Александр Горшков Штурм угля

Рассказ

1

В зале заседаний совпартшколы — необычайное оживление. Возле сцены, сгрудившись в тесный живой круг, поют ребята. «Марш Буденного». В зал беспрестанно прибывают все новые и новые лица, теряясь в неугомонном человеческом потоке. И над всем этим многоголосым, как пчелиный рой, гулом, над разнообразием лиц и костюмов царит то неиссякаемое веселье, какое отличает молодежь.

Дробно прозвенел колокольчик в руке секретаря райкома. Волнение в зале понемногу улеглось. Все головы повернулись к эстраде, где за длинным, покрытым красной скатертью столом сидит представитель окружкома Синятников.

После обычных выборов президиума Синятников встал. Его встретили дружными рукоплесканиями.

— Товарищи! — начал он с привычной уверенностью, которая с первого слова изобличает опытного оратора. Шопот в задних рядах окончательно затих…

— Товарищи! Наша страна, под руководством коммунистической партии, напряженно борется за выполнение пятилетнего плана. Растут новые гиганты — Днепрострой, Тракторострой, Магнитогорск. Но одно, товарищи, обстоятельство тормозит быстрейшее выполнение пятилетки. Это — прорыв на угольном фронте…

Докладчик говорил долго, но эта многоречивость не утомляла слушателей. Наоборот — хотелось впитать в себя как можно больше толкающих к действию слов, потому, что слова эти были просты и близки каждому пришедшему на собрание. Хотелось итти на зов партии, вырвать шахты из тисков прорыва.

Всем было ясно, что терпеть дальше нельзя: нужно бросить лучшие силы на помощь рудникам…

— Товарищи! Я предлагаю здесь, на этом собрании, создать угольный комсомольский батальон и перебросить его для постоянной работы в шахту имени Дзержинского.

Так говорил секретарь райкома Саша Довгань, вытянувшись у рампы во весь свой огромный рост. На его предложение зал отозвался одобрительным рокотом…

— Правильно!

— Поможем шахте Дзержинского!

— Даешь угольный батальон!

Сквозь разнобой юношеских голосов выплеснулся резкий фальцет Алешки Рыбака:

— Ребята! Обожди!! Председатель, можно? — обратился он к президиуму. — Так вот, ребята! Предложение товарища Довганя нужно принять и всячески приветствовать, ибо мы, как бы сказать, верные помощники партии. Я, ребята, выдвиженец. Меня недавно выдвинули в финотдел, но я добровольно меняю конторскую ручку на обушок и иду назад, в свою родную шахту. Вызываю последовать моему примеру Портянкина и Гуреева.

Зал дружно хлопал своему товарищу-шахтеру и нетерпеливо ждал выступлений Портянкина и Гуреева.

— Об'являю себя мобилизованным на шахту и вызываю Николая Изгоева, — заявил Гуреев, — широкогрудый детина с серпообразным шрамом на лбу.

…Словно футбольный мяч на стадионе, летал из стороны в сторону один и тот же вызов «итти в шахту». И везде этот вызов встречал радостный прием.

Лишь двое отклонили его — под предлогом от’езда на учебу. Портянкин и Стремов. За это их об'явили «дезертирами, не оправдавшими звания членов комсомола».

Сидя за столом, в центре президиума, Довгань сосредоточенно слушал выступления и торопливо что-то записывал. Перед закрытием собрания он попросил слова:

— Позвольте, товарищи, огласить список тех, кто об’явил себя мобилизованным на шахту им. Дзержинского.

Собрание внимательно слушало список…

^— Эти семьдесят человек, — сказал Довгань, — добровольно идущие на помощь шахтерам, должны составить крепкий угольный батальон, способный своей энергией и энтузиазмом поднять рабочие массы на выполнение и перевыполнение промфинплана. Вызываем последовать нашему примеру все остальные районы округа! А сейчас, товарищи, мы все организованным порядком идем на субботник в шахту Дзержинского, которая отныне пусть будет нашей подшефной!

Не дождавшись последних слов секретаря, Алешка Рыбак с легкостью сайги вскочил на стул и, размахивая фуражкой, прогорланил:

— Да здравствует пятилетка, ура!!!

