Не презирай стоящих ниже тебя
Суббота, 29 августа 1752 года, № 61
Не презирай стоящих ниже тебя.
Клеобул {123}
В человеческой природе нет свойства более отвратительного, чем пренебрежение. Как нет и свойства, которое с большей убедительностью свидетельствовало бы о дурных наклонностях. Добронравие и презрение к людям между собой не уживутся. То, что вызывает презрение у человека злого, у человека достойного и добропорядочного вызовет совсем другие чувства. У такого человека порочность и безнравственность вызовут ненависть и отвращение, слабость и глупость — сострадание; как бы люди себя не вели, презрения к ним он не испытает.
Каким бы отталкивающим это свойство, представляющее собой смесь гордыни и злонравия, если рассматривать его с точки зрения серьезного Гераклита {124}, не казалось, оно покажется ничуть не менее абсурдным и смехотворным и приверженцам смеющегося Демокрита — особенно если учесть, что чем человек низменнее и подлее, тем с большим презрением относится он к себе подобным. А потому можно сказать, что самые презирающие — это и самые презренные люди на свете.
Мне часто хотелось, чтобы кто-нибудь из тех удивительных существ, что тратят время на изучение {125} таких насекомых, как пчелы и муравьи, попытались с помощью микроскопа выяснить, свойственно ли пчелам или муравьям пренебрежительное отношение друг к другу. Никогда не поверю, чтобы у пчелиной матки среди сотен пчел, коих она держит для своего развлечения, не нашлось хотя бы нескольких фавориток, которые относятся к своим собратьям с презрением, бросающимся в глаза кропотливому исследователю обычаев мира насекомых. Со своей стороны, могу сказать, что не раз отмечал пренебрежительное отношение одних животных к другим, причем, как удалось выяснить, чем более скромное место занимает животное в иерархии, тем больше презирает себе подобных. Так, если верить мистеру Эллису, презрение совершенно не свойственно львам — по крайней мере, тем, что находились под его наблюдением. Лошади же — говорю об этом не без сожаления — презрение порой присуще; еще более присуще оно ослу, в еще большей мере — индейке; жаба же, как считается, часто лопается, распираемая этим чувством. Можно, следовательно, предположить, что у вшей презрительное отношение к миру достигает поистине невиданных размеров. Легко себе представить, с каким нескрываемым презрением отнесется свободная, ничем не связанная представительница этого славного рода, которая прекрасно устроилась в спутанных волосах жалкой нищенки, к несчастной бродячей вше, что забралась в локоны знатной даме, где ей ежеминутно грозит опасность быть схваченной беспощадной дланью ее горничной!
Иным этот образ может показаться надуманным, однако точно таким же покажется какому-нибудь высшему существу и высокомерный человек. Преисполненный нелепого и, может статься, воображаемого превосходства, этот сноб смотрит свысока на точно таких же, как он, а между тем, на взгляд высшего существа, разница между презирающим и презираемыми столь же несущественна и незаметна, как для нас различие между двумя самыми ничтожными насекомыми.
Подобно тому, как добронравный человек, о чем уже говорилось, не даст волю подобному чувству, и человек разумный не сочтет возможным это чувство проявить. Если бы люди, последовав совету философов и богословов, занялись прежде всего собой, это бы в немалой степени способствовало излечению от сего недуга. Тогда бы их высокомерие проявилось в первую очередь в отношении самих себя, а уж потом и других — говорят же: кто думает о родных, не забудет и чужих. Ведь у человека, сказать по правде, больше оснований презирать себя, нежели своего ближнего, ибо себя он знает не в пример лучше.
Но я, кажется, впадаю в слишком серьезный тон, а потому во второй части этого очерка ограничусь лишь одним соображением, которое представит высокомерие в самом невыгодном свете, отчего все его отрицательные стороны будут видны, как на ладони.
Соображение это сводится к тому, что презрение, как правило, обоюдно, поэтому едва ли найдется хоть один человек, к которому не относится с презрением тот, кого презирает он. Приведу несколько примеров.
