Лихоносов Виктор Иваноич

«Я пишу только о том, что люблю…»

Виктор Лихоносов, (Краснодарский край)

Все началось с книги «Люблю тебя светло». Она простая и невероятно честная, глубокая и о любви: в общем, этот рассказ – что надо. Виктор Лихоносов – именно о нем мы сегодня и поговорим – написал эту и еще целую уйму классных историй.

Этот известный на всю нашу страну (и не только) автор, проживающий в одном со мною городе, известен тем, что пишет прозу правдивую, и настолько, что может делать это также честно, как и говорить абсолютно на любые темы. Понятное дело, времена советских запретов и пропаганды давно минули, но даю сто к одному, есть у меня ощущение, что и в те недалекие деньки Лихоносова мало волновало, что говорить можно и что нельзя. Он попросту не стал бы таким мастером слова, и мы, читатели, первые бы это почувствовали. Аргументом моему утверждению стоит считать нашу с автором встречу, которую мы с ним организовывали около месяца и не так давно все-таки увиделись и поговорили немного обо всем на свете.

А дело было так. После довольно долгой переписки и все новых назначенных дат нашей с Лихоносовым встречи, находились все новые причины к тому, чтобы мероприятие всякий раз срывалось. Виктор Иванович живет в Краснодаре, который назвал маленьким Парижем и о котором рассказал в известной книге, так что проблем встретиться с ним почти вроде и не было. Признаться честно, я, конечно, держал в голове, что помешать разговору с ним может просто его нежелание или вечная занятность, но писатель Лихоносов оказался на редкость доброжелательным человеком, и с этим проблем у нас не было. На первое мое письмо, назначая встречу он ответил так: «Звоните в редакцию, расписание жизни моей смутное». Должен сказать, что фразы такие при переписке встречаются крайне редко, как и умение современных литераторов писать так, как говорят и говорить так, как пишут. Со времен великого Гете, которого заботливые родители приучали сызмальства именно таким навыкам, прошла чертова уйма времени, но повторюсь еще раз – нынче это редкость.

В общем, встреча наша все же состоялась. Это было в самом разгаре Кубанской осени. Время опавших листьев и порывов холодных ветров, которые ни один синоптик в мире спрогнозировать не сможет, но от этого, я вам доложу, вовсе не легче. Утром в тот день было холодно, и свитер в комбинации с пиджаком меня здорово выручали. Однако, все это продолжалось ровно до обеда, когда южное солнце снова вылезло из-за туч, видимо вспомнив о своих прямых обязанностях в нашей климатической зоне, и вновь не начало палить так, что пиджак мой начал уже липнуть к свитеру, а тот – к рубашке. В общем, не надо объяснять, что потеть по такой погоде не лучшее удовольствие, и что подобные прогулки быстро заканчиваются у ближайших аптек и в поликлиниках. К счастью, болею я редко, но еще реже имею возможность поговорить с такими писателями как Лихоносов, в общем, сейчас, как вы понимаете, тороплюсь, что есть сил, и черт с ней, с погодой.

Сегодня Виктор Иванович возглавляет редакцию «Родная Кубань». Здесь выпускают «Литературную газету» и одноименный журнал, где можно прочесть замечательные рассказы авторов родом из 70-х и почти никогда не встретить работы писателей нынешних. Почему и как – мы еще поговорим об этом, а пока я, сверив адрес редакции, захожу в здание представителя президента в Краснодарском крае и здороваюсь с охранником, сидящем за стеклом проходной.

– Нет, редакции здесь нет! Здесь представитель президента! – ответил он. Последние два слова он вероятнее всего любит повторять на рабочем месте как ничто другое в жизни, тем более, что скорее всего этот грозного вида парень вряд он имеет возможность делать это часто, как хотелось бы, потому как путать это здание с редакцией отваживаются немногие уж точно.

Немного раздражает, особенно когда торопишься к важным и нужным людям, эта вечная проблема нашего города, связанная с адресами и табличками на фасадах домов и зданий, которые почти всегда имеется в любых навигаторах и почти никогда – на самих зданиях. Думаю, какой-нибудь любитель пролезть в депутаты мог бы легко сделать на этой проблеме кампанию и реально помочь городу почти бесплатно, используя то, что называют «личной инициативой». Но, сейчас даже злиться времени у меня почти что и нет, и я обхожу здание с тыльной стороны. В итоге, нахожу коридор с офисными помещениями, где на одной из дверей вижу табличку с надписью: «Родная Кубань».

– Добрый день, разрешите?! – сказал я, постучав как обычно в полуоткрытую дверь.

– Да, да, секунду! Подождите, я сейчас! – ответил голос сгорбленного немного человека, сидящего в конце кабинета и печатающего что-то в редакторе. Я сразу понял: это Лихоносов. Он был одет в серый пиджак, и копна седых волос спадала каскадом на плечи, как водопад, делая его именно таким, каким я и представлял, просматривая совсем недавно фотографии из его бесчисленных биографий и интервью, которые, кстати говоря, просто обожаю и читаю запоями.

Я стоял, переминаясь с ноги на ногу (как и принято делать гостю при таких условиях), а кумир многих тысяч читателей стучал по клавишам все быстрее и быстрее. Работает Лихоносов вдумчиво – это видно сразу, а что особенно приятно было отметить, «слепым» набором текста, он, как и я, явно не владеет. Я подумал тогда, как же всем нам нравится отметить иной раз подобное сходство, особенно, когда кто-то явно лучше тебя сейчас, но ты с ним человек одной профессии и вроде как вы на равных и все свои.

Над рабочим столом Лихоносова висит икона, справа от него – пустой стол с коробкой печенья, еще правее – старинный шкаф, на самом верху которого, под потолком, свисает и пугает любого вошедшего сюда старый добрый самовар – элемент декора. Вид у старомодного чайника внушительный, но еще более внушает страх свисающая с него позолоченная медаль.

Кабинет писателя больше похож на такой благоустроенный коридор, в котором имеется еще 3 рабочих стола и тумба. Но все они сейчас пустуют, наверное, в редакции просто обед. Я по-прежнему стою в дверях, слева от меня прямо на столе стоит внушительных размеров холст, обрамленный золотистым багетом. На нем изображена удивительной красоты маленькая девчонка и рядом – еще одна красотка, но уже моложе. Жаль, но я не запомнил название картины, как всегда забываю что-то важное, когда этого важного слишком много. А сегодня – именно такой случай.

– Проходите, присаживайтесь, – сказал вдруг Лихоносов, пока я любовался полотном русского художника, имя которого забыл почти сразу же.

– Спасибо, Виктор Иванович, я к вам ненадолго, так – задать пару вопросов и все, – сказал я…

Никаких вопросов специально к встрече я не готовил, потому что знаю наверняка: коль уж ты прочел о человеке все и даже все интервью с ним прочел с удовольствием, то даю сто к одному – уж точно вам будет, о чем поболтать и чего спросить. Вот я и спрашивал, а потом еще, и еще. Мне много чего хотелось узнать о нём. Например, как рожденный в Сибири и живший в Керчи, далее проведя столько лет на Кубани писатель, кем же он себя больше чувствует? И знаете, он мне ответил, что все же он сибиряк, истинным южанином себя так и не почувствовал, а вот сердце его и душа – навсегда остались в Крыму: там похоронена его мать. Я задавал вопросы и о детстве, зная, как с возрастом это вопрос неприятен, как неприятен с возрастом и сам возраст и воспоминания о прошедшей молодости, но все же я находил слова и прямо спрашивал и об этом, да и вообще обо всем, что мне было по-настоящему важно. И он отвечал мне также прямо и вежливо, а еще – всегда честно. Глаза у Лихоносова глубокие и вроде немного усталые, но стоит коснуться любой важной темы, и они вспыхивают тут же, как бенгальский огонь в момент, когда искры полетели.

– Молодые не пишут сейчас о любви, не пишут так, чтобы была глубина… знаешь, да их похоже вообще ни черта не волнует! Не пишут, как они в девушку влюбились, например, понимаешь? – сетует Виктор Иванович.

– Похоже, что да… – отвечаю я.

Мой собеседник почти все время не умолкает, разговаривать с ним и правда интересно, а я только и успеваю вставлять в беседу свои вопросы и конечно спрашиваю про ту самую книгу «Люблю тебя светло», ведь писал он ее примерно в моем возрасте. И говоря о ней, глаза его снова вспыхивают уже с удвоенной силой и буквально светятся в полумраке кабинета-коридора.

– Конечно, вспоминать молодость, любовь, и вообще быть молодым, это же и есть самое прекрасное! Да, я часто мысленно туда возвращаюсь… – говорит писатель. И видно, как одновременно с ответом он вспоминает обо всем этом и, наверное, мечтает вернуть то, чего никогда уже не будет и что в памяти для всех нас куда роднее, чем все остальное вместе взятое…

Позволю себе немного отступить от обсуждения непосредственно нашей с Лихоносовым беседы и вернуться к ней немного позже, чтобы рассказать хотя бы вкратце о биографии этого человека и о некоторых памятных днях его удивительной жизни. «Еще один маленький, но довольно-таки большой вопрос», – как сказали на собрании в фильме «Гараж».

Виктор Иванович Лихоносов родился 30 апреля 1936 года, как говорят официальные источники. Дело было на станции Топки. Это памятное место расположено на территории современной Кемеровской области.

Судьба Виктора Лихоносова с самого раннего детства обещала стать непростой. Да, для тех лет она была, к сожалению, почти что рядовой, но все же потеря родителя в любую эпоху – вряд ли все это называется обыденным случаем и всегда несет отпечаток на всю дальнейшую судьбу человека. Будущий писатель рано теряет отца, а горести тех лет и непосильный труд матери-крестьянки оптимизма тогда еще совсем еще мальчику уж точно не добавляют. Детство любого – это спасительный круг в схожих с лихоносовскими бедами условиях, однако никто и никогда, даже лучший психотерапевт всех времен, не сможет сказать точно, что чувствует детское сердце. Это я знаю на примере моего собственного сына, который спустя уже более двух лет после моего развода с женой переживает так, что будь здоров… это я знаю на примере многих людей, кто рано потерял родителей и стал будто чуждым этом странному и злому миру. Да, наверное, это все знают и понимают, кому люди искренне интересны, и кто умеет сопереживать по-настоящему…

Детство и юность будущего писателя прошли под Новосибирском, и в разговоре со мною, отвечая на вопрос: кем же он себя больше ощущает, прожив много лет на Кубани и немало в Крыму, все же он по-прежнему считает себя сибиряком. Но все это сейчас, когда Восьмидесятилетний литератор говорит это, делая паузу в своей живой и напористой речи, что конечно говорит об особой важности вопроса и о тех днях, что мы с возрастом редко вот так можем достать из памяти и искренне выложить перед незнакомым нам человеком. Не знаю, чем я так расположил к себе этого мастера слова, но все, что он говорил, было сказано очень по-честному, и ни в одном прочитанном интервью с его участием я не встречал ни строчки об этом, ни тем более – сказанного так искренне.

Думаю, никто не будет против, если мы теперь приступим к главному. То есть перейдем сразу к юношеским годам писателя Лихоносова, когда все и началось в его взрослой уже жизни и, конечно – становление его как писателя и позже – литератора.