— У-р-р-а-а!!! — могучим, стоустным гуденьем отозвался весь зал.

2

Над городом низко нависли хмурые тучи. Медленно, словно в раздумьи, ползли они в серовато-влажной мгле февральской ночи. По временам, сквозь разорванные клочья этих туч, на минуту показывался бледный диск луны: разольет в пространстве свой кроткий, радужный свет — и снова спрячется за надземный движущийся полог.

По главной улице с песнями шли городские комсомольцы. Их было много — и ребята и девушки. Горящие факелы, один из которых нес долговязый Алешка Рыбак, с треском шипели, создавая странные тени.

Позади Алешки, в рабочей фуфайке и поношенных ватных брюках шел Саша Довгань. Он смотрел на дрожащие, подернутые легким туманом рудничные огни. Неожиданно, разрезая мглистый воздух, прокричала сирена, и в ее протяжном зове Довганю послышался надрывный стон, затаенная тревога о прорыве, о невыполнении производственного задания.

Ребята пели, а он молча шел и думал о том, что через три дня большинство этих товарищей, шагающих бок о бок с ним, пойдут в шахту, в забой, составят крепко спаянный комсомольский батальон, а он один, оторванный от родного коллектива, уедет в деревню…

Вот и рудник. Расстояние без малого три километра пройдено незаметно. Справа, из-за конторы рудоуправления, долетает неясный шум бегающих взад и вперед вагонеток. Рядом с конторой тянется к небу закоптелый копер[4], на его остроконечной вышке приветливо пылает пятиугольная звезда.

Администрация, заранее уведомленная о прибытии комсомольцев, готовила им теплый прием. Заместитель заведующего, улыбаясь, поочередно жал руки прибывшим на субботник.

— Спасибо, спасибо, ребятки, — скороговоркой повторял он. — Спасибо, что пришли к нам на помощь в такой критический момент…

Проводя к стволу городских ребят, одетых в широкополые шляпы и огромные сапоги с железными подковами, зам. зав. громко, чтобы все слышали, сказал:

— Ну, товарищи, я надеюсь, что вы по-ударному возьметесь за работу и покажете пример нашей молодежи.

— Будь покоен, товарищ Молотков, уж мы постараемся, приналяжем коллективом, силенка есть: ведь нас, посчитай, человек двести найдется, — живо отрапортовал сообразительный Алеша Рыбак.

Все девушки остались на поверхности выполнять работу по отгрузке угля; к ним присоединилось несколько не отличающихся здоровьем ребят. Остальные, разделившись по группам, садились в клеть и бесшумно ныряли в непроглядную земную пасть. С непривычки слегка кружило голову, а от давления воздуха шумело в ушах…

На площадке, на глубине в 200 метров, происходил «инструментаж». Плотно обступив Алешку — бывалого парня, хорошо изучившего все подземные пути и переходы, молодые люди в одинаковых войлочных шляпах и с лампочками «шахтерками» в руках внимательно слушали наставления своего проводника.

— Так вот, братишки, — заключил Алешка, — запомните хорошенько все то, что я вам сейчас сказал. А теперь по два человека — айда к месту работы!

И отряд шахтеров-новичков, в шутку названный кем-то «рыбаками» по фамилии своего вожатого, растянулся длинной лентой вдоль подземной одноколейки.

Довгань шел рядом с Алешкой, впереди всех. Стуча о камни громадными сапогами, он видел, как вдоль штрека дрожаще маячили огоньки. Почему-то он вспомнил предпасхальные вечера далекого детства в деревне, когда в «чистый четверг» он со своей богомольной бабушкой возвращался из церкви домой, держа в шапке двухкопеечную зажженную свечку. И по всем улицам, точь-в-точь, как в этом штреке, то удаляясь, то снова приближаясь, мерцали бледные, нарушавшие беспросветную темь, огоньки. Но то было давно, много лет назад, и нет нужды вспоминать это тяжелое и однообразное детство. Нужно думать о сегодняшнем дне, о борьбе с прорывом, об ударной работе…

По пути встречались шахтеры без рубашек, с лампочками в руках; остановившись, с любопытством осматривали они бригаду Рыбака.

