Несовершенство законодательства и правоприменительной практики

Несовершенство законодательства и правоприменительной практики

Неэффективность этнорелигиозной политики государства связана также с несовершенством законодательства и правоприменительной практики.

«Антиэкстремистское» законодательство, формировавшееся с начала нулевых годов для противодействия этнорелигиозным угрозам (в 2002 году был принят закон «О противодействии экстремистской деятельности» и в связи с ним инициирован целый ряд поправок в другие законы), критикуют с двух различных прямо противоположных позиций: одни говорят, что оно недостаточно жесткое и не позволяет применять эффективные санкции к лицам и организациям, представляющим серьезную общественную опасность (по сути – объявившим войну государству и обществу); другие – что оно избыточно репрессивное и постоянно генерирует череду несправедливых приговоров и абсурдных запретов. Как ни странно, правы и те и другие.

Условно говоря, те санкции, которые предусмотрены по так называемым «антиэкстремистским статьям» (ст. 280, 282 УК и др.), – это «слишком много» для вольнодумцев и нонконформистов разных мастей и «слишком мало» для фактических пособников терроризма. Больше того, реальная опасность и общественное неприятие преступных действий по поддержке и организации криминально-террористических сообществ микшируется тем, что они ставятся в один ряд с «мыслепреступлениями» или оппозиционным гражданским активизмом.

К сожалению, само понятие «экстремизм», применяемое в качество общего знаменателя и к «другороссам», перешедшим дорогу местной власти, и к сторонникам ИГИЛ, этому только способствует. По сути, оно становится неявной индульгенцией для по-настоящему опасных движений и общественных сил.

В этой связи и законодательство, и, главное, правоприменительную практику необходимо решительно и последовательно развернуть в сторону противодействия не экстремизму как таковому, а экстремизму, системно связанному, во-первых, с инфраструктурой террора, а во-вторых, с организованной преступностью. Из огромного числа общественных и идейных течений в России, которые можно счесть по тем или иным признакам «экстремистскими», этим двум критериям отвечает в первую очередь (и почти исключительно) радикальный исламизм.

В 2008 году Департамент по борьбе с организованной преступностью и терроризмом МВД России был преобразован в Главное управление по противодействию экстремизму (так называмый «Центр Э» МВД РФ). К сожалению, дело не ограничилось сменой названия – произошла расфокусировка и переориентация довольно влиятельной и профессиональной структуры на непрофильные функции «политической инквизиции» (произвольное расширение круга угроз чревато соблазном сосредоточиться на том, что проще и безопаснее). Чтобы приносить пользу стране, этой структуре – не обязательно на формальном, а на содержательном уровне, – необходимо проделать обратную эволюцию, т. е. сфокусировать все усилия в средоточии угроз, где пересекаются и взаимно увязываются: интегральная антироссийская идеология (ваххабизм / панисламизм); сеть ОПГ и растущее влияние в криминальном мире; разветвленная и устойчивая инфраструктура террора.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.