В 1956 году молодой парень Виктор поступает Краснодарский педагогический институт на историко-филологический факультет. Там он обучается до 1961 года и получает диплом. Почти сразу же работает учителем в Анапском районе, что на побережье Краснодарского края, и куда любят приезжать наши сограждане с детьми. Многие сограждане говорят, что лучшего чем Анапа детского курорта не сыскать на всем Черноморском побережье по сей день. Не знаю, насколько все это правда, но в тех краях и я бывал со своим сынишкой, и должен сказать, – пляжи там везде песчаные, и детворе в общем-то есть, где разгуляться. Кстати говоря, затронув тему современных властей, которую человек возраста Лихоносова не имел права обойти стороной, писатель был сильно раздосадован проектом новой платной трассы в сторону все той же Анапы. Помню я покачал немного головой в знак солидарности и ответил Лихоносову:

– Это да, наверное, неправильно все это, хотя… думаю, вы правы – не всем по карману будет этот новый дорожный рай, но, Виктор Иванович, почему вы так сокрушаетесь по поводу платных трасс именно в этом самом Анапском районе, у вас там родственники или дом?

– Да нет, просто сам факт! Ты понимаешь, ведь в советское время такого беспредела не допустили бы совершенно, знаешь почему?

– Нет, – ответил я.

– Да просто тогда и правда была власть народа, – сказал писатель.

Признаться честно, на момент нашего со знаменитым писателем мини-интервью (больше похожего на дружескую беседу) о его работе учителем в тех краях, я – ни сном ни духом, но теперь понимаю, что раз уж он повторял слово Анапа не один раз, значит – все это не просто так. И так происходило со всеми местами и вообще со всем, о чем я его спрашивал. Будто каждый эпизод и каждую встречу в жизни он переживает куда ярче других, и ему и правда не все равно, о чем он говорит. Думаю, если ему что-то не интересно, он просто не станет это с вами обсуждать. Мне, как выяснилось из нашей примерно часовой беседы, сильно повезло: беседа наша ему явна нравилась.

В 1963 году в журнал «Новый мир», который возглавляет известный тогда на весь Союз, и сегодня каждому школьнику писатель А. Т. Твардовский, приходит рассказ Лихоносова «Брянские», его первая серьезная работа. И не просто поступает на рассмотрение великому классику и уважаемому редактору того знаменитого издания, а почти сразу утверждается им, причем с самыми лестными отзывами и признаниями таланта молодого писателя, Виктора Лихоносова. В 11-м номере «Нового мира» единогласно соглашаются напечатать лихоносовский рассказ, и с того памятного дня жизнь молодого литератора меняется навсегда. Он буквально прогремел на всю страну, и этой работой было положено начало большого пути в мир профессиональной литературы. Один за другим печатаются его повести и рассказы в ведущих журналах столицы и всей России: это и «Вечера», и «Чистые глаза», это и «Осень в Тамани» – лиричная и необыкновенно образная история, которая каждому придется по вкусу и, я уверен, каждым читателем будет воспринята по-своему…

Знакомясь с творчеством нашего героя, мне пришлось не просто перечитать уже и так знакомые ранее повести и рассказы, но также посмотреть на них немного под другим углом. Благо сделать сегодня все это, используя интернет и его необъятные запасы информации, особой проблемы не составляет, тем более, что я свою работу обожаю. К примеру, мне попадались несколько толковых интервью, где были по-настоящему глубокие вопросы, а не из серии «как вы стали писателем?» и также пара диссертационных работ, что обычно вызывают образ полнейшей скуки, но на деле оказались весьма даже к месту и вполне читабельными. В общем, главным в этом всем оставалось что-то вроде поиска среднего в умах и восприятии читателей творчества Лихоносова. Это делалось для того, чтобы исключить мои ошибки в предположениях, которые иногда меня немного пугали. Все дело том, что похоже, Лихоносов – это вечный странник (каким я его начал считать, знакомясь с его прозой) и одновременно вечный художник-собиратель, которые как известно в своих рассказах-полотнах и далее в жизни все чаще возвращаются к формам «вот раньше было лучше и это было здорово…» и, как мне казалось, – все это порочный круг…

Знаете, любая сфера и любое знание перемалывается жерновами времени, и как по мне, не всегда в этих жерновах просеивается все. Это я к тому, что, взрослея, я и сам не прочь вдруг начать вспоминать еще недавно прошедшее время с тем, чтобы рассказать тем, кто хоть чуточку младше, как и что было тогда и в эти недалекие времена, и что сейчас не совсем правильно. Представьте теперь все это в уме 80-ти летнего вечного странника Лихоносова, отвечающего на мои вопросы, меня – 32-х летнего его визави.