Карета лорда Сквондерфилда в сопровождении кортежа поравнялась с фаэтоном портного Мозеса Бакрема. «Видали! — процедил лорд с выражением величайшего презрения. — Это прохвост Бакрем со своей толстухой женой. Едет, надо полагать, в свое загородное имение; у таких, как он, и поместье в наличии, и выезд. А еще эти негодяи жалуются, что дела у них не идут!» Не успевает Бакрем придти в себя от страха, что его сметет с дороги кортеж лорда, как, повернувшись к жене, восклицает: «Хорошенькое дело, черт возьми! Спасу нет от этих толстосумов: ездят в своих золоченых каретах, купленных на чужие деньги! Смотри, дорогая, какую карету да лошадей заимел, а с честным портным никак расплатиться не может. Задолжал мне больше полутора тысяч. Как же я презираю этих лордов!»
Бросив взгляд из ложи в партер, где сидит жена честного ростовщика, леди Фанни Рентан обращается к своей спутнице леди Бетти: «Поглядите-ка, леди Бетти, как разоделось это чучело!» В это же самое время сидящая в партере добрая женщина, поймав на себе презрительную улыбку леди Фанни, шепчет своей подруге: «Посмотри на леди Фанни Рентан. Расселась эта дамочка с важным видом, а между тем все ее драгоценности у моего муженька под замком. И все до одного фальшивые! Презираю!»
Кого больше всего презирает блестящий щеголь? — Бедного студента. А бедный студент? — Натурально, блестящего щеголя. Философ и толпа; человек дела и повеса; красота и ум; ханжа и развратник; скряга и мот. Все это примеры обоюдного презрения.
Ту же склонность презирать друг друга обнаруживаем мы и в низах общества. Возьмите простого солдата. За пять пенсов в день он нанимается на военную службу, ежеминутно рискуя жизнью; он — единственный раб в свободной стране; его могут без его согласия отправить в любую точку земного шара; на родине же он становится объектом самых жестоких наказаний за провинности, которых не сыскать в наших законах. А между тем сия благородная личность смотрит свысока на своих собратьев, будь то кузнецы или пахари, коим он, прежде чем стать солдатом, был сам. С другой стороны, в каком бы солдат не красовался мундире, какими бы его красный мундир не был расшит галунами, его, в свою очередь, точно так же презирает весело посвистывающий возница, который утешает себя тем, что он — свободный англичанин и служит только тому, кому пожелает. И, хотя у него никогда не водилось в кармане больше двадцати шиллингов, он готов ответить капитану, если тот его оскорбит: «Черт возьми, сэр, а вы-то кто такой? Ведь это вы за наш счет живете, так и знайте!»
Подобное презрительное отношение к людям присуще всякому мелочному, низкому человеку, какое бы положение в обществе он не занимал; и наоборот, человеку отзывчивому и великодушному презрение не свойственно, будь он лордом или простым крестьянином. Вот почему я очень обрадовался, когда один мальчишка, чистильщик сапог, попенял другому за то, что тот презрительно отозвался об одном из нынешних городских щеголей. «Напрасно ты его так презираешь, Джек, — сказал честный парень. — Все мы одним Господом созданы по Его образу и подобию».
Завершу этот очерк историей, которую мне поведал один джентльмен, заверив, что все рассказанное — чистая правда. Он ехал по городу в карете, и путь ему преградили две или три телеги, сгрудившиеся, как водится, посреди улицы. Подъехав, он увидел чумазого парня, который спрыгнул с телеги с мусором и несколько раз у него на глазах стеганул кнутом другого парня, такого же чумазого, приговаривая: «Будешь, черт побери, знать, как вести себя с вышестоящими!» Мой знакомый терялся в догадках, кто же в таком случае мог быть избиваемый, пока, наконец, не обнаружил, что в повозку несчастного впряжена не лошадь, а пара ослов.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК