ЛЕВ ТОЛСТОЙ КАК ЩИТ ПРОТИВ РУССКОЙ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

Революция — это идея, нашедшая свои штыки.

Наполеон Бонапарт

1. Классики.

Предыдущее письмо вызвало некое неприятие в пункте о Льве Толстом. Содержащиеся в нём нападки на уважаемого классика и сомнение в его умственных способностях для многих стало шоком. Разрушение мифа, особенно усвоенного в детстве — а портреты Льва Толстого в каждой школе висят — всегда очень болезненно. Но не нужно слепо творить из кого-либо, в том числе из классиков литературы, идолов и кумиров. Так что придётся мне отвечать на шок, коли сами напросились на нелицеприятный разговор.

Начинать надо не с Толстого, а с Ленина и его статьи «Лев Толстой как зеркало русской революции»[88]. Считаю эту заметку 1908 года гениальной; лучшим произведением Ленина. Это заочный разговор двух крокодилов у кассы. И Ленин Толстого победил. Нокаутом. Недаром эта статья Ильича раньше в школах изучалась, не знаю, как сейчас. Но правды, как всегда, не говорили. А она в том, что со времён бунта Пугачёва (1773–1775) и до попытки революции в 1905-м в Российской Империи не было массовых волнений. Страна 130 лет жила в условиях социального мира. Были войны; успешные (убийство Государя Императора

Павла I Петровича в 1801-м) и неудачные (восстание декабристов в 1825-м) военные перевороты. Имели место террористические акты революционного подполья, вплоть до покушений на генералов, министров и царей. В том числе убийство Государя Императора Александра II Николаевича (Освободителя) в 1881 году. Было неправомерное и несправедливое отчуждение интеллигенции от власти и, как следствие, неприятие властных действий так называемым «общественным мнением». Всё это, и ещё многое другое — было; но массовых бунтов — не наблюдалось.

Российская Империя была сословной европейской монархией, нуждающейся, видимо, в глубокой постепенной модернизации. Её правительство успешно проводило. Поэтому, несмотря на все «свинцовые мерзости русской жизни», существовавшие порядки почти полтора века в целом устраивали подавляющее большинство населения. Даже пугачёвский бунт шёл не под лозунгом их изменения, а с целью замены наглой узурпаторши, Государыни Императрицы Екатерины II Алексеевны (Великой) на «доброго Петра Фёдоровича», то есть на самозванца Пугачёва.

Не хотел русский мужик своего царя свергать, хоть тресни! Пришёл в 1812-м Бонапартий его «освобождать» — он его на вилы. Пришли потом свои же засланные агитаторы его на бунт подбивать — а он их в полицию. Даже во время неурожаев и голода. Это уникальное достижение: найдите ещё одну великую Державу, где социальный мир продолжался бы в тот же исторический период столь же долго — 130 лет. Таковых нет. Во всех других Державах революции вспыхивали одна за другой: один 1848 год в Европе чего стоит! А в Российской Империи — тишь да гладь. Относительно, конечно, но всё познаётся в сравнении. Что такое революционный или религиозный теракт? Признание в слабости! Он означает, что данные идеи не пользуются поддержкой в обществе. У них недостаточно «своих штыков», чтобы путём голосования или гражданской войны установить, скажем, социализм или шариат. Остаётся общество запугивать: террор = ужас. Тогда рядовых фанатиков-исполнителей поймают и повесят. Но от верхушки организаторов, которым нечего предъявить в качестве обвинения, власти, глядишь, и отступятся. А то и откупятся. Или зарубежные благодетели копеечку подбросят. И то хлеб: на революционную или миссионерскую работу деньги всегда нужны. Да и вождям подполья хочется вкусно пожить. Теракты — ещё не революционная социальная болезнь, но один из её симптомов. Вроде повышения температуры: вовремя принятый антибиотик быстро исправляет положение.

2. Контрреволюция.