– Да, не пишут сегодня так… так чтобы знаешь…

– Глубоко?

– Да, именно! Не пишут так, чтобы сердце стучало быстрее, понимаешь?

– Очень даже с вами согласен, – отвечаю я и думаю, что фраза, вероятно, подобрана верно.

Лихоносов отвечает на любой вопрос и параллельно с ответом охватывает все и вся: от «Люблю тебя светло» и его тогдашнего состояния души (было это, напомню, когда он находился примерно в моем возрасте) до проекта «этих чертовых», как он выразился, платных трасс до Анапы. И он, то смотрит мне прямо в глаза, в которых я вижу слишком много, чтобы не суметь угадать – долго он так смотреть на меня не будет, то отворачивается градусов на 30-40 правее и, уставившись в точку, бурно продолжает свой страстный монолог. Мне нравится такой стиль общения, так почти всегда делают умные и глубоко мыслящие люди, которым есть, что сказать, и кто при случае многое скроет, правда, это только в случае, если напрямую вас это не касается.

Еще импонирует в Лихоносове очень тонкая и, я уверен, не всегда видная незнакомому с ним и его прозой собеседнику, особая связь его произведений и всего того, с чем пришлось столкнуться автору за эти долгие 80 лет жизни. К примеру, всего несколько фраз о Кубани и Сибири, и, конечно, о Тамани, где похоронена его мать, и это же место он считает, напомню, самым родным – об этом всем он рассуждает вскользь, но также искренне. Мне, как и любому почитателю родных мест, не очень понятен его ответ относительно того, как же человек, проживший столько на Кубани и отдавший столько творческой энергии на описание быта и людей здешних мест, и правда, непонятно, почему же он так и не почувствовал себя настоящим кубанцем?..

– Ты понимаешь, люди какие-то стали поверхностные!

– Ну да, – отвечаю я. – По моим наблюдениям, Виктор Иванович, жители холодных краев вообще более вдумчивые – по крайней мере, они так выглядят – и может, их немногословность и создает такое впечатление. – Но все же, речь немного не об этом, я имею в виду, кем вы себя больше ощущаете там, в глубине души?

– Я сибиряк, – ответил Лихоносов, вздохнул и добавил. – Но сердце мое в Тамани!

Вот так вот… и загадочно, и точно, и вроде искреннее, и вроде не подкопаться к нему больше, не выудить ничего, – думаю я сейчас, смотря в его выразительные и задумчивые немного глаза. Наверное, у его друга из рассказа «Осень в Тамани» были в жизни глаза точь-в-точь такие же, а может, еще и нет – все ж таки с возрастом взгляд меняется – рассуждаю вновь я про себя и с ужасом понимаю, что Лихоносов разошелся так, что сам начал задавать себе вопросы и по большей части те, которые я как раз хотел спросить у него, но он все сделал за меня. Мне было немного неловко за то, что я позволил себе в тот момент воспользоваться ситуацией и, зная наверняка, что писатель рассказывает мне все про себя явно с большим желанием, подумать сейчас про себя также обо всем, но своем…

В таких текстах, как «Люблю тебя светло» или «Элегии», да в том же «Нашем маленьком Париже», равно как и, наверное, во всех лихоносовских рассказах чувствуется та самая единая линия, или авторский стиль, который и отличает великих мастеров прозы, пишущих очень разные по содержанию книги, но будто связанные в одну большую историю жизни. Думаю, не ошибусь, если предположу, что пылкий собиратель историй из жизни Лихоносов пронес этот свой лиризм сквозь все написанные работы не специально, а, просто чувствуя постоянную тревогу и тоску, помноженную на огромную любовь к людям и к жизни в целом. Он напоминает и Бунина, и Паустовского, быть может, и Платонова, и всех писателей, вроде этих, но сейчас, делая паузу, он вдруг посмотрел на меня и сказал:

– Конечно, наши авторы хороши, ну а как же Хэмингуэй? А Лондон, а Фитцжеральд?

– Что-то, Виктор Иванович, вы читаете американцев?! – спросил я.

– Конечно! Эти не боялись, правду говорили, да и время какое у ребят было?! – ответил он.

Не скрою, после таких слов, я тут же разомлел от удовольствия и от радости, как всякий раз делаю, не ожидая от моих визави чего-то родного и общего, теперь хочется болтать и болтать с этим человеком, о чем угодно и сколь угодно долго. Я очень люблю и учусь всех тех, кого он перечислил только что, и кого я тут же добавил в этот ряд как на духу: Лондона, Шоу, Уэлса… После каждой этой фамилии Лихоносов благосклонно и с нескрываемым удовольствием кивал, что сделало нашу беседу еще приятнее и памятнее.

Теперь мы Лихоносовым почти друзья, он, снова не дожидаясь вопроса, сам начинает оживленно говорить сразу обо всем, а у меня снова возможность слушать его и одновременно анализировать всплывающие сейчас в памяти отрывки работ писателя и всего того, что я узнал об этом человеке за последние несколько недель. Виктор Иванович, как видно, весьма глубокий аналитик, и даже в самых откровенных его чаяниях я не услышал чего-нибудь циничного или откровенно озлобленного в адрес хоть кого-нибудь, включая современную власть. Он самобытный писатель, и, как мне кажется, тот факт, что Лихоносов сегодня явно недооценен (а количество знающих о нем современных читателей – лучшее тому подтверждение), и это только по одной причине: он писатель исключительно своего времени. Точнее даже сказать, что он пишет сегодня о том, что в сегодня и происходит, не забывая, что это нужно делать и ответственно, и с нацелом на будущих читателей, которых частенько интересует правда, происходившая не так давно или десятки лет тому назад. «Наш маленький Париж» – это как раз и есть, как мне кажется, подтверждение моего вывода, о чем вы можете сами прочесть и удивиться, насколько образно и как точно рисует этот художник и мастер слова все происходящее вокруг себя, и даже других.

В последних статьях, которые можно прочесть на страницах «Родной Кубани» Лихоносов много рассуждает о сохранении культурного наследия и советует бережнее относится к предметам старины. Не требует, а именно советует – это еще одно феноменальное качество и навык, доступный единицам, не имеющий ничего общего со всякими дипломатиями, и скорее, дар этот дается людям по факту рождения. Он приводит пример варварского с его точки зрения и просто нерадивого – с точки зрения моей, отношения ко всему тому, что мы частенько выбрасываем при сломе, к примеру, старого сарая или станичных построек у бабушки в гостях. Лично я с удивлением почувствовал, что он прав на все сто, потому как немногие, повзрослев, стали думать об этом всем так же, равно как и интересоваться собственными корнями и, конечно, гордится ими и своей родной землей. Об этом тонкой линией говорится в его прозе и это одно из больших его достижений, потому как проза любого хорошего писателя, кроме как развлекать (это очень важно и не стоит недооценивать этого фактора), наверное, должна также приносить практическую пользу – то есть учить чему-то или хотя бы заставлять задуматься нас о жизни и собственных поступках, правда ведь?

