На ферме, где варят сыр
На ферме, где варят сыр
Настоящий голландский домашний сыр» — красовалось на указателе у обочины бойкого шоссе.
Боковая дорога привела нас в деревню, на окраине которой стоял старый дом зажиточного крестьянина. Все тут было спрятано под одну общую крышу- и жилье, и надворные постройки.
Любопытно, что общую кровлю возводит над двором и сибирский крестьянин в низовьях Енисея. Сибиряк спасает свое добро от зимних заносов. Без защиты сверху его двор так завалило бы снегом, что для прохода в хлев понадобилось бы рыть траншею. Голландец же защищает двор от частых дождей.
Фермой владела вдова, которой помогала дочь, миловидная тоненькая девушка в вельветовых брюках. Хозяйка вышла к гостям, строго поглядывая сквозь очки в толстой роговой оправе. Мы бы не сказали, что глаза ее источали радушие и гостеприимство. Она обратилась к нам, а дочь перевела:
— Вы знаете, что у нас нет колхозов?
— Да, слышали об этом…
— Но у нас есть кооперация.
Хозяйка добавила, что в Голландии сельскохозяйственная кооперация существует с прошлого века. Через свои кооперативы фермеры получают удобрения, машины и сбывают продукцию полей и скотных дворов.
— Но у каждого своя земля, свой скот, — продолжала хозяйка. — Это не похоже на ваши колхозы, вы понимаете?
Мы прекрасно понимали. Кооперативы фермеров в капиталистических странах прежде всего помогают тем, кто богат. У кого больше земли, больше скота, тот и верховодит всеми делами. Богачу легче получить через кооператив кредит в банке для расширения своего хозяйства.
Владелица фермы, поручив нас дочери, с достоинством удалилась.
— Теперь мы будем смотреть, как делается настоящий, не фабричный голландский сыр. — Девушка распахнула дверь в сыроварню. — Его варят только летом. Летний сыр гораздо вкуснее зимнего.
Чистота сыроварни, наверное, удовлетворила бы придирчивого хирурга, готовящегося к операции. Все блестело, все сверкало, все было начищено, натерто, надраено. Хотелось снять башмаки, как у входа в мечеть, и ходить в одних носках по цементному полу сыроварного святилища.
Дочь хозяйки — ее звали Мария — сообщила, что на ферме варят сыр только из молока, которое надаивают от своих двадцати восьми чистопородных коров. Каждая дает двадцать литров в день.
На голландской ферме можно увидеть коров, пасущихся на бывшем морском дне. Корабль скользит по каналу выше их пастбища.
— Кто же ухаживает за скотом?
Мария на секунду замялась:
— Родственники.
Наверное, ей не хотелось заводить разговор о батраках с иностранными гостями, да еще приехавшими из такой страны. И она стала подробно рассказывать, как сырная масса сначала кладется под пресс в деревянные формы, выложенные внутри полотном, затем на три дня погружается в соленую воду, после этого выдерживается три месяца, наконец, опускается в парафиновую ванну, где и образуется внешняя оболочка или корка.
— Такой сыр не портится два года. Вы можете купить головку и сами убедиться.
В соседнем помещении на полках лежали сотни красных круглых сыров разных размеров. Мы купили самый маленький, чтобы он не занимал много места в чемодане. Эта головка пролежала у нас в Москве около года. Разрезали — свежий, превосходный сыр!
Мария оказалась любезнее своей матери. Она провела нас по всей ферме. Под крышей было полутемно, ветер свистел в узких незастекленных окошечках. Двор был вымощен маленькими красными кирпичами- и хоть бы одна выбоина!
— Мы пройдем через комнаты, хотите?
Большая комната с развешанными по стенам синими тарелками с изображениями мельниц и кораблей была обставлена современной мягкой мебелью с зеленой обивкой. В глубоком удобном кресле сидела старушка и вязала.
— Это бабушка, — сказала наша провожатая и стала что-то быстро говорить старушке по-голландски.
Мы поняли лишь слово «Россия». Бабушка внимательно посмотрела на нас и, кивнув величественно, словно королева, произнесла одно слово.
— Бабушка приветствует вас в нашем доме и желает вам приятного путешествия, — по-видимому, несколько вольно перевела внучка. — А здесь бабушка спит.
Бабушкина постель располагалась в таком же шкафу-кровати с закрывающимися на ночь дверцами, какой мы видели в домике Петра. Однако неподалеку от этого домашнего памятника старины стоял телевизор «Филипс».
В кухне за общим столом три здоровые розовощекие девицы с аппетитом уплетали суп. Это, конечно же, были родственницы…
Позднее мы побывали еще на трех фермах, а обработанные поля и пастбища мелькали перед нами почти ежедневно: они всюду тянутся вдоль дорог. При этом мы нигде не видели покосившихся заборов, неубранных куч навоза, засоренных сорняками хлебов, запущенных лугов, хилых коров и хотя бы небольшие пустоши.
Голландцы удивительные земледельцы и скотоводы. Из засоленной жижи бывшего морского дна, из дрянных болотных почв они своими руками создали землю, с которой собирают такие урожаи, какими могут похвалиться лишь очень немногие страны мира, да и то расположенные в других климатических поясах. По надою молока от коров, пасущихся на бывшем морском дне, голландцы прочно держат мировое первенство. У них — половина всех парников и теплиц земного шара. Это покажется неправдоподобным, но голландцы продают выращенный под стеклом виноград в такую южную страну, как Италия.
Вспомните о невероятной плотности населения Голландии — 379 человек на квадратный километр, — и вы можете представить, что земли здесь хватает не для всех, кто хотел бы ее обрабатывать. Разорившиеся крестьяне либо нанимаются в батраки, либо уезжают в другие страны, особенно туда, где еще много неосвоенных земель. За послевоенные годы около полумиллиона голландцев эмигрировали в Канаду, Австралию, Новую Зеландию и Южную Африку.
Но почему бы им не остаться дома, чтобы поселиться на новых польдерах, которые отвоевываются у моря?
Потому, что новая земля сдается в аренду только большими участками, за которые приходится дорого платить. Тут с первых дней нужны машины, насосы, много удобрений. Нужно строить дом, рыть канавы.
Все это требует денег, денег и денег. И если безземельный крестьянин селится на новом польдере, то лишь как рабочий богатого фермера. Но чаще он предпочитает скопить денег на билеты и попытать счастья в чужих странах.