Но вот ситуация меняется: в 1905 году Российская Империя вновь переживает массовые волнения. Причём восставшие чуть не овладели Москвой. В советском кино показывают героических рабочих, защищающих самопальные баррикады. На самом деле восставшие располагали артиллерией и обстреливали с Пресни Кремль, где укрылся гарнизон. Прямой наводкой, поскольку загораживающих высотных зданий тогда не было. Счёт шёл на часы, но власть устояла. Что случилось, почему бунт? Да ничего особенного: контрреволюция. Хочу сразу оговориться. Как известно, я конспиролог. И о помощи революционерам со стороны иностранных, особенно английских «друзей» сказал уже немало. Но массовые волнения нельзя объяснить одной лишь внешней инспирацией. Удачный теракт — пожалуйста; тут англичане непревзойдённые мастера. Военный мятеж или переворот — сколько угодно; квалифицированные специалисты имеются. Но не бунт. Россия — не затерянный в океане островок, где население можно купить на корню. Для подобной операции в России никакого бюджета не хватит. Для бунта в крупной стране агитаторам должен поверить народ и решить, что власть надо свергнуть. А это означает вещь страшную: в 1905 году за революционерами, в том числе и за большевиками Ленина, была правда. Подловатая, и я бы даже сказал, быдловатая, но правда.

В чём она? Машинное производство сельхозпродукции даёт потрясающий экономический эффект, но лишь на больших площадях. При этом машины могут быть и на конной тяге. А первые трактора в России появились в 1898 году. Они были импортными, очень дорогими и ненадёжными. Но распространение началось, особенно в южных губерниях. Семейное крестьянское хозяйство не выдерживает конкуренции с латифундией, обладающей парком машин. Крестьянин того периода был обречён разориться, продать или бросить землю, уйти в город и стать рабочим. Чего он, разумеется, не желал. Крестьяне всегда считали безземельных рабочих людьми второго сорта, а индустриализацию, вытесняющую их с земли, люто ненавидели.

К 1905 году в Российской Империи уже почти полвека шла индустриальная революция. Наибольших успехов достигли в армии. Первый в мире пуск ракеты с подводной лодки, причём из-под воды, произвела в 1834 году в Финском заливе русская субмарина Карла Шильдера. Строились броненосцы. Взлетали аэропланы, в том числе первый в мире тяжёлый бомбардировщик Игоря Сикорского. Он же в 1909-м в Киеве продемонстрировал (неудачно) вертолёт грузоподъёмностью 9 пудов. В гражданском хозяйстве изменения шли медленней. Правительство осуществляло глубокую модернизацию всего жизненного уклада; «революцию сверху». При этом власти делали всё возможное и невозможное, чтобы смягчить её негативные социальные последствия. По сравнению со своими собратьями в Европе и Америке, и уж тем более в Азии, русский рабочий жил в царских условиях, катался, как сыр в масле. Конечно, Российская Империя оставалась сословным государством; по сравнению с аристократом или купцом, русский крестьянин или рабочий был беден, как церковная мышь. Но если объективно сравнивать положение рабочих в разных странах мира в тот период, то русский рабочий по большинству параметров жил лучше всех[89]. У крестьян наделы были огромными по сравнению с Европой; лишь США из-за первичного освоения территории Россию обгоняли[90].

Тем не менее правительство не говорило правды. Потому что она страшна: «Мужик, твоё хозяйство пойдёт в топку. Продавай, пока не поздно; хватай семью в охапку и дуй в город на фабрику. Только так вы сможете выжить. Ты попал под каток объективного мирового процесса-прогресса. Против лома нет приёма, и помочь тебе мы ничем не сможем, кроме улучшения условий труда. После завершения промышленной революции твои внуки и правнуки, вероятно, прекрасно заживут в русских городах. Ради них — просим тебя! — вытерпи». Между прочим, последствия промышленной революции тогда были точно неизвестны; ведь ни в одной стране мира она ещё не завершилась. Можно было лишь предвидеть, но русское правительство отличалось завидной прозорливостью.

Свято место пусто не бывает: если о сексе не говорят в школе или дома, о нём скажут в подворотне или в Интернете. Потому что интересы: тема секса для подростка крайне интересна. Как и для крестьянина вопрос о земле. Из англо-немецкой подворотни вылез дедушка Ленин и зашипел: «Мужик, тебя дурят! Помещики и капиталисты скупают по дешёвке твою землю. А тебя заставляют идти в город, и там на них же пахать на фабрике. Гляди что творят, эксплуататоры проклятые: мелкими улучшениями условий труда хотят тебя купить. Мужик, ты землю потерял! Никакими школами-больницами её не вернёшь. Только отнять и поделить»!

На что рабочие в первом-втором поколении, то есть та же деревня ответила громовым восторженным ревом: «Да-а-а! Отнять-поделить! Даёшь»! А как не ответить: землю дают. Бесплатно. Так и вещают: «земля — крестьянам; фабрики — рабочим». Про гражданскую войну, сталинскую индустриализацию и колхозы Ленин ничего не говорил. Как и про 110 миллионов русских жизней, которые сгорели в этой топке. Оно и правильно: зачем заранее пугать; дедушка добрый. Сказал бы: «Мужик, у тебя семеро детей; «семеро по лавкам». Начнёшь отнимать-делить — трое станут за красных; трое за белых, один за границу сбежит. Все погибнут страшной смертью, некоторые от голода, иные от пыток. Но внук младшего, последнего из тех, что за красных, уедет в США, в Силиконовую долину. Там начнёт компьютерные программы клепать; сильно разбогатеет. Правда, его дети русскими быть перестанут. Давай, мужик: отнимай-дели». Глядишь, мужик бы и задумался. Но ему так не говорили, а вещали: «Дадим»! Он ответил: «Даёшь!» и пошёл бунтовать. При всей внешней помощи 1905-й и 1917-й годов есть контрреволюция деревни; её восстание против промышленной революции.

3. Хозяин.

Но при чём здесь Лев Толстой? При том, что он с большой буквы Хозяин. Один из Хозяев Российской Империи; перед ним император извинялся. Одновременно, хотя и банально: Лев Николаевич Толстой — великий русский писатель. И портреты его в школах висят не зря. Зверушка реализм придумала; покажите мне ещё хотя бы одного русского, создавшего в литературе новое направление. Увы, таковых больше нет; «он такой один». Если бы Лев Толстой ограничился чистой литературой, как, скажем, Бунин, его достижений за глаза бы хватило для искреннего почитания. И моего — тоже. Однако, «матёрый человечище», как охарактеризовал Толстого в вышеуказанной статье его враг — Ленин — с первых же произведений занимался социальными вопросами. Даже «Севастопольские рассказы» о Крымской войне не чисто батальные, а проникнуты социальным подтекстом[91].

Но за всё надо отвечать. Коли берёшься ставить общественные вопросы, предлагай пути их решения. Надо сказать, по статусу графу (и не только российскому) Толстому как раз и полагалось ставить социальные вопросы и давать ответы: Хозяин заговорил. В эпоху отсутствия массовых коммуникаций (они лишь создавались) граф Толстой был человеком весьма информированным. Например, патриотический роман «Война и мир»[92] поначалу вызвал во властных кругах недовольство. Потом махнули рукой: «Ладно; 50 лет прошло. Можно и всерьёз поговорить». Тем более, что Толстой сказал далеко не всё. В частности, не обозначены русские интересы в Германии, которые и привели войска Российской Империи под Аустерлиц.

Россия Толстого внимательно слушала: в иные годы на печать его произведений уходило до 12,5 % всей добытой в стране древесины. Народ понимал, что вещает Хозяин, и правду он скажет свою, хозяйскую. Но также и видел, что Лев Толстой — не барин-паразит, хотя по богатству и знатности легко мог бы им стать. Но нет: «человечище» для народа много делает. Даже кровь свою голубую за него проливал, не жалел; причём на войну оба раза пошёл добровольно. Настоящих паразитов он клеймил, да так, что они, будучи в духовном сане и почти святыми, публично смерти ему желали[93]. Народ оценил: стал считать Льва Толстого заступником. Ну и что же он предложил? Не кушай мяса. Как будто в стране с периодически неурожаями народ много его ест и массово страдает от ожирения. Насилию не противься. Отобрали у тебя землю — ну и плюнь, иди в город; паши на заводе. А там даст тебе мастер в морду, да оштрафует на ползарплаты — тоже смирись. Тогда будет тебе от нравственного самосовершенствования счастье. Может быть.

На филиппику Ленина 1908 года Толстой не ответил. Казалось бы, правильно: не по чину 80-летнему маститу литератору обращать внимание на выпады 37-летнего журналиста из маргинальной левой партии. Так, да не так; не в этом случае. Вопросы в статье Ленина поставлены серьёзные. Фактически спрошено: «Эй, хозяин, ты нас слышишь»? Тут бы обладающему великим литературным даром Хозяину с Олимпа и громыхнуть: «Слышу. И отвечу, коли сами напросились». Затем размазать леваков, не оставив от них камня на камне. Но Толстой смолчал. Это чистое поражение.

4. Правда.

Чья правда сильней: Толстого или Ленина? Самое интересное, что народ Российской Империи тогда настолько уважал своих Хозяев, что некоторые стали всерьёз жить по рецептам Толстого. Ничего у них, разумеется, не вышло, и секта «толстовцев» распалась после смерти учителя. Но вследствие сурового климата русские — жестокие природные реалисты. Не получив от Толстого ожидаемого ответа о своих бедах, народ про Льва Николаевича решил правильно: юродивый; психический. А поскольку он из всего привык извлекать пользу — с паршивой овцы хоть шерсти клок! — то и сочинил:

Жил-был на свете писатель — Лев НиколаИч Толстой,

Не кушал ни рыбы, ни мяса; ходил по деревне босой.

Жена его, Софья Толстая, напротив, любила поесть;

Она не ходила босая, спасая фамильную честь.

Из этого в ихНЕМ семействе был вечный и тяжкий разлад:

Его упрекали в злодействе — он не был ни в чем виноват.

Имел он с правительством тренья, и был он народу кумир,

За рОман свой «Анна Каренина», за рОман «Война да мир».

Как вспомню его сочиненья, по коже дирает мороз,

А рОман его «Воскресенье» читать невозможно без слёз.

В деревне той, Ясной поляне, ужасно любили гостей,

К нему приезжали славяне и негры различных мастей.

Вот так разлагалось дворянство, вот так разлагалась семья,

И, как итог разложенья, на свет появился и я.

Однажды покойная мама к нему в сеновал забрела —

Случилась ужасная драма, и мама меня родила!

В деревне той, Ясной Поляне, теперь не живёт никого…

Подайте, подайте, славяне, я сын незаконный его!

Популярная в 1920-е песня нищих.

Говорят, подавали охотно

5. Карандашик.

Тем не менее факт существования движения «толстовцев» я считаю весьма отрадным. В 1905-м и даже в 1908-м мы не были обречены на 1917-й: левацкой социальной демагогии в России можно было противостоять. Если бы Хозяева оказались поумней. Когда я говорю о скудоумии Льва Николаевича Толстого, имею в виду не литературу (в ней граф — змей премудрый), а социальную наивность: уважаемого человека спрашивают о мастере, который в морду бьёт, а ответ получают — о Боге. Русский парадокс: создатель реализма оказался поразительно сентиментален.

Но иного и быть не могло. За 130 лет социального мира Хозяева России разлакомились и расслабились. Плюс комплекс вины: любил Лев Николаевич Толстой в онучи Платону Каратаеву покланяться. Даже бичуя социальные язвы, Хозяева России имели в подсознании, что русский мужик по инерции бунтовать не будет. И уж в их-то Ясную Поляну покрытая язвами харя точно не явится. Но человек быстро звереет, когда затрагиваются его интересы. А толпа — ещё быстрее. В 1918-м она пришла. Буквально: имение Толстого было разгромлено и сожжено восставшими крестьянами. От главного дома не осталось даже фундамента; личные вещи писателя уцелели лишь потому, что он жил во флигеле, отдав усадьбу многочисленным гостям. Есть неподтверждённые слухи об изнасиловании при погроме его дочери.

Как следовало действовать власти? Разумеется, не гнать и не отлучать от церкви великого литератора. Нужно было со всеми почестями и большим пиететом пригласить его в некий кабинет. Там очень вежливо усадить перед господином полковником; налить чаю. Далее историческая фантазия. Полковник, крутя в холёных пальцах карандашик:

— Вы, Лев Николаевич, человек серьёзный; потому давайте сразу, без экивоков. Вот вы в Лондоне с Герценом гуляете-обедаете. А знаете ли, что он английский шпион, мало того, резидент? Иуда; Россию продал! Улыбаетесь, не верите. Думаете, что в нашем ведомстве, только на подлости и провокации способны? Правильно думаете. Что же, тогда почитайте документики. Вот эта папочка, и ещё, и ещё… Вы почитайте пока, а я сейчас…

(Уходит. Пауза. Слышен лязг открываемого, затем закрываемого сейфа. Возвращается).

— Ох, граф, что-то вы побледнели. Да, душно у нас во всех смыслах… Отведайте чайку; оно помогает. Вот что, Лев Николаевич. Не должен я это делать; головой рискую. Но я все ваши книги прочёл и верю, что вы искренний России патриот. Начните-ка ознакомление вот с этой красненькой папочки. Благо, она не толстая.

(Садится. Крутит карандашик. Пауза. В гнетущей тишине слышно тиканье напольных швейцарских часов. Затем шум).

— Лев Николаевич, что с вами? Сердце? Не надо в обморок! Эх, дубина я стоеросовая; ведь пожилой же человек! Правильно нигилисты говорят: сатрап я и палач.

(Звон колокольчика. Топот ног. Плеск воды. Пауза).

— Вам лучше, граф? Вы чайку-то попейте; он по вашему рецепту, с травками. Очень полезно. Кумыса, к сожалению, не держим, воняет-с. Нет-нет, читать вы сегодня больше не будете. А то ваш друг Герцен напишет, как царские сатрапы Льва Толстого в подвале пытали. Придётся мне снова должностное преступление совершить. Давайте договоримся так: вы папочки возьмите с собой. Их, конечно, из ведомства выносить и показывать никому нельзя, но вам я верю. Кроме красной папочки: эту отдайте. При всём доверии не могу-с; люди жизнью рисковали, добывая. Через недельку жду вас обратно, документики вернуть надобно. И придётся вам, граф, снова лично приехать; в нашем деле курьерам да дворовым доверять нельзя. Тогда и красную папочку дочитаете; глядишь, в ней ещё что-нибудь появится…

(Провожает. Крутит карандашик. Подаёт трость).

— Подумайте, Лев Николаевич, вот над чем. Нам крайне необходимо сбить волну левой революционной агитации. Ваш друг Герцен… Не надо морщиться, граф: вы — гений; у вас и ошибки гениальные. Значит, ваш друг Герцен, с ним Плеханов, Мартов; в последнее время ещё молодой там появился: бывший адвокат Ульянов-Ленин-Бланк… Мы не справляемся. Что мы можем — головы рубить? Но это же гидра: одну срубишь — две отрастут. Нет, граф, нам надо людей убедить. А наше ведомство, извините, не для того поставлено; нам сие не по уставу. Нужны вы с вашим великим литературным даром. Реализм ваш нужен. Как вы по Шекспиру прошлись — так и по ним. Если надумаете, мы готовы оперативно обеспечить вас полным объёмом всего, что они пишут. Нелегальная литература, но, повторяю, мы вам верим. И в творческую кухню вашу лезть не будем; никакой цензуры. Вы не ослышались, граф: мы дадим вам полный карт-бланш. Всё, что за подписью Льва Толстого — сразу в печать. Уж это-то мы можем; это нам по уставу. И вот ещё что. Понятно, что предложение моё согласовано с высшим руководством. По секрету могу вам сообщить, что особа, на мой рапорт, вас касающийся, резолюцию наложившая, изволила при том изречь: «Не ради себя мы это затеваем, и даже не ради Толстого. А токмо ради России». Жду вас через неделю, граф. И можете сразу представить список нужных вам книг. А мы его расширим и дополним; вы, извините, многого не знаете. Честь имею.

(Звук закрывающейся двери. Крутит карандашик; напевает. Садится. Занавес).

6. Реальное решение.

Но это фантазии, а есть ли пример реального решения? Не в России, конечно, но в стране похожей? Как ни странно, есть. Россия во многом схожа со Скандинавией. Тот же климат плюс старые родственные связи с «варягами». А сами русские — немного флегматичные добродушные северяне. Проблемы индустриального перехода в конце XIX — начале XX века у всех были схожими. Не совершить промышленную «революцию сверху» нельзя: те страны, где этого не сделали, слабели, теряли независимость и становились колониями более сильных и развитых соседей. Между прочим, именно так Россия завоевала Польшу и Финляндию: там промышленный переход усилиями могущественной земледельческой аристократии был заторможен. Ну и не стало их на карте.