И теперь главное, что лично мне в прозе Виктора Лихоносова импонирует и что получается у него на редкость хорошо. Всегда хорошо. Вот, взгляните – это отрывок из «Люблю тебя светло»:

«Вот здесь я стоял прошлый раз. Посреди улицы, в тумане, в полночь. Вон там, в бедном ларьке, я покупал селедку и бутылку водки, чтоб попрощаться с хозяевами. В клубе я сидел в уголке и следил за скучным гармонистом, пиликавшим три раза в неделю за небольшие деньги. А под горою за садом я писал письма и ощущал окрестное так, будто расстался с жизнью. Разве мало по России похожих лугов и разве не нашлись бы, казалось, у тебя самого те же слова, разве не носил ты их в себе где-то по другим полям и почему-то вдруг не сказал, не запомнил? И разве дом с табличкой менее обыкновенен, чем соседние, и не та, что ли, жизнь, не те, что ли, люди пережили длинные годы? Но отчего же затмило сознание и отчего же не в силах представить живые подробности, не слышишь будничного голоса певца, не видишь его простым, как слышишь и видишь друга? Не мог и не смогу я представить великих в обыкновенной одежде, в быту. Вот и теперь летит над лугами, над тысячеверстной зеленой русской равниной чистое небесное диво России, впервые закричавшее в ногах у матери в конце века».

Вы прочли описательную часть безусловно влюбленного человека. Не знаю почему мне так кажется, и я даже почти в этом уверен, но умение не только Лихоносова, но и вообще любого хорошего писателя описывать окружающую тебя действительность в случае влюбленности становится куда поэтичнее и точнее.

В этой нашей с вами беседе о Викторе Лихоносове я нарочно цитировал мастера прозы минимально, потому что считаю, что в случае с ним, разбор текстов – это полная бессмыслица. Разбирать его красивые диалоги или описания – это работа критиков (если на это кто-то и впрямь всерьез отважится), лучше уж передам собственные впечатления о нем и его работах, – примерно так я и думал, начиная писать эту статью.

В одном из интервью, когда Лихоносову, наверное, уже в тысячный раз задали очередной вопрос-клише из разряда любимых журналистских вопросов о том, как он пришел в писательство или наподобие их, Виктор Иванович ответил на редкость нестандартно и точно. Он сказал, цитирую: «Я пишу только о том, что люблю» и далее заявил, что «Люблю тебя светло» написал от наивности. Именно так он и сказал! Никто и никогда в интервью не отвечал так на вопрос, по крайней мере, я таких записанных бесед не встречал. От наивности – именно, – все правильно сказал Лихоносов и именно этим словом характеризуется чувство влюбленного во что угодно любого создающего или созидающего человека. И это прекрасно!

А уже в другой беседе Лихоносов заявил однажды, что быть писателем он стесняется. Не знаю, точно ли это и так вот прямо он и ответил, или журналисты как обычно приврали, – тут можно только гадать – но, думаю, что вполне себе не исключено, что он, говоря о писательстве как о везении, не врет. Он называет Пушкина и Шолохова, например, литераторами до мозга костей и тут он, конечно, прав и правдив, однако, как мне лично кажется, все же есть в этом толика скромности с нацелом на похвалу, которую все мы, писатели, просто обожаем и ждем.

С другой стороны, рассуждая о все той же знаменитой своей работе «Наш маленький Париж», Лихоносов говорит, что книга эта родилась от сочувствия. А сочувствовал он, судя по книгам мастера, всему, что его волновало: погибшей царской России, судьбе казаков и их земель и растрепанному в клочья бывшему и такому родному ему русскому миру.

А мы все говорили и говорили с Лихоносовым, и я вновь то слушал его, останавливаясь как по команде, поймав в разговоре что-то важное для себя, то снова смотрел будто сквозь рассказчика и думал о себе и о нем, и о всем, что он говорит. Его никак не назвать странным человеком, не уличить в бесконечных разговорах в стиле «как раньше было хорошо и всегда лучше, чем сегодня», равно как и я не слышал от него ни разу слово «патриот» или подобных ему, но любовь ко всему и ко всем местам, где бы он ни был, сквозит в каждом его слове. Он реально переживает обо всем, что говорит и тем более – о чем пишет, это я вам точно говорю.

