Через озерный край — посуху

Через озерный край — посуху

Суда, идущие по Гёта-каналу, проходят через Венерн, Веттерн и Меларен, три самых больших озера Швеции. Главное же шоссе, ведущее из Гётеборга в Стокгольм, огибает только Веттерн и Меларен.

Когда в третий раз за последние годы мне предстояло путешествие поперек страны в ее столицу, я воспользовался междугородними автобусами и останавливался там, где было интересно.

Озерный край начинается сразу за окраинами Гётеборга. Те часы, пока автобус бежал к городу Йенчёпингу, по сторонам где-нибудь обязательно посверкивала спокойная водная гладь. Но только на горе у йенчёпинга я понял, почему Нильсу казалось, что если и на небе есть разные страны, то они должны голубеть тем же райским светом, каким сияет Веттерн.

Я увидел озеро не с палубы пароходика, а с высоты птичьего полета. Был солнечный день. Озеро бросало отсвет на темные еловые леса, на холмы, на крыши и башни города, вот уже восемь столетий стоящего на берегу Веттерна.

Иенчёпинг родина шведской спички. Теперь тут построены большие заводы, выпускающие бумагу, а также автомобили*, однако каждый по-прежнему увозит из этого города неизменный сувенир: набор спичек в красивых лакированных коробках. Не сомневаюсь, что, когда спички всюду выйдут из употребления, в Иенчёпинге их будут делать специально для туристов.

Некоторое время наш маршрут точно совпадал с тем, который мудрая гусыня Акка выбрала для своей стаи. Автобус катил вдоль берегов озера. Скалы нависали кое-где над шоссе, и прочные металлические сетки защищали его от камней, готовых сорваться с высоты.

В одном месте мы попросили шофера остановиться и спустились к озеру. Пожалуй, только байкальская вода еще прозрачней, чем здесь. В синеватой глубине были видны камни, и быстрые тени рыб мелькали над ними.

Когда мы покатили дальше, шофер, придерживая баранку одной рукой, взял в другую микрофон:

— Если уважаемые господа пассажиры хорошо знают географию — а я не сомневаюсь в этом, — то, возможно, они обратили внимание, насколько контуры этого озера похожи на очертания одного из датских островов. Случайность, может быть, скажете вы? Никоим образом! Вы знаете, что прежде шведы были очень бедны, настолько бедны, что, когда умер король Густав-Адольф, государственный совет решил не приглашать на похороны ни одного иностранца. Почему? В решении совета было записано: если они приедут к нам, то увидят нашу нищету. Так вот, однажды королевская дочь полюбила сына датского короля. Состоялась помолвка. Но где взять приданое, если королевская казна пуста? И тогда король сказал: «Вот тебе, дочка, кусок гористой земли, но только бери его с собой». Дочь так и сделала. Там, где она взяла землю, образовалась глубокая выемка, ее заполнила вода, и получилось это озеро. Датчане же опустили полученное приданое в море, и теперь у них есть остров Лангеланн… Но внимание: мы въезжаем в Хускварну!

Это был именно тот город, школьники которого не прочь были улететь вместе с гусями в волшебную страну, где нет ни книг, ни уроков. Затем мы проскочили еще один город, известный тем, что в нем вот уже триста лет выпускают замечательные конфеты «полька-грис», не похожие ни на какие другие. Они оказались чуть солоноватыми.

Так катили мы вдоль лазурного озера, и разноцветные паруса яхт- красные, оранжевые, желтые — самоцветами горели на нем в солнечных лучах. Промышленные городки чередовались со старинными замками и крепостями.

Одна из них оказалась подделкой: это был придорожный ресторан, построенный в стиле крепости, и сквозь его бойницы виднелись белые куртки официантов.

Возле города Мутала мы пересекли Гёта-канал. Из его тесного ложа как раз вышел на озерный простор пароходик. После пересечения Веттерна он преодолеет еще одну лестницу шлюзов и окажется в водах Венерна, самого большого из шведских озер. А у северных берегов Венерна начинается родина сказки, провинция Вермланд, знакомая мне› по прежним поездкам.

РОДИНА СКАЗКИ

Какой человек не любит родные места? Состарившись, он с нежностью вспоминает рощу, в которой гонялся за белками, речку, где пускал пузыри, учась плавать, школу, где впервые раскрыл букварь.

Провинции Вермланд особенно повезло — с ней связано детство нескольких крупных писателей Швеции.

Но можно ведь также говорить и о том, что писателям повезло родиться в Вермланде: с давних пор жителей этой провинции отличала склонность к поэзии и музыке. В деревнях летними белыми ночами парни сочиняли песни, а деревенские скрипачи подбирали к ним мелодии. Зимними вечерами старухи без конца рассказывали удивительнейшие истории, всяческие были и небылицы, и недаром Вермланд называли волшебным ящиком шведских сказаний.

В маленькой вермландской деревушке, в семье сельского священника, родился Эсайас Тегнер.

Крытый черепицей одноэтажный белый домик, похожий на тысячи других крестьянских домов Вермланда, служил приютом поэту и историку Эрику Гейеру. Современник Тегнера и его друг в студенческие годы, Гейер писал стихи и сам сочинял к ним музыку.

В Вермланде в 1858 году родилась и Сельма Лагерлёф, народная писательница Швеции.

Онй была учительницей школы для девочек в городе Ландскруне; там впервые попробовала сочинять сказки и обрабатывать народные легенды. Потом Сельма Лагерлёф написала первую большую книгу — «Сага о Йёсте Берлинге», в которой описывается жизнь вермландской помещичьей усадьбы в начале прошлого века.

Книга насыщена духом вермландских легенд и сказаний. Говорят, будто простодушные крестьяне даже упрекали писательницу в том, что она, мол, напечатала в книге разные истории, которые ей рассказывались просто так, а вовсе не для того, чтобы о них узнали добрые люди во всей Швеции…

«Сага о Йёсте Берлинге» прославила до той поры никому не известную учительницу. Одна за другой появлялись новые ее книги. Но когда Сельма Лагерлёф задумала написать для школьников о Швеции, то долго не могла приступить к делу. С чего, например, начать? Может быть, с рассказа о Вермланде?

И писательница отправилась в вермландскую усадьбу Морбакка, где прошло ее детство. Она увидела там полузаросший пруд, кладовые, хлева, колокол, сзывавший рабочих к обеду, голубей, летающих над голубятней.

Писательница шла к дому через сад, как вдруг услышала крики о помощи. Она поспешила на зов. Маленький человечек, ростом с ладонь, отчаянно отбивался от напавшей на него совы. Ну конечно, это был Нильс Хольгерсон!

Сова взлетела на дерево, а Нильс рассказал своей спасительнице удивительную историю о себе и о диких гусях. Осталось только записать ее — и книга, которой потом зачитывались ребята, была готова. Видите, как все просто!

… Белоствольные березы, синь озера за ними и двухэтажный старинный дом. Это и есть Морбакка, родное гнездо Сельмы Лагерлёф.

Писательница любила работать в домашней библиотеке, просторной комнате, где с потолка свисает хрустальная люстра, а на камине стоит старинный телефонный аппарат с высоким рычажком. Удобная кушетка для отдыха, пальмы в кадках, картины в тяжелых рамах — и книги, книги, книги.

Круглый стол в соседней комнате тоже завален книгами. Они лежат и на рояле, и на диванах вдоль стен.

,В этой комнате — большой портрет писательницы. Ей уже много лет, она кутается в белый шарф, ноги в домашних туфлях поставлены на красную подушечку. На шее — бархотка: такие носили в прошлом веке. Писательница изображена в последние годы жизни. Она умерла в 1940 году.

Сельма Лагерлёф прожила долгую трудовую жизнь. Ее книги, переведенные на тридцать языков, читали и читают десятки миллионов людей. Она была удостоена Нобелевской премии и избрана членом Шведской академии. А главное, она была человеком с большим сердцем, любила людей, верила в них, верила в их духовную красоту и как могла и умела до конца своих дней боролась против того, что в ее глазах было злом и несправедливостью.

Равнины и холмы Вермланда, его леса и луга с сочной сеяной травой спокойны, величавы и располагают человека к задумчивости, мечтательности.

В тихую погоду Венерн отражает шпили ратуш и черепичные кровли маленьких городков, занявших его берега. В штормовые дни озеро бьет волной в серые гранитные глыбы набережных, и пароходики спешат укрыться в бухтах.

К Венерну несет быстрые воды река Клар-Эльв. Сколько бревен пригнала она в заводи, откуда цепкие железные когти тащат их в дробилки целлюлозно-бумажных фабрик! Уже сильно поредели березовые и еловые леса Вермланда, а машины не знают отдыха: давай, давай!

Не только шум дробилок нарушает патриархальную тишину родины Сельмы Лагерлёф. «Вермланд — это страна чудес, сказок и романтики, — прочел я в одной шведской книге. — Но он имеет и свою прозаическую сторону. Небогатые рудники баронов прежних времен выросли в огромные предприятия, продукция которых известна во всем мире».

День и ночь работают заводы Бофорса, вырабатывая сталь, снаряды, пушки, танковую броню, взрывчатые вещества. Швеции не нужно так много оружия, но его охотно покупают другие капиталистические страны.

Это уже не сказки и не романтика, а проза Вермланда.

Швеция делится на двадцать четыре губернии, или лена. Вермланд- один из них. Есть еще в Швеции «ландшафты»-прежние исторические провинции, границы которых не всегда совпадают с границами губерний — ленов. Например, в провинции Сконе два лена, а в Смоланде — даже три.

Швед скажет: «Этот город в Смоланде», «Я проведу отпуск в Сконе», — и не упомянет названий ленов. Мы ведь тоже говорим: «Я родился на Урале», «Поедем на каникулы в Поволжье».

По поводу соседнего с Вермландом лена Скараборг, занимающего широкий перешеек между Венерном и Веттерном, острят, что он состоит из полей овса и жидко-голубого неба над ними. Лен Эребру, который мы пересекаем затем по дороге от озера Веттерн к Стокгольму, по-моему, почти не отличается от Скараборга: то же бледно-голубое небо и желтеющие поля, среди которых разбросаны темно-красные деревянные хутора и старинные каменные дома помещичьих усадеб Город Эребру, центр лена, мог бы изобразить на своем гербе башмак: он издавна славится производством обуви. Здешние сапожники обували королей и королев.

Посреди города высится древний замок, и я обязательно рассказал бы о нем, если бы впереди, по дороге к шведской столице, не было еще более знаменитого замка.