Но индустриальная революция сопровождается неизбежными «прелестями», о которых говорилось выше. Миллионы людей теряют собственность (землю) и сгоняются в города, где вынуждены трудиться в тяжёлых условиях. На заре промышленной революции не существовало понятия «вредного производства», а слова «экология» ещё не придумали. В результате, рабочие, бараки которых строились близко к фабрикам, часто брали питьевую воду из той же речки, куда без всяких фильтров сливали отходы производства. Не желаете ли чайку со свинцом, мышьяком или ртутью? От подобной «диеты» сильный мужчина к 45 годам становился стариком-инвалидом, и работать больше не мог. Но государственной пенсионной системы не было, либо она находилась в зачаточном состоянии. Некоторые капиталисты платили пенсию старым рабочим, но её надо было заслужить, проработав на фабрике 20 лет, что во многом хуже крепостничества. Прибавьте периодические кризисы капиталистической системы, лишавшие многих последнего скудного заработка.

Разумеется, людям всё это не нравилось, и они бунтовали. Скандинавию не миновали забастовки со всевозможными волнениями. После особо кровавого подавления беспорядков в 1922 году лютеранская церковь Швеции[94] выступила с обращением к нации. Ею был предложен «Акт о национальном согласии». В нём она, как честный и авторитетный посредник, обещала:

— контролировать капиталистов, чтобы они не обижали трудящихся;

— контролировать трудящихся, чтобы они не восставали против капиталистов;

— контролировать государство, чтобы оно не было защитником лишь одной стороны.

У трудящихся появлялся официальный ходатай; жалобная книга. Не надо ехать за много вёрст к шведскому Льву Толстому — достаточно дойти пешком со своими проблемами до местного священника. И он не может отказать, а обязан выслушать[95]. Со списком проблем поп идёт к капиталисту. А тот не может его прогнать, а обязан слушать и реагировать. В результате начинается торг, где обе конфликтующие стороны и посредник, разумеется, не получают всего, чего хотели. Но все они получают социальный мир.

Предложенный шведской церковью акт был принят. Торжественно, с присягой. И первым присягнул король (напомню, что Швеция является монархией). От имени государства он обещал наказывать тех, кто уклоняется от переговоров. Пошёл трудящийся, не поговорив прежде со священником, горло драть — в тюрьму. Спустил капиталист на пастора собак — и его в тюрьму. Прогнал поп работягу или не пошёл со списком проблем к Хозяину — нерадивого пастыря тоже в тюрьму. И, что самое интересное, стали реально сажать. В результате Швеция и сейчас гордится социальным миром. Недаром русская пословица гласит: «Худой мир лучше доброй ссоры». Там комиссия по трудовым спорам не трёхсторонняя, как, например, в РФ (государство, работодатели, профсоюзы), а четырёхсторонняя. Сидит в той комиссии ещё и поп; чётки перебирает, улыбается. Всех спорящих ласково увещевает. Имеет власть благословить забастовку. Натурально. Если, не дай Бог, благословил, то государство не имеет права её разгонять. Капиталист звонит в полицию, а ему: «Не поедем; забастовка благословлена, а значит, законна. Разбирайтесь и договаривайтесь сами. Советуем в первую очередь поговорить со священником».

Возможно, такой путь не слишком подходил для нас. Российская Империя была великой Державой, и в силу своего участия в Большой Геополитической Игре напрягаться должна была больше, а индустриализацию проводить скорее. Швеция ведь так и не вернула себе великодержавный статус, хотя реваншистские планы у её руководства были. Но и Россия свой статус во многом утратила по итогам социальных потрясений. А народ в Швеции живёт не в пример лучше русских. Для шведской лютеранской церкви роль социального посредника стала великим благом. Достаточно сказать, что отдельна от государства она была лишь 2000 году, а поддержка остаётся и сейчас. Люди продлили своё существование в качестве государственной церкви минимум на полвека. Это дорогого стоит.

7. Выводы.

Задача поддержания социального мира есть в первую очередь задача нравственная, даже религиозная. Лев Толстой, в конце концов, и стал проповедником и создателем секты. По скудоумию создателя движение «толстовцев» вышло непрактичным и нежизнеспособным, ни на один вопрос толком не отвечающим. Но государственная Русская православная церковь проявила тогда скудоумие ещё большее. И не только отлучение Толстого имею в виду. Отлучили зарвавшегося барина-сектанта; ладно. Но что РПЦ предложила обществу в условиях назревавшего, а затем и начавшегося социального взрыва? Вы будете смеяться, но ничего. Натурально. Страна рушиться уже в иконы стрелять-плевать начали, а иерархи начальство (патриарха) себе выби-рают[96]. Иных забот у РПЦ в 1918 году, видимо, не было. Это всё равно, что на пожаре стоять и собачиться: кто в семье главный? А что дом горит, так и Бог с ним. Впрочем, весьма вероятно, что иначе и быть не могло[97]. Но в результате уделали большевики иерархов РПЦ в два счёта, как щенков.