Мы проговорили чуть более часа, и пришло время прощаться. Я подарил Лихоносову книгу и попросил дать оценку моей писанины. Надеюсь, у него найдется время и для этого, но вот чего я точно не ожидал, так подарков мне и что уйду не с пустыми руками.

– Так, где там они?! Сейчас, подожди! – сказал он и начал копошиться где-то в столе и в шкафах. – Так, ага, и вот еще один. Да черт его подери, а вот еще, – добавил Лихоносов и нашел уже третий по счету журнал «Родной Кубани», чтобы торжественно мне вручить все это.

– Спасибо, ну что вы! Спасибо вам, – сказал я.

На минуту он взял их обратно, положил на стол. Первый экземпляр подписал так: «На знакомство», а на остальных поставил даты и расписался. Это было приятно и неожиданно. Это само его вдруг возникшее желание поделиться со мною чем-то таким важным, ведь брал он журналы не из стопки, а явно искал именно те, какие считает лучшими – вот это подкупило. Глаза его по-прежнему горели уже не бенгальским огнем, но салютом, и он торжественно проводил меня до двери. Мы пожали руки, и он сказал:

«Заходи еще!»

В журналах, подаренных мне Лихоносовым, оказалось полным-полно классных рассказов, среди которых есть, например, «Билет в детство», написанный в 70-х годах писателем Михаилом Чвановым. Это – потрясная и живая история в стиле самого Лихоносова о постаревшем уже человеке, который решил заехать ненадолго в родную деревню, будучи командированным в места детства. Там, пару десятков лет назад, он оставил своего друга, собаку Шарика, когда однажды решил уехать в поисках лучшей жизни. И вот по прошествии лет тридцати происходит их неожиданная встреча. Эта история из тех, что заставляет слезы литься сразу и, думаю, многие даже быстро перейдут на плач подобно ливню, который, как известно, тоже начинается с мелких капель и потом разрешения на дальнейшее усиление ни у кого не спрашивает, и никому уже не подвластно остановить его. Очень классная вещь! Найдите ее обязательно и прочтите, это все в духе прозы Лихоносова и это настоящая литература.

Прочитав почти все рассказы из тех журналов, я окончательно убедился в том, что Виктор Лихоносов никакой не ретроград и не вечный борец за старое, как его рисуют все те, кому достаточно взять одно-два интервью и тут же решить, какой перед ними на деле человек, что, конечно, объективной правдой не является. Возьмите самые ранние рассказы Лихоносова и даже в них он будто заранее скучает по тому, что вот-вот уйдет навсегда, но что сейчас главное и ценное по-настоящему, ведь невозможно не чувствовать всем нам этого даже в самые тяжелые, и даже военные времена.

Лихоносов просто сильнее других видит и знает людские души, и как мне показалось, просто сильнее других умеет скучать по-настоящему. По бывшему воспитанию и обходительности, встречающихся в некоторых местах на Руси, воцерковленности (не обязательно нужно считать это чем-то старомодным), по русскому гостеприимству и нашей позабытой всеми свободной и открытой душе, да… да, пожалуй, он просто слишком даже любит скучать, и наверное – это любовь. И не безответная, это точно! Потому что мне лично кажется, раз уж человек возраста Лихоносова так самозабвенно трудится и до сих пор столько текстов создает, то любовь в его жизни явно была всегда. А какая она, к кому или чему, разве это столь важно?!

«Удивительный человек он», – думал я в такси по пути домой. Тексты его книг и разговор с ним – это почти что одно и тоже! А разве может быть что-то лучше в работе писателя, и не за этим ли мы все гонимся в надежде научиться говорить и писать просто и понятно? Думаю, да. Пожалуй…