вообще не были точно известны сроки учений в Баренцевом море…
В ходе спасательной операции опять возникло странное противоречие между высказываниями официальных лиц. Вице-премьер Илья Клебанов говорил журналистам, что Россия располагает лучшими в мире спасательными средствами, которые и задействованы для помощи «Курску». Однако где же эти замечательные средства, если люк субмарины был открыт лишь на девятый день после аварии, притом специалистами НАТО, то есть — будем говорить откровенно, — силами потенциального противника?.. Капитан второго ранга в запасе, бывший старший водолазный специалист Северного флота Анатолий Вырелкин говорил, что еще «пятнадцать лет назад поисково-спасательная служба Северного флота справилась бы с этой задачей всего за сутки. Тогда в распоряжении были три специально оборудованных спасательных судна с глубоководной аппаратурой в том числе и „колоколом“. На каждом из этих кораблей были группы водолазов-глубоководников. Кроме того, была подводная лодка с двумя снарядами… Эта лодка элементарно могла бы лечь на грунт рядом с „Курском“ и произвести все необходимые работы независимо от метеоусловий. […] Сегодня на Северном флоте не осталось ни одного специального корабля. Люди, управляющие сейчас батискафами, никогда не проводили учений по реальной стыковке с подлодкой. Да и глубоководных водолазов нет ни одного». Ни для кого не секрет, что в перестроечные и ельцинские времена российский флот чудовищно обнищал и естественно, что на спасательной технике пришлось экономить. Рвется всегда там, где тонко. Рано или поздно российский флот должен был столкнуться с такой бедой, какая разразилась в Баренцевом море в августе 2000 года.
Даже лютые противники советского строя в один голос говорили: в Советском Союзе уровень готовности спасательной службы не был таким ужасающе низким…
Когда 21 октября 1981 года при входе во Владивостокскую бухту на глубине 31 метр попала в аварию дизельная субмарина С-178, которую разрезал форштевень рыбацкого рефрижератора, на помощь экипажу срочно прибыла спасательная лодка «Ленок», которая провела уникальную операцию, приняв на свой борт людей с терпящей бедствие лодки. Но подобных технических средств к моменту катастрофы в Баренцевом море у России уже не осталось, и бедственное состояние поисково-спасательных служб вынудило российский флот уповать лишь на иностранную помощь.
Зато у англичан в «боевой готовности» оказалась мини-субмарина LR-5, которая спроектирована так, что может приближаться к рубке терпящей бедствие субмарины, закреплять вокруг аварийного люка «переходное кольцо» и через него эвакуировать экипаж группами по 16 человек. Если бы на «Курске» остались живые члены экипажа, то британская лодка могла бы им помочь, но, к сожалению, она осталась незадействованной — спасать было уже некого.
Конечно, такую беспомощность невозможно назвать иначе, как национальным позором России. Наступила тяжелая расплата за десятилетие пренебрежительного отношения российской власти к вооруженным силам, ведь, как гласит мудрый афоризм, «кто не хочет кормить свою армию, тот будет кормить чужую».
Весь мир наблюдал за спасением атомохода, вслушиваясь в бесстрастные слова хроники операции на Баренцевом море, как в сводку боевых действий.
Приступая к операции, спасатели возлагали главные надежды на девятый отсек лодки (его называют «кормовой отсек-убежище»), где должны были находиться моряки. Как потом оказалось, эти надежды были обоснованными, потому что выжившие после взрыва 23 члена экипажа собрались в девятом отсеке, действительно ставшем для них убежищем, сюда же перенесли все средства спасения — гидрокостюмы, индивидуальные дыхательные аппараты, изолирующие противогазы. Объем девятого отсека — 1070 кубических метров. И хотя в этом отсеке были выполнены все необходимые действия для его герметизации, вода стала проникать через поврежденную пожаром вентиляцию. Общее командование уцелевшим экипажем после гибели Геннадия Петровича Лячина, скорее всего, взял на себя старший по званию — капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. О том, что шансы на спасение тают с каждой минутой, знали все, но все-таки верили, что спасательная операция уже началась… Генеральный прокурор В. Устинов в своем докладе о гибели «Курска» впоследствии скажет о моряках, оказавшихся в девятом отсеке: «Следствием установлено, что, несмотря на острую стрессовую ситуацию и сложившиеся экстремальные условия, оставшиеся в живых подводники действовали организованно, целеустремленно, не были подвержены паническим настроениям и под руководством офицеров предпринимали все возможные меры к спасению корабля и экипажа, действуя при этом грамотно и самоотверженно».
Паники в девятом отсеке не было. Освещение в отсеке отсутствовало, но были штатные аварийные фонари, которыми и пользовались моряки. Лежащий на полу шланг воздушно-пенной лодочной системы пожаротушения свидетельствовал о том, что они подготовились даже к борьбе с пожаром. Судя по всему, моряки собирались покинуть лодку свободным всплытием, для чего были приготовлены дыхательные аппараты. Но открыть аварийно-спасательный люк, оказавшийся тоже поврежденным, они так и не смогли. Его смогли открыть только водолазы с помощью специальных ключей, когда живых людей на «Курске» уже не осталось.
На десятый день после катастрофы на Северный флот прилетел президент Владимир Путин. Его ждал очень непростой разговор с родственниками погибших. Прежде всего президенту пришлось ответить на вопрос, почему он не прилетел сразу же после того, как узнал о трагедии в Баренцевом море. «Я с самого начала должен был для себя решить: лететь или не лететь? И я спросил военных: я могу там чем-нибудь помочь? Они твердо сказали „Нет“. Да один слух, что я сюда приеду, что тут произвел бы? Никакой работы не было бы несколько дней», — объяснил Путин.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.