Льва Толстого можно и нужно обвинять в социальной инфантильности и неразумии. Попытки его были нелепы. Но в то же время мы должны быть благодарны ему за то, что в условиях бездействия и даже противодействия официальной государственной Церкви и благодушия властей он хотя бы попытался что-то сделать. Да, не сдюжил: свалила неподъёмная ноша даже «матёрого человечища». Но пытался. И русские этого не забудут, а все его ошибки — простят. В пантеоне лучших людей России Лев Толстой останется на века; портреты в школах не снимут.

Так случилось, что 80-летний, уже смертельно больной Лев Толстой стал главным врагом революционной пропаганды; единственным, кого идеологи революции реально боялись. Толстой действительно мог стать щитом против русской контрреволюции: авторитет его был столь высок, что слово писателя могло переломить ситуацию. Выше, во второй части книги, писал, что для поддержания реноме среди подданных «герцоги ада» должны время от времени вступать в дуэли с достойными противниками. Статья Ленина, с которой начался этот разговор, и есть такая дуэль. А гениальность её в том, что ударил Ленин в болевую точку: «Какой ты щит, старик?! Посмотри на себя: ты зеркало. Что ты, барин, голодным-то про «не кушай мяса» вещаешь? Не стыдно?!». Задрожали у 80-летнего героя-Толстого руки, выронил он свой, от злого заклинания вдруг ставший зеркальным щит, и заплакал бессильными старческими слезами. Щит вдребезги разбился. Толстой не нанёс ответного удара, а потом и вовсе убежал. А Россия погибла; не нашлось у неё больше героев-заступников…

В этом проявилась вся социальная наивность недавно (для 1908 года) выросшей, причём в тепличных условиях, русской интеллигенции. Первый же аргумент «ад хомени» (переход на личности) — и интеллектуальный бой проигран. А ведь Лев Толстой мог довольно легко отразить удар Ленина. «На личности переходим? Славно, я давно хотел. Пусть я эксплуататор, пудрящий мозги простому народу. А ты-то кто, пишущий гадости не то из Швейцарии, не то из Парижа? О происхождении и еврейских корнях твоих говорить не буду; аристократу сие невместно. Лет до 30 жил ты на мамины деньги да на батюшкину пенсию. Бывает. Стал провинциальным адвокатом — и кого же защитил? Голубчик, твоих подзащитных вешали. По ночам не снятся? Потерпев фиаско, ударился в «благородное» дело революции. Но позволь спросить: на что живешь? В Париже жизнь не дешёвая; я там бывал. Но я на свои пил, а тебе кто даёт? И нет ли у твоих благодетелей иностранного акцента, особливо английского или немецкого? Говоришь от имени рабочих и крестьян, но сам никогда не был ни тем, ни другим. Ты есть такой же паразит из эксплуататорского класса, как и я. Да ещё, возможно, шпион. Коли мы это выяснили, давай с тобой, как два эксплуататора, и поговорим. По существу». Ленину нечего было бы на это возразить; ибо правда. Особенно если проиллюстрировать портретами Льва Толстого и его оппонентов[98]. Зеркало — штука опасная, может и тебя самого отразить. Ильич, выходя на дуэль с Львом Толстым, отчаянно рисковал. И выиграл.

После поражения Толстого началось глумление над ним. Одним из основных методов советской власти была и остаётся шутовская имитация, то есть методичное опошливание, обгаживание и глумление над всем и вся. Из Льва Толстого слепили благообразного и с бородою «сочувствующего большевикам классика литературы». Чего говорил? А сказал: «Не ешь мяса, и не противься насилию». Ты, русский Ванька, когда у тебя всё отберут и в ГУЛАГ поведут — не сопротивляйся. Так твой классик велел. Не веришь? А почитай-ка! Советская власть Льва Толстого очень любила. Полезен. Тем более, что с мясом в СССР всегда была напряжёнка.