И. Бондаренко Комсомольцы

Очерк

Три крутых ступеньки. На узкой двери: «Завком ВЛКСМ». Дверь часто распахивается, и тогда в небольшую комнатку врывается раскатистый хохот чеканок. За столом секретарь. Он нервно теребит кусок измазанной бумаги и вслух чертыхается.

— У, чорт! Дело — швах!

— «Прорыв» — это слово костью застревает в глотке.

Петька Зерний секретарем завкома недавно. И вот этот прорыв. Дни и ночи не спят ребята. Калюжный прямо сказал: «Не уйду, пока не ликвидируем». А сколько их таких безусых, упрямых, не желающих и слушать о каких бы то ни было преградах!

Дверь настежь.

— Петро, что сегодня?

Перед Петькой стоит рослый, загорелый парень. На скуластом лице молодой задор и совсем не идущая к нему серьезность.

— Актив будет. О прорыве тоже. Поясни там ребятам.

И уже вдогонку:

— Вопросы серьезные!

Мысль о прорыве не перестает тревожить. Вот уж и третья августовская декада началась, а результатов никаких. Нехватает материалов. Каждый день кричит гудок:

— Ж-ле-за, же-ле-за…

И не хочется Петьке думать о том, что к МЮД’у ячейка придет с прорывом. И темпы есть, и энтузиазм, а…

Девятнадцать и восемь десятых за две декады. Это-ж позор!

— Петька в третий раз принимается за сводку выполнения производственной программы по заводу «Красный котельщик». Котельный цех… Литейный… Механический…

— Не догоним. До МЮД’а каких-нибудь полмесяца осталось. — А в голове настойчиво: «Надо догнать!».

Глаза мягко нащупывают измятый папиросный листок сводки. Зерний долго шарит по строчкам.

Комсомольская бригада. Процент выполнения вдвое превышает общезаводской.

— Пятьдесят. Здорово!

— Чего артачиться? Она мне принадлежит. Шестьдесят четвертая. Да. А он уцепился и не хочет отдавать.

— Да ты подожди, не плачь.

— В чем дело, товарищи?

Петька глядит непонимающе. Перед ним два человека: один маленький, напористый, он громко разговаривает и часто размахивает руками, другой держится степеннее, тише. Один комсомолец, другой — партиец. Оба бригадиры-электросварщики. Спорят о том, кому взять только что собранную цистерну для сварки. Пришли разрешить спор.

— Говори, товарищ Ковалев!

— Да что-ж, понимаешь, Колюжный не прав. Сам еще не кончил шестьдесят первую, а уже хватается за другую. Ну, а я, значит, тово… беру ее.

— Чего-ж не кончил. До гудка будет готово. А ты заграбастал.

Зерний чувствует в этих словах требование полной нагрузки. Но все же говорит:

— Ну, что ж ты, не кончил, а захватываешь.

— Эх, ты! — вырывается у Калюжного. Грязная пятерня почесывает затылок. Нервно хлопает дверь.

В каркасном тише, чем в котельном. Реже слышится пулеметная дробь чеканок. То там, то здесь зардевшиеся в горнах заклепки описывают кривые над котлами.

— Артемыч, принимай! — широко расставив ноги, плечистый парень далеко забрасывает длинными клещами разогретую заклепку.

В длинную шеренгу выстроились пузатые цистерны. В их железных утробах бьются большие лилово-оранжевые крылья электросварок.

— Ну, что-ж ты, не кончил, а захватываешь.

Калюжный кривится. Он сидит на цистерне: приваривает колпак. Сухо потрескивают голубые молнии, ложится ровный шов.

— Во! И зубами не отгрызешь!

Филипп поднимает голову. Ему хочется крикнуть, что сборщики опять запаздывают и что через четверть часа им, электросварщикам, нечего будет делать. Но что-то огромное прет изнутри. И он уже весело горланит:

Да, это дело мы кончаем,

Чтоб новые дела начать…

Над головами коршуном проплывает кран. В его могучих когтях легко колышется муфта. «Для Борисенко», — думает Калюжный и пристальней всматривается через маску в полыхающий шов. — «Эх, не подкачать бы!»

Бригада Калюжного соревнуется с бригадой сборщиков Борисенко. К МЮД’у решили дать ударные выпуски цистерн. «Остались считанные дни», — думает Калюжный. Он быстро меняет электрод и, закрывшись маской, приникает к колпаку.

— Афанасий, нажимай!

— Кончаем, — кричит Агеев и подгоняет подручного, работающего в бригаде учеником.

— Крой, Сидлер, крой!

Три молнии вспыхивают в разных концах. Три согнутых фигуры: одна наверху, две под цистерной. Плавятся электроды. Ложится шов.

