Музей без стен и крыши

Музей без стен и крыши

У Скансена нет стен. Его крыша — открытое небо. Основал Скансен доктор Артур Хаселиус. Много путешествуя по Швеции, он с болью наблюдал, как постепенно разрушаются, исчезают старинные крестьянские дома, овины, древние деревянные церкви, как ржавеют в чуланах уже ненужные светильники, при тусклом мерцании которых девушки раньше пряли по вечерам. Вот если бы собрать и сохранить где-нибудь все памятники народной архитектуры и народного быта! Но где? Какой музей вместит их?

Тогда-то доктору Хаселиусу, и пришла в голову мысль о первом в мире музее под открытым небом. Денег у доктора не было. Но, после того как он через газеты рассказал о своем замысле, шведские рабочие, крестьяне, ремесленники собрали по подписке большую сумму, на которую и была куплена часть скалистого острова под названием Скан-сен. Так в 1891 году возник этот народный музей, гордость Стокгольма.

В Скансене, музее без стен и крыши, собраны старинные постройки со всей Швеции.

Странное чувство охватило меня, когда я отправился бродить по аллеям Скансена. Прямо с шумных улиц шведской столицы, с потоками машин и пешеходов, с пестрым мельканием реклам, я перенесся в тихую шведскую деревню. Под сенью дубов стоял деревянный дом, окрашенный в теплый красный цвет. Ветряная мельница простерла крылья над ближайшим пригорком. Ветхий сарай, словно конфузясь своей бедности, спрятался в тень, и воробьи весело чирикали на его соломенной, почерневшей от непогоды крыше.

Я подошел ближе. Маленькая табличка сообщала, что это усадьба шведского крестьянина, построенная в XVIII веке. Возле дома стояли странные ульи, сделанные из соломы. И что вы думаете — над ними кружились пчелы!

Мне показалось даже, что труба дома курится легким сизым дымком, как будто хозяйка только что затопила печь. Нет, не может быть! Но в эту минуту скрипнула дверь, и на пороге появилась пожилая крестьянка в грубых башмаках и толстых шерстяных чулках, в расшитой кофте и старинном белом чепце.

Наверное, у меня был растерянный вид, потому что женщина улыбнулась и что-то сказала по-шведски. Я не понял. Тогда она повторила на немецком, потом на английском языке.

Так вот в- чем дело! Экскурсоводы Скансена носят народные костюмы того века, к которому относятся постройки. Мало того — они изображают хозяев дома: топят печки, показывают, как раньше пекли хлеб или ткали холсты. Внутри дома вы не чувствуете себя в окружении музейных мертвых вещей. Вы наблюдаете жизнь давно ушедших поколений не со стороны, не из далека — вы как бы становитесь их современником.

Вот сельский заезжий двор, в котором, возможно, останавливался Карл Бельман, вдохновенный певец, знавший душу народа. Может быть, тут он слагал свои песни, которые распевал потом с друзьями под аккомпанемент цитры. Их до сих пор поют в Швеции. Песня о бабочках, порхающих над лугами парка Хага, тоже сочинена этим чудесным певцом.

Он был беден, Карл Бельман, его даже засадили однажды в долговую тюрьму. Когда поэт почувствовал, что приходит его последний час, он собрал самых близких друзей и пел им до рассвета. Он пел о том, что прожил жизнь в прекрасной северной стране, среди благородного народа. Друзья плакали, слушая, как слабеет голос певца, они умоляли его отдохнуть. «Умру, как жил, — с песней!» — воскликнул он и запел в последний раз…

Вот старая сельская колокольня, и вокруг нее — могильные камни. А немного в стороне, под сенью зеленых буков, спит вечным сном доктор Артур Хаселиус: он просил, чтобы его и после смерти не разлучали с любимым детищем. Дом доктора тоже перенесен в парк с одной из стокгольмских улиц.

Обелиск над прахом основателя Скансена почти не виден с дорожки. К нему ведет едва заметная тропка, теряющаяся в траве. «Прохожий, остановись на минуту перед могилой Артура Хаселиуса с уважением и благодарностью», — просит надпись.

Бродишь из аллеи в аллею, из одной шведской провинции в другую, из столетия в столетие. Каждая провинция представлена самыми типичными для нее постройками, причем возле них посажены именно те деревья и кустарники, которые характерны для местности, откуда постройки привезены в Скансен. Вот чум кочевника-саами из полярного Норланда, и возле него — клочок голой каменистой тундры. Около усадьбы из провинции Даларна растут могучие ели. Ну, а вокруг построек из Вермланда шумят березки.

Вот ратуша, скромная, одноэтажная, с вырезанными из железа фигурками рыцарей и старыми часами, где стрелки ползут по деревянному циферблату. Неподалеку — школа. Тесная комната, под потолком керосиновая лампа, парты исцарапаны, изрезаны несколькими поколениями сорванцов.

Избушка бедняка с прислоненной сохой. Хижины лесорубов и смолокуров. Золоченый крендель, заменяющий вывеску пекаря. А рядом — дом богача, набитый пышной мебелью и дорогой посудой; при доме — мастерская для дутья стекла, которую тоже можно посмотреть в действии.

За два-три часа как бы совершаешь путешествие по всей Швеции, узнавая и ее историю, и ее природу.

У нас тоже есть музеи, подобные Скансену, — под Москвой в Коломенском, на Волге в Костроме, в древнем Суздале, в Прибалтике и в других местах. Большинство этих музеев под открытым небом отражает главным образом особенности отдельных уголков страны. А в Скансене — вся Швеция.

И в Скансене же мы снова нападем на след Нильса Хольгерсона. Пойдемте в ту часть острова, которая отведена под биологический музей. В нем свободой пользуются даже медведи. Они живут среди скал, за рвом, через который косолапому не перебраться.

Скансеновские топтыгины не похожи на грозных зверей. Они испод-халимничались, выпрашивая у посетителей разные лакомства: встают на задние лапы, умильно урчат и с невероятной ловкостью хватают на лету конфеты и куски булки.

Но нам надо не сюда, а к клеткам, где неподвижно восседают королевские орлы. Может быть, один из них — потомок Горго? Если это так, то гордая птица вполне могла бы рассказать нам, со слов родителей, о приключениях Нильса в Стокгольме.

В шведскую столицу мальчуган попал не по своей воле. Беднягу Нильса, путешествовавшего с гусиной стаей, поймал один рыбак и в ящике понес его к доктору Хаселиусу. Но старый музыкант Клемент, который по вечерам наигрывал на скрипке народные мелодии посетителям Скансена, взял Нильса себе. Разве не жестоко, рассуждал Клемент, показывать публике живого человечка вместе с медведями, орлами и лисицами?

Неизвестно, сколько бы прожил Нильс в Скансене, если бы не орел Горго. Мальчуган перепилил прутья клетки, в которой томилась могучая птица. Орел, оказавшись на свободе, схватил Нильса и полетел с ним на север, вдогонку за гусиной стаей.

Значит, и наш путь лежит туда же.