По мере удаления от ствола, главная галлерея становилась уже и темнее. Вперемежку с людскими голосами отчетливо слышалось бульканье ручейка, белой змейкой бегущего меж извилистых расщелин породы. А нагруженные антрацитом вагонетки, движимые непрерывным проволочным канатом, безостановочно, одна за другой, бежали, бежали, звонко постукивая о стальные стыки узкоколейки.

Но вот штрек круто повернул влево и, разделившись на два туннеля, стал невидимым за непроницаемой подземной теменью. Где-то во мраке бухали глухие удары, повторяясь под низкими серыми сводами.

Разбившись на три группы, «рыбаки» со рвением принялись за работу. Алешка, выполнявший работу отбойщика, не раз, положив на плечо ломик и неестественно согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок головой, обегал всех работавших и повторял:

— Дружнее, ребятки! Не сдавай темпы!

Слова его подбадривали ребят и подхлестывали отстающих. Голос бригадира отгонял усталость и сон, давал новую зарядку.

«Что значит сила авторитета!» — думал о Рыбаке Саша Довгань, нагружая углем вагонетку. — «Ему бы быть капитаном на пароходе: команда слушалась бы его без оговорок».

В уступе было пыльно и душно. Тусклый свет лампочек падал на оголенные спины тягальщиков. Санки, доверху нагруженные свежими глыбами антрацита, медленно ползли под уклон. Черная пыль проникала в рот и нос, неприятно щекоча ноздри, и ребята то и дело чихали. Работавший рядом молодой углекоп вытер лоб рукавом, переглянулся со своим товарищем и, улыбаясь, спросил.

— Что вы, братцы, табак нюхаете, что ли?

Но ребята не рассмеялись шутке. Все были поглощены одной общей мыслью: выполнить с честью этот первый комсомольский субботник, дать «на-гора» как можно больше черного золота. Молча работая над упрямыми тысячелетними пластами, непокорными, как стены крепости, каждый с радостью чувствовал себя бойцом великой армии строителей социализма, И хотя усталость сковывала мускулы, и в горле пересыхало от пыли, — нужно было не отставать от общего хода ударной работы.

Алешка Рыбак, полулежа на свежей угольной насыпи, с уверенностью старого шахтера долбил невысокую, в метр вышиною, стену. Лампочка скупо озаряла его спину и плечи, черные от штыба и промокшие от обильно выступающего пота. Далеко вперед зашел Алешка, оставив позади старых рабочих.

— Вот чорт! За ним не поспеешь, — с досадой бросив на земь молоток, пробасил здоровенный детина. — И откуда у него прыть такая?

— Нужно не отставать, вот что! — сказал другой шахтер. И оба с остервенением принялись за прерванную работу.

Валятся звонкие глыбы угля.

Тягальщики еле успевают убирать их.

…К выстроившимся в шеренгу вагонеткам, что вперегонки, друг за дружкой, бегут по канату, добычу доставляют тягальщики. У них руководитель — Гуреев, парень со шрамом на лбу, тот самый, что на общегородском собрании принял вызов Рыбака. Красный от натуги, ползет он впереди всех на четвереньках и, как ломовая лошадь, поражая всех своей силой, тащит за собою привязанные к поясу санки. Он дышит часто и отрывисто, и крупные, как горох, капли пота текут по его спине.

Вслед за Гуреевым один за другим, будто бурлаки, тянут ребята груз. Они знают, что в других шахтах наиболее тяжелые процессы работы механизированы. Там теперь труд зарубщиков выполняет врубовая машина, а работу тягальщиков и откатчиков — конвейер. Но это в более крупных рудниках, где кривая суточной добычи резко поднялась вверх. Здесь же, на шахте им. Дзержинского, механизация только начинается. Поэтому этой шахте более, чем какой либо другой, нужна помощь.

…Гудит подземелье неугомонным гулом. На поверхности — не меньшее оживление: нужно во-время выгрузить клетки с углем, ежеминутно шныряющие вверх и вниз по скрипучему канату.

