ЗАКОН СОВЕРШЕНСТВУЕТСЯ (Из практики по делам несовершеннолетних)

ЗАКОН СОВЕРШЕНСТВУЕТСЯ

(Из практики по делам несовершеннолетних)

Анализ норм действующего уголовно-процессуального законодательства союзных республик, регламентирующих производство по делам несовершеннолетних, показывает, что многие весьма существенные вопросы решаются в республиканских кодексах по-разному, и в этом отношении законы некоторых союзных республик имеют определенные пробелы. Отсутствие единообразия в решении принципиальных вопросов нередко отрицательно влияет на судебно-следственную практику по делам этой категории и в конечном счете может привести к снижению эффективности борьбы с преступностью несовершеннолетних.

Наиболее детальную и обстоятельную регламентацию мы можем отметить в УПК РСФСР, где в отличие от кодексов других союзных республик имеется специальный раздел, посвященный производству по делам несовершеннолетних. Интерес представляет статья 392, предписывающая при расследовании и судебном рассмотрении дел устанавливать точный возраст подростка-правонарушителя (число, месяц, год рождения), выяснять условия жизни и воспитания, причины и условия, способствовавшие совершению преступления, а также взрослых подстрекателей и иных соучастников.

Поскольку встал вопрос о включении такой нормы в кодексы тех республик, где она отсутствует, следует, с нашей точки зрения, выработать более совершенную редакцию соответствующей статьи.

Нам представляется, что вводная часть ст. 392 УПК РСФСР должна быть изменена примерно таким образом: «При расследовании и судебном рассмотрении дел о преступлениях несовершеннолетних, помимо обстоятельств, указанных в ст. 68 настоящего кодекса, должны быть выяснены следующие обстоятельства». Затем, в числе таких обстоятельств, помимо перечисленных в действующей редакции статьи 392 УПК РСФСР, по нашему мнению, следует ввести указание на личность несовершеннолетнего: уровень его умственного развития, соответствие развития возрасту.

Наше законодательство устанавливает единый критерий вменяемости для взрослых и для несовершеннолетних. Чтобы нести ответственность за совершенное им деяние, лицо должно быть в состоянии отдавать себе отчет в своих действиях, в частности, понимать общественную опасность и противоправность своих действий, а также руководить своими действиями.

Однако, когда речь идет о подростке, то отсутствие у него способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими или наличие такой способности в меньшей степени, чем у взрослого человека, может быть вовсе не патологического происхождения, на что и указывается в абз. 2 ст. 392. Практика показывает, что способность понимать общественную опасность и противоправность своих действий и руководить ими развивается в переходном возрасте далеко не у всех в одинаковой степени.

Последняя часть ст. 392 УПК РСФСР (соответствующих статей УПК других союзных республик) изложена таким образом, что практическое применение ее связано с большими затруднениями. Редакция статьи вызывает у практических работников множество вопросов: «При наличии данных об умственной отсталости несовершеннолетнего, не связанной с душевным заболеванием, должно быть выявлено также, мог ли он полностью сознавать значение своих действий. Для установления этих обстоятельств должны быть допрошены родители несовершеннолетнего, его учителя и воспитатели и другие лица, могущие дать нужные сведения, а равно истребованы необходимые документы и проведены иные следственные и судебные действия». Таким образом, в статье довольно обстоятельно регламентируется допрос разных лиц, сказано об истребовании документов, однако упускается главное — необходимость назначения экспертизы, которая могла бы определить степень умственного развития подростка.

Попутно возникает вопрос о том, какие же специалисты должны быть приглашены для производства экспертизы в этих случаях. Поскольку ст. 392 УПК РСФСР имеет в виду умственную отсталость, не связанную с душевным заболеванием, очевидно, нужно заключение психиатра, который мог бы исключить или, наоборот, подтвердить наличие душевного заболевания. В тех же случаях, когда душевное заболевание исключено, а данные об умственной отсталости налицо, требуется определить степень этой отсталости, что, очевидно, выходит за пределы компетенции психиатра и относится к области психологии. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 8.VIII.1963 года разъяснил, что в подобных случаях экспертиза должна производиться специалистами в области детской и юношеской психологии (психологами, педагогами).

Мы считаем необходимым четко установить, что понимается под «умственной отсталостью», поскольку нечеткость понятия может принести вред следственной и судебной практике. Следует иметь в виду, что подростки-правонарушители часто обнаруживают определенное отставание в своем умственном развитии по сравнению со сверстниками. Это объясняется тем, что некоторые из них оставили школу, не получив восьмилетнего образования, мало читали и т. д.

Однако закон имеет в виду не такую отсталость, которая никак не может быть основанием для снижения, а тем более для исключения ответственности за содеянное. Речь, очевидно, идет о незрелости интеллектуальности эмоционально-волевой сферы несовершеннолетнего, что не позволяет ему правильно руководить своими поступками, критически оценивать их. Научное определение понятия «умственная отсталость» не может быть дано только юристами: должны высказаться специалисты-психологи.

Значительная часть ст. 392 УПК РСФСР изложена нечетко, без научной разработки критерия умственной отсталости. Думается, необходимо на основе совместной работы юристов с психологами выработать новую редакцию части 2 ст. 392, указав в ней также, что для установления факта умственной отсталости у несовершеннолетнего назначается комплексная экспертиза в составе психиатров и психологов[20].

В уголовно-процессуальном законодательстве также должен найти единое разрешение принципиальный вопрос о порядке освобождения от уголовной ответственности несовершеннолетних, совершивших преступления, не представляющие большой общественной опасности.

С нашей точки зрения, вопрос о том, представляет ли совершенное преступление большую общественную опасность и требует ли по своему характеру применения уголовного наказания, должен разрешаться только после того, как суд установит виновность обвиняемого. Поэтому применение к несовершеннолетнему принудительных мер воспитательного характера должно осуществляться лишь на основании обвинительного приговора суда с освобождением от наказания и без применения к осужденному института судимости.

В настоящее время вопрос о порядке применения мер общественного воздействия к несовершеннолетним, совершившим преступления, не представляющие большую опасность, разрешается УПК союзных республик по-разному. Большинство УПК содержит статьи, предусматривающие право суда, прокурора и следователя с согласия прокурора прекратить уголовное дело и направить его в комиссию по делам несовершеннолетних (ст. 7 УПК Азербайджанской ССР, ст. ст. 8 УПК РСФСР, Литовской ССР, Латвийской ССР и Грузинской ССР, ст. 8 УПК Эстонской ССР, ст. ст. 9 УПК Украинской ССР и Киргизской ССР, ст. 209—210 УПК Таджикской ССР).

Отдельные кодексы представляют такое право органам дознания (ст. 185—196 УПК Молдавской ССР, ст. 180 Казахской ССР, ст. 216 Туркменской ССР), а некоторые разрешают передачу материалов в комиссию по делам несовершеннолетних без возбуждения уголовного дела (ст. 10 УПК РСФСР, ст. 9 УПК Украинской ССР, ст. 6 Белорусской ССР, ст. 141 УПК Казахской ССР, ст. ст. 8 УПК Латвийской ССР, Эстонской ССР, ст. 11 УПК Киргизской ССР, ст. 57 УПК Армянской ССР).

Как видим, большинство процессуальных кодексов предусматривает возможность передачи дела о подростке в комиссию по делам несовершеннолетних без судебного разбирательства. Наряду с этим, в УПК шести союзных республик подобных статей нет и в них имеются общие нормы, перечисляющие основания, по которым прекращаются дела. В отдельных УПК союзных республик содержатся статьи, предоставляющие судам право прекращать дела о преступлениях несовершеннолетних и самим непосредственно применять принудительные меры воспитательного характера (ст. 402 УПК РСФСР, ст. 336 УПК Украинской ССР, ст. 321 УПК Туркменской ССР).

Уголовно-процессуальные кодексы Белорусской, Молдавской, Киргизской и Эстонской ССР стоят на совершенно иной позиции. Там суды не прекращают дела, а выносят обвинительный приговор без назначения наказания и применяют к осужденному меры воспитательного характера.

УПК Таджикской ССР (ст. 312) признает возможным два решения. Суд может признавать несовершеннолетнего виновным и применить к нему меры воспитательного характера, а кроме этого, суд вправе прекратить дело, направив его на рассмотрение комиссии по делам несовершеннолетних.

Статья 312 УПК Казахской ССР не содержит указаний ни о прекращении дела, ни о вынесении обвинительного приговора, в ней говорится лишь о том, что суд выносит определение о применении к несовершеннолетнему одной из мер воспитательного характера. Примерно также сформулирована и ст. 306 УПК Латвийской ССР. И наконец, в УПК Узбекской, Азербайджанской, Литовской и Армянской ССР вообще не содержится статей, аналогичных ст. 402 УПК РСФСР, то есть в перечисленных республиках суды не обладают правом непосредственного применения принудительных мер воспитательного характера.