Светлых и Калюжный повстречались у только что сваренной цистерны. Заступала вторая смена. В цехе ничто не изменилось, Также расцветали костры в руках электросварщиков, зычно стрекотали пневматические зубила, и только солнце, взобравшись на крышу, сосредоточенно пялило свой золотой зрачок.

— С какого чорта начинать?

По-детски отдутым губам Светлых было видно, что всегда чем-то недоволен. Но сегодня это недовольство переходило в гнев. Пришли сменить первую смену своей бригады и на тебе простой.

— Опять эти сапожники подкачали. Эх!.. Но тут же вспомнил, что сборщики тоже зависят от кого-то. Вальцы… Строгальщики. Штамповка днищ…

Ребята несколько минут топтались на месте.

— Придется на текущие, — предложил Шутенко.

— Есть, братцы. Нашел, — вдруг вскрикнул Светлых и, схватив Калюжного за руку, поволок его к сборщикам.

Мартыненко добирался уходить. Он работает в бригаде сборщиком и является звеньевым бригады.

— Товарищ Мартыненко!

Сборщика окружила бригада Калюжного.

— Помоги. Останься с нами собрать цистерну. И Светлых изложил Мартыненко свою затею.

«Вот дьяволы, подвернулись. Сейчас бы поспать хорошо», — подумал Мартыненко. Но где-то отозвалось: «успею». А вслух сказал:

— Ну, ладно. Раз вы хотите сами собрать и сварить, так сказать, по-ударному, то я ничего против.

Ребята загалдели.

— Смена, выходи!

И Светлых перечислил:

— Мартыненко, Светлых, Шутенко, Березин. Остальные крой по домам. Выйдите в первую варить.

Калюжный обиделся.

— Ну ты это брось.

И ребятам долго пришлось уговаривать Калюжного, чтобы он шел домой и выспался.

— Недавно-ж две смены подряд жарил.

Калюжный нерешительно поплелся к выходу.

…………………………………………………………

Навстречу попались сезонники. На плечах они несли большую рейку.

— Посторони-ись!

Калюжный остановился. Домой итти не хотелось. «Там — борьба, стройка, а я домой… не пойду».

— Сюда, сюда, Федотыч!

Федотыч — старый крановщик — подавал бригаде броневой лист. Ребята начали собирать цистерну. Грузно ложится на стеллаж броневой.

Комса встречает Калюжного шутками.

— Что, не выдержал? Ну, принимайся.

Кипит работа. Реже слышатся слова, чаще и настойчивей раздаются твердые удары молотов. Резко потрескивают вольтовы дуги. Федотыч подает муфты. Цистерна вырастает незаметно. Вот уже и третья муфта прикреплена. Четвертая… Работа идет к концу.

— Филипп Калюжный сидит в цистерне и вместе с Васькой Светлых помогает товарищам укреплять последнюю муфту.

«Красота», — думает Калюжный и мягким взглядом обводит лица товарищей. Первой смене есть работа. Цистерна собрана.

Торжественное собрание открыл Петька Зерний. Он дважды откашлялся, рассыпал по залу стекляшки звонка и выкрикнул:

— Товарищи!

Потом все перевернулось в голове. Непрошенное радостное волнение подхлынуло к горлу и Петро не поспевал за словами.

— Разрешите вас поздравить с этим большевистским молодежным праздником, с этим огромнейшим днем социалистических побед. Пусть…

Дальше слов не было слышно. Зал захлебнулся аплодисментами и могучим прибоем оркестра.

Доклад окончился скоро. Оркестр резанул устоявшуюся тишину, и сильные звуки революционного гимна долго полоскались в зале.

Затем рапортовали цеховые ячейки. Один за другим выступали ребята и выкладывали свои достижения и успехи.

«И все-таки чего то нехватает. Эх, не добили мы его, проклятого. А добьем. Будет сто. И больше ста будет», — думал Калюжный, слушая отчеты.

— Итак, товарищи, мы переходим к последнему вопросу, — к премированию.

Зал задвигался, зашевелился. Поверху поплыл легкий говорок.

На авансцену вышел Еремин и выкрикнул:

— Калюжный!

Председатель подхватил:

— Премируется посылкой в дом отдыха.

Вихрь аплодисментов смешивается с звуками оркестра. К эстраде пробирается широко улыбающийся Калюжный.

— Юдушкин! На две недели в дом отдыха.

— Горский!

* * *

— Ну, корешок, поздравляем.

Калюжного обступила бригада..

— Крой теперь да поправляйся.

— Рановато, братцы. Вот перекроем его проклятущего, тогда уж…

Филипп до боли пожимает товарищам руки.

— Перекроем!

Таганрог.