3

Было уже совсем светло, и на востоке угасал последний свет зари, когда усталые и довольные комсомольцы возвращались в город.

Рудничный поселок просыпается рано, а проснувшись, сразу начинает жить полной жизнью. Лай собак, грохот сортировки, перестук вагонеток, звонкая девичья песня, крик петухов, звук гармоники — все смешалось в нестройный концерт.

Начиная от стадиона, граничащего с городской окраиной и до самого террикона[5], что исстари вздымается ввысь своим черным конусом, широко распластался поселок.

Стройные трубы, точно жерла гигантских орудий, устремились к небу, без передышки извергая в утреннюю синеву черные космы тягучего дыма.

— Что же вы, ребятки, носы повесили, едят вас мухи с комарами? Устали, небось? Пустяки! Давайте лучше споем.

И, не заставив себя ждать, Рыбак первый затянул:

«Даешь соревнование

И пятилетний план»…

Ребята тотчас ответили ему:

«Мы выполним задание

Рабочих и крестьян».

Пели, пока не вышли на широкую людную улицу проснувшегося города.

Нужно было расходиться по домам, а к девяти снова быть на работе — в предприятиях, в учреждениях…

4

Через два дня, ранним утром, на городской площади трудящееся население города пришло провожать своих комсомольцев на работу в шахту Дзержинского.

Вокруг трибуны развевались знамена, гремел оркестр межсоюзного клуба, заглушая звонкоголосые песни школьников и пионеров. На трибуну поочередно поднимались Саша Довгань, Синятников, Алеша Рыбак, Молотков, представители городских организаций и бросали с вышины приветственные и радостные, согретые внутренним чувством слова. А в сторонке, возле здания райисполкома, недвижно стояли грузовые автомашины, готовые в любую минуту послушно умчать из города в соседнюю шахту семьдесят пять лучших комсомольцев…

На площадь, задыхаясь от быстрой ходьбы, вбежал бывший работник редакции местной газеты «На-гора» Василий Гуреев (в прошлом году, как активный рабкор, он был выдвинут на работу в редакцию, а вот теперь вместе с другими товарищами возвращался назад в шахту тягальщиком). Он торопливо раздавал только что вышедший номер газеты.

На первой странице бросалась в глаза напечатанная крупным шрифтом заметка:

«23 февраля 1930 года 220 городских комсомольцев провели субботник на шахте им. Дзержинского. Заражая других самоотверженной, подлинной ударной работой, они показали великолепные образы большевистского труда. Если прежде суточная добыча шахты не превышала 70 % задания, то 23-го план был выполнен на 110 %. Особенно отличались своей исключительной энергией гг. Рыбак А., Гуреев В. и секретарь РК ВЛКСМ Ал. Довгань.

Приветствуя полезнейший почин городских комсомольцев, вся партийная и советская общественность надеется, что достигнутые на шахте им. Дзержинского результаты будут удержаны и закреплены недавно организованным комсомольским угольным батальоном».

Читая эти строки, Саша Довгань радовался коллективной победе и в то же время ощущал в своем сердце щемящую боль от предстоящей разлуки с товарищами. Часть из них через несколько минут уедет в шахту, другие останутся в городе, а ему, командированному на долгие месяцы в деревню, предстоит, вдали от города, провести большую и ответственную работу по коллективизации крестьянских хозяйств…

«А впрочем, — подумал он, — не все ли равно, где работать: на фабрике, в шахте, в деревне? Везде много почетного дела: выполнять поручения партии, отдавать свои силы на перестройку страны, итти в ногу с лучшими сынами рабочего класса по пути, указанному Ильичей»…

Так думал Саша, и ему стало необыкновенно радостно и легко.

И когда, наконец, загудели и тронулись машины, и перед ним мелькнули знакомые лица от’езжающих, — его охватило великое чувство счастья за себя, за этих товарищей, что прощально машут руками, за страну, — безраздельно захватило и увлекло, зовя вперед — к новому, светлому, радостному будущему..

Ст. Константиновская н-Д.