Из „вороньего гнезда“.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Из „вороньего гнезда“.

В рубке — навигационные приборы океанского корабля. На полированных панелях вспыхивают сигнальные огоньки.

У пульта — бывалый морской волк с седыми, пожелтевшими от табачного дыма усами. Он молча посасывает трубку.

Моряку скучно. Его корабль лежит на курсе, с которого невозможно сбиться. Если ручку машинного телеграфа резко перевести на «полный вперед», палуба не рванется из-под ног. Брызги, которые ветер бросает в стекла рубки, не оставят соли на губах: то лишь дождевые капли.

Рубка снята с океанского судна водоизмещением тридцать тысяч тонн. Ее перенесли на бетонную башню, корабельной мачтой высящуюся над Роттердамом. Чтобы вы сразу почувствовали, что это город моря, вас прежде всего поднимают сюда, в «воронье гнездо», к корабельному пульту.

Башня называется «Евромаст», и любознательный человек может узнать, что ее ствол был построен за 23 дня 1 час 59 минут. Затем любознательный идет в ресторан. Там, на стометровой высоте, он съедает котлетку или бифштекс, который поджаривают тут же, при нем, так что любознательный может видеть, как подрумянивается мясо.

Запивая еду пивом «Хейнекен», он любуется самым крупным портом мира.

Этот порт лежит далеко внизу и тем не менее подавляет своими размерами, числом кораблей, прижавшихся к причалам, огромными кранами. Не видно, где он начинается и где кончается.

Над Роттердамом поднимается башня «Евро маст».

. у подножия которой — крупнейший в мире порт

Роттердам принимает и отправляет в год свыше тридцати тысяч океанских кораблей. Они обмениваются грузами с двумястами пятьюдесятью тысячами речных судов. Эти речные суда по Маасу, Рейну, Ваалу и каналам связывают Роттердам с соседними странами: Францией, Западной Германией, Бельгией, Швейцарией.

С высоты птичьего полета и мы любовались чудо-портом. За нашей спиной седой моряк посасывал трубку. Светились глазки приборов. Что-то загадочно пощелкивало. На мгновение мы почувствовали себя если и не капитанами судна-гиганта, только что ошвартовавшегося в роттердамской гавани, то, во всяком случае, людьми, не чуждыми морю. Спасибо строителям «Евро-маста», что они не ограничились сооружением на башне ресторана, а подняли сюда корабельную рубку!

Потом лифт спустил нас с высот. Уже с борта прогулочного катера, юркнувшего в корабельную гущу, мы, задирая голову, читали имена надменных великанов, которые только что казались нам лилипутами.

В названиях и корабельных флагах предстала география всей планеты. Жаль, что в шуме гавани наши голоса не могли услышать на «Станиславском», «Коломне», «Рязани». Впрочем, со «Станиславского» в ответ на нашу энергичную приветственную жестикуляцию двое моряков помахали рукой.

Читатель, которому знакома карта Голландии, возможно, обратил внимание на некоторую странность: Роттердам, морской гигант, расположен… в стороне от моря! До побережья от него около тридцати километров.

Океанские корабли, мимо которых мы носились на катере, стояли в пресных водах реки Маас. Они пришли в порт по морскому каналу, прорытому в прошлом веке, и ошвартовались в искусственно углубленных гаванях: До Роттердама не могут доходить лишь самые крупные нефтеналивные суда. Для них возле входа в морской канал строится особый «Европорт».

Роттердам в начале 1969 года населяли 1 миллион 56 тысяч жителей. Он на 7 тысяч человек обогнал Амстердам, оттеснив столицу на второе место. Ни один-город Голландии за последние сто лет не рос так быстро. Больше всего своим ростом Роттердам обязан порту.

Если забыть о трагедии Роттердама и видеть в нем обычный голландский город, то при знакомстве с ним многое удивляет и обескураживает. Первые часы так было и с нами.

Где же каналы? Мелькнул один по дороге в порт, и только. В Амстердаме мы успели бы увидеть за первые часы уже добрых три десятка.

А мельницы? В путеводителе было сказано, что они сохранились лишь у древней гавани.

Зато сколько небоскребов! И названия у них — на американский лад: «Шелл билдинг», «Юнилевер билдинг». Но коробки из стекла и стали есть во всех крупных городах. А поскольку в Роттердаме совершенно не бросались в глаза ни мельницы, ни мосты, ни каналы, мы решили, что по внешнему виду это самый неголландский из всех голландских городов.

Позднее мы поняли свою ошибку. Роттердам вполне голландский город, но не старого, а нового времени.

… Конец прошлого столетия и начало нынешнего не принесли голландцам военных бурь и потрясений. Представители враждующих держав собирались в мирной Голландии на конференции и переговоры В Гааге при участии тридцати трех стран стали строить международный Дворец мира.

Однако не успели его по-настоящему доделать, как началась первая мировая война. Ее пожар пощадил Голландию. Страна объявила себя нейтральной.

Когда в 1939 году началась вторая мировая война, голландцы снова поспешили заявить, что они не присоединятся ни к одной из воюющих стран. Гитлер, в свою очередь, заверил голландское правительство, что его войска никогда не нападут на Голландию.

Но однажды в мае 1940 года роттердамцы услышали вой бомбардировщиков и разрывы бомб. Самолеты со свастикой шли волна за волной. Через четверть часа город и порт были объяты пламенем. Моторы в небе ревели почти весь день, и к вечеру центра Роттердама не стало.

Одновременно гитлеровцы пересекли границы Голландии.

На пятый день страну покинула королева.

Еще немного спустя генерал Винкелман, командовавший храбро сражавшимися против захватчиков голландскими войсками, приказал прекратить сопротивление.