Мы полагаем, что прекращение дела в досудебных стадиях должно допускаться лишь по основаниям, перечисленным в ст. ст. 5 и 6 УПК РСФСР. В остальных случаях необходимо доводить расследование до конца и направлять дело с обвинительным заключением в суд, который, рассматривая дело в судебном заседании и оценив данные, характеризующие личность виновного, а также опасность совершенного им преступления, будет решать, следует ли применить к нему меры уголовного наказания или ограничиться мерами воспитательного характера.

Изменение закона, предусматривающее лишение органов расследования права прекращать дела в тех случаях, когда подростки совершили преступление, естественно, увеличит нагрузку судов по рассмотрению дел этой категории, но это изменение направлено на повышение ответственности следователей, на дальнейшее развитие принципов объективности и всесторонности расследования и судебного рассмотрения дел о преступлениях несовершеннолетних.

Возникает вопрос, как отразится предлагаемая реформа закона на деятельности комиссий по делам несовершеннолетних? Не создается ли в связи с ней такое положение, что суд, широко применяя принудительные меры воспитательного характера, значительно ограничит сферу деятельности комиссий? Такие опасения лишены серьезных оснований. Прежде всего, помимо рассмотрения дел о правонарушениях подростков, комиссии имеют множество других обязанностей: координация действий всех организаций и ведомств по предупреждению преступности и безнадзорности несовершеннолетних, трудоустройство подростков, контроль за поведением условно-осужденных, вернувшихся из трудовых колоний, и т. д. В настоящее время комиссии в ущерб своим прямым обязанностям занимаются даже рассмотрением дел о преступлениях, что нельзя признать правильным.

Существенное значение в дальнейшем совершенствовании законодательства имеет и вопрос об участии защитника в расследовании преступлений, совершенных несовершеннолетними.

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что наделение близких родственников несовершеннолетнего или его законных представителей некоторыми процессуальными правами, дающими им возможность в каких-то пределах оказывать несовершеннолетнему помощь в защите его законных интересов, ни при каких условиях не снимает необходимости участия в деле профессионального адвоката. Задача подготовки адвокатских кадров, специализирующихся именно в области защиты несовершеннолетних, кадров, имеющих специальные познания в области психологии подростков и педагогики, имеет не менее важное значение для совершенствования следственной и судебной практики по делам несовершеннолетних, чем специализация следователей и судей.

Исходя из смысла ст. 22 Основ уголовного судопроизводства, участие защитника по делам несовершеннолетних на предварительном следствии с момента предъявления обвинения является обязательным. Основы прямо указывают, что оно в таких случаях обеспечивается лицам, которые сами не могут осуществлять свое право на защиту.

Однако некоторые УПК не содержат этого необходимого указания или прямо предусматривают, что участие защиты на предварительном следствии не является обязательным либо что оно обязательно не по всем делам несовершеннолетних. Указание на обязательное участие защиты на предварительном следствии по делам несовершеннолетних отсутствует в ст. 24 УПК Казахской ССР и ст. 38 УПК Эстонской ССР. Ст. 30 УПК Киргизской ССР указывает, что следователь или прокурор вправе признать обязательным участие защитника на предварительном следствии по делу несовершеннолетнего, из чего следует, что в остальных случаях участие защитника не является обязательным. Ст. 59 УПК Азербайджанской ССР предусматривает обязательность участия защитника на предварительном следствии только по делам несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет.

Не говоря уже о том, что указанные положения существенным образом ограничивают право на защиту несовершеннолетнего обвиняемого, они находятся в очевидном противоречии с общесоюзным законом. Поэтому бесспорна необходимость устранения их из УПК республик. Тем более, что фактически на практике защита обязательно участвует на предварительном следствии по всем делам несовершеннолетних и, следовательно, ограничения, установленные кодексами некоторых союзных республик, не применяются.

Изучение практики участия защиты на предварительном следствии по делам несовершеннолетних выявило один очень серьезный недостаток. Зачастую следствие по делам несовершеннолетних ведется фактически без обвиняемого, поскольку обвинение предъявляется несовершеннолетнему в самом конце следствия, непосредственно перед выполнением следователем требований ст. 206 УПК. Помимо всех прочих недостатков, в указанных случаях фактически имеет место обход закона об участии адвоката с момента предъявления обвинения.

В оправдание подобной практики следователи обычно ссылаются на трудности, связанные с неоднократными вызовами адвоката, что, безусловно, не может быть основанием для ограничения бесспорных прав обвиняемого, установленных законом.

Важнейшее значение для характеристики процессуального положения защитника на предварительном следствии и для обоснованного суждения о реальности гарантий права несовершеннолетнего обвиняемого на защиту имеет вопрос об объеме конкретных процессуальных прав защитника, которые он может осуществлять после того, как допущен к участию в деле. (Ряд кодексов вообще не содержит указаний, конкретизирующих права защитника на предварительном следствии, по тем делам, в которых он участвует, начиная с появления в процессе обвиняемого.)

Восполнение этого, пробела совершенно необходимо, ибо при отсутствии четких указаний в законе на круг действий, в которых защитник может принимать участие, на конкретные формы его участия в этих действиях, то есть на объем его прав и обязанностей в случае допущения к участию в следственных действиях, на объем тех материалов следственного производства, которые должны быть ему представлены для ознакомления, неизбежно должны возникать недоразумения на практике. Должностные лица, ведущие следствие, оказываются вынужденными по своему усмотрению разрешать вопросы, подлежащие законодательному регулированию.

Для того чтобы внести необходимую ясность в правовое положение защитника на предварительном следствии по делам несовершеннолетних, закон должен дать ответ на два круга вопросов. Во-первых, о следственных действиях, в которых вправе участвовать защитник, и об объеме материалов следственного производства, с которыми он вправе знакомиться. И во-вторых, о пределах возможной по закону активности защитника, допущенного к участию в производстве следственных действий. Конечно, чтобы судить об эффективности форм участия защитника на предварительном следствии, необходимо произвести массовое и всестороннее изучение имеющейся практики.

Поэтому изложенные далее соображения имеют лишь предварительный характер.

УПК РСФСР (ст. 51) предусматривает, что по делам, по которым защитник участвует с момента предъявления обвинения, он вправе присутствовать при производстве всех следственных действий, УПК Узбекской ССР (ст. 46) обусловливает разрешением следователя право защитника присутствовать при всех следственных действиях, кроме предъявления обвинения и допроса обвиняемого, а УПК Киргизской ССР (ст. 33) разрешает защитнику присутствовать при производстве всех следственных действий, выполняемых по ходатайству обвиняемого или защитника, но не предусматривает его право присутствовать при иных следственных действиях. Остальные кодексы вообще не регулируют этот вопрос.

Правильное разрешение проблемы требует, с одной стороны, учета задач изобличения преступника, а с другой — обеспечения обвиняемому реальной возможности защищаться от обвинения с помощью защитника. Необходимо считаться с тем, что интересы расследования преступления требуют того, чтобы в ряде случаев определенный круг доказательств по делу и производимых по нему следственных действий оставались неизвестными обвиняемому и, следовательно, и его юридическому представителю — защитнику. Ст. 144 УПК РСФСР обязывает следователя указать в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого обстоятельства совершения преступления, которые вменяются в вину обвиняемому, но не источники, из которых стало известно об этих обстоятельствах.

В целях изобличения виновного следователь должен обладать правом не сообщать обвиняемому об этих источниках. Поэтому и присутствие защитника при некоторых следственных действиях, которые производятся без участия обвиняемого, может оказаться нецелесообразным.

Те же соображения относятся и к вопросу о праве защитника на знакомство с материалами дела. Ст. 23 Основ уголовного судопроизводства указывает на то, что с момента допущения к участию в деле защитник вправе знакомиться со всеми материалами. Такое право должно принадлежать ему по подавляющему большинству дел, то есть по всем делам, по которым защитник допускается к участию в деле с момента объявления обвиняемому об окончании предварительного следствия и предъявления обвиняемому для ознакомления всего производства по делу.

В подобных случаях право защитника на ознакомление со всеми материалами обусловлено спецификой того процессуального момента, когда защитник допущен к участию в деле. Следствие уже закончено, и ознакомление с материалами дела обвиняемого, а значит, и его защитника не может создать каких-либо препятствий раскрытию преступления и изобличению виновного.

Наоборот, ознакомление защитника со всеми материалами совершенно необходимо, так как одна из его основных задач на этом этапе уголовного процесса состоит в том, чтобы оценить полноту собранного следствием материала с точки зрения интересов защиты и в случае необходимости возбудить ходатайство о производстве дополнительных следственных действий.

В делах, где защитник участвует с момента предъявления обвинения, работа следователя по раскрытию преступления и изобличению виновного только начинается. Для успешного ведения следствия необходимо дать следователю тактическую возможность самому определять, какие доказательства он предъявит обвиняемому, а какие нет. В интересах следствия может оказаться необходимым и умолчание. Не менее важно при этом с точки зрения установления истины, чтобы обвиняемый не знал о том, какие именно обстоятельства совершенного преступления неизвестны следователю.

Отсутствие у следователя права самому определять круг доказательств, необходимых для предъявления обвиняемому в ходе расследования, создало бы непреодолимые препятствия в деле изобличения виновных.