Голландию заняла гитлеровская 6-я армия. Та самая, что позднее была окружена, наголову разбита и взята в плен под Сталинградом во главе с фельдмаршалом Паулюсом.

В Роттердаме есть всемирно известный памятник.

Его создал французский скульптор Осип Цадкин. Памятник называется «Растерзанный город». Трагически изломанная человеческая фигура в ужасе вздымает руки, как бы защищаясь от злого неба. У нее вырвана грудная клетка. Она кричит в исступленной немоте: не забывайте о том, что было! Помните о трагедиях городов, у которых вырвали сердце! Помните о погибших среди развалин, о тех, чья жизнь оборвалась внезапно и страшно!

В растерзанном городе было разрушено тридцать шесть тысяч зданий.

Утверждают, будто уже на четвертый день после бомбежки городские власти созвали инженеров, чтобы те подумали о восстановлении.

Роттердамцы начали расчистку развалин. Но гитлеровцы запретили эти работы: Роттердам перед войной конкурировал с немецким портом Гамбургом. Фашисты предпочитали оставить второй город Голландии в развалинах.

Однако упрямые роттердамские архитекторы тайком от оккупантов, в подполье, набрасывали планы будущего городского центра, который встанет на месте руин.

После окончания войны в Роттердаме начались большие работы. Земля, отвоеванная у моря, в этой стране издревле создавалась, рождалась заново. Роттердам тоже строили заново с упрямым трудолюбием бобров.

Сначала убрали и вывезли до последнего кирпича все обломки. Потом извлекли из грунта расшатанные бомбами многие тысячи свай, опору города, ставшую ненадежной. Затем забили новые сваи, засыпали ненужные каналы и возвели центр города по единому плану. Застроили его свободно, не теснили дом к дому, дали доступ воздуху и свету. И…

Памятник «Растерзанный город» напоминает о трагедии Роттердама разрушенного гитлеровцами

Но позвольте сначала напомнить вам первую фразу «Золотого теленка» Ильфа и Петрова: «Пешеходов надо любить». Эта мысль прочно обоснована авторами романа: именно пешеходы создали мир, и несправедливо, что, когда планета благодаря их стараниям приобрела сравнительно благоустроенный вид, появился автомобиль, завладел улицей, заставил пешеходов испуганно жаться к стенам домов…

Так вот, центр нового Роттердама, особенно Лейнбаан, его торговая часть, застроен с соблюдением заповеди о любви к пешеходам. Здесь запрещено движение всех видов транспорта, кроме детских колясок. Ходи себе неторопливо вдоль и поперек мостовой, вдыхай ароматы цветов, а не бензиновую гарь. Здесь пешеход — хозяин улицы. Для автомобилей же — черный ход, подземные подъезды к задним дверям магазинов.

Нам показалось, что это хорошо. Роттердамцы тоже так думают.

Теперь Роттердам как бы стремится во всем перещеголять и голландскую столицу, и соседние города Европы. На дороге, ведущей к нему, установлены телевизионные камеры, и полицейские с центрального пульта наблюдают, что делается на каждом участке трассы. Роттердам построил под рекой Маас один из лучших в Европе автомобильных тоннелей. В столице нет метро, и в ближайшее время его не собираются строить, а в Роттердаме уже начато движение по первым линиям подземки.

Мы сказали выше, что Роттердам — голландский город нового времени. А в приметах этого нового времени — и господство в стране крупного капитала, причем не только своего, голландского. В «большой четверке» гигантских монополий, как вы помните, английский и американский капитал занимает далеко не последнее место.

В книге «Счастливая Голландия», изданной на английском языке, мы прочли: «Американцы чувствуют себя в Роттердаме уютнее, чем в других городах страны». Наверное, так оно и есть. Здесь для них многое знакомо и привычно — небоскребы монополий, бары совершенно американского типа, надписи, составленные как бы с учетом американского пристрастия к цифрам: ствол башни построен за столько-то дней, часов, минут, при восстановлении города были извлечены сваи общей длиной 2407 километров, в порту действует 191,6 мили железных дорог. И далее в том же духе.

В Голландии с ее часто хмурящимся небом всегда любили яркие краски и широкие окна, открывающие доступ свету. Главный же универмаг Роттердама построен вовсе без окон. В нем есть лишь нечто вроде амбразур, как будто строители больше всего заботились о том, чтобы продавцы могли отстреливаться из луков и пищалей в случае нападения воинов герцога Альбы…

В городе работает много индустриальных предприятий. Здесь самый крупный в Европе маргариновый завод. Роттердамские верфи спускают на воду сотни кораблей. Несколько предприятий-гигантов перерабатывают нефть. Роттердам не только город «большого бизнеса», расположившего в его стеклянных небоскребах свои штаб-квартиры, но и рабочий город.

В самом центре Роттердама стоит толстенький господин, которого англичане называют «мистером Джоном», а французы — «мосье Жаком». Он снял шляпу и держит ее за спиной. Брюшко выпячено немного вперед, полная, несколько лукавая физиономия выражает упрямство.

Скульптор попытался воссоздать облик типичного роттердамца, как видно, человека себе на уме, преуспевающего в делах.

Другой монумент изображает рабочих. Один, по-видимому, докер, другой — строитель. Они уходят из дому, и ребенок прощается с отцом. Надпись на монументе напоминает прохожим: в борьбе люди становятся сильнее, ваше благополучие покоится на костях тех, кто уже не встанет, не забывайте о них, чтите их память.

«Мистер Джон», возможно, по-своему типичный роттердамец. Но боролись с оккупантами и поднимали город из руин вот такие, как эти двое рабочих.