Если следовать буквальному смыслу ст. 23 Основ уголовного судопроизводства, то получается, что следователь обязан предоставить в распоряжение защитника все материалы дела, в том числе и те, с которыми обвиняемый не знаком и которые в интересах следствия не должны быть ему до времени известны.

Целесообразность такой ситуации сомнительна. Знакомство адвоката с материалами, неизвестными обвиняемому, не может принести пользы осуществлению защиты, поскольку адвокат в этих случаях не имеет возможности реально использовать их, прямо или косвенно не дав о них знать обвиняемому, что недопустимо. Следовательно, предоставление адвокату возможности знакомиться со всеми без ограничения материалами дела до окончания предварительного следствия может представлять для него только чисто «платонический» интерес. Более того, оно неизбежно поставит его в ложное положение перед подзащитным, так как адвокат не сможет сообщить ему всех своих соображений по делу и объяснить почему он избирает ту или иную позицию защиты.

На практике наличие такого требования ведет к обходу следователями закона, к ведению следствия без обвиняемого и без защитника и к слиянию во времени двух принципиальных различных этапов следствия — предъявления обвинения и окончания предварительного следствия.

Как же следует решать вопрос об объеме прав защитника, участвующего в деле с момента предъявления обвинения? Единственное соображение, которым можно обосновать ограничения в ознакомлении адвоката с какими-либо материалами дела или участие его в производстве следственных действий, изложено выше: это ограничения, связанные с тем, что в интересах раскрытия преступления будет целесообразно не ставить в известность обвиняемого, а следовательно, и его защитника обо всех материалах, имеющихся в деле. Из этого вытекает и обратное положение: не может быть никаких препятствий к тому, чтобы защитник знакомился с материалами дела, известными обвиняемому, или же участвовал в следственных действиях, производимых с участием обвиняемого. Права защитника в этих случаях не вызывают никаких сомнений, и всякое их ограничение явилось бы нарушением права обвиняемого на защиту.

Желательно предусмотреть во всех УПК союзных республик право защитника присутствовать при предъявлении обвинения и допросах обвиняемого, при производстве иных следственных действий, выполняемых с участием обвиняемого, а также следственных действий, выполняемых по ходатайству обвиняемого или его защитника; с разрешения следователя присутствовать при производстве иных следственных действий.

Пределы возможной активности защитника, допущенного к участию в производстве следственных действий, определяются его правом задавать вопросы допрашиваемым лицам и делать замечания по поводу правильности, полноты отражения хода следственного действия в протоколе.

Между тем УПК РСФСР и УПК Киргизской ССР ставят право защитника задавать вопросы допрашиваемым лицам в зависимость от разрешения следователя, а УПК Узбекской ССР предусматривает право защитника задавать вопросы «через следователя», что фактически тоже означает право задавать вопросы с разрешения следователя. С таким решением вопроса вряд ли можно согласиться. Смысл участия защитника на предварительном следствии и его присутствие при производстве следственных действий состоит в том, чтобы содействовать выявлению всех обстоятельств, говорящих в пользу его подзащитного. Для эффективного выполнения этой задачи необходимо иметь возможность задавать вопросы допрашиваемым лицам, направленные на выяснение таких обстоятельств, которые иначе могут остаться невыясненными. Нет никаких оснований ставить реализацию защиты при производстве следственных действий в зависимость от усмотрения следователя. Единственное ограничение прав защитника в этом отношении допустимо в случае, если задаваемые им вопросы не имеют значения для дела или заданы в несовместимой с требованиями закона форме. (Например, наводящие вопросы.)

Однако УПК РСФСР предусматривает право следователя отвести вопросы защитника. Поэтому было бы лучше исключить из УПК РСФСР указание на то, что право защитника (допущенного к участию в производстве следственного действия) задавать вопросы допрашиваемым лицам допускается лишь с разрешения следователя. Вместе с тем целесообразно установить порядок допроса, который не препятствовал бы свободному ведению его следователем.

В качестве одного из возможных вариантов такого порядка может служить правило, что защитнику предоставляется право задавать вопросы допрашиваемым лицам после окончания их допроса следователем. При этом право следователя отвести вопрос защитника следует, с нашей точки зрения, сохранить, снабдив его оговоркой, «если этот вопрос не имеет отношения к делу или задан в несовместимой с требованиями закона форме», оставив требование о занесении отведенных вопросов в протокол. Аналогичные указания следовало бы ввести и в УПК остальных союзных республик.

Н. И. ГУКОВСКАЯ,

кандидат юридических наук;

В. И. КАМИНСКАЯ,

доктор юридических наук.