ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ «БУРАНА»
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ «БУРАНА»
15 ноября 1988 года с космодрома Байконур на самой мощной в мире ракете «Энергия» стартовал многоразовый космический самолет «Буран». Сделав два витка вокруг Земли, самолет через 205 минут приземлился на посадочной полосе Байконура. Экипажа на борту «Бурана», в отличие от американских шаттлов, не было – все операции были выполнены в автоматическом режиме и с идеальной точностью. Полет «Бурана» стал важнейшим событием, заслонил, как во время полного затмения Луна прячет Солнце, все прочие мировые сенсации. Мог ли кто-нибудь предположить, что первый полет советского космического челнока станет последним? Драматичная судьба «Бурана», самой совершенной из созданных в нашей стране технической системы, – это важнейший урок на будущее, которое попадает во все большую зависимость от наукоемких технологий и научно-технического прогресса.
Социологические опросы говорят, что из всех достижений нашей страны больше всего мы гордимся победой в Великой Отечественной войне. На следующем месте – достижения в космосе. Все прочие успехи далеко отстали. Но если полет Гагарина и Терешковой, первый выход человека в открытый космос, полеты автоматов к далеким планетам воспринимаются счастливо и безоблачно, то космический «Буран» вызывает противоречивые чувства. Спектр во весь горизонт – от восхищения до уныния…
Никогда еще, ни до «Бурана», ни после него, в нашей стране не создавались столь сложные технические системы. «Буран», на этот счет двух мнений быть не может, является вершиной отечественной технической мысли. На исходе XX века, чего Маркс предположить не мог, именно наука стала решающей производительной силой, превратилась в движущую силу экономики, породив ее современное направление – экономику знаний. И СССР в этой гонке все больше уступал США. Владимир Маяковский, удивлялся, разгуливая по Бродвею: «Налево посмотришь – мамочка мать! Направо – мать моя мамочка! Есть что поглядеть московской братве». Впрочем, свои Бруклинские мосты мы научились строить, но Америка рванула еще дальше. В холодной войне самым сильным и недоступным для нас оружием явились высокоточные станки и микрочипы. Перестройка стала неизбежным следствием не только политических противоречий, но и технологической отсталости социалистической системы, которая проиграла конкуренцию со вступавшим в постиндустриальную эпоху Западом.
И вот в самый светлый год перестройки взлетел «Буран». По ряду показателей он был лучше американских шаттлов. Мощность ракетной установки системы «Энергия» – «Буран» превосходила мощность крупнейшей в мире Красноярской ГЭС в 22 раза! И мы возликовали – мечта становилась явью. «Буран» показался советским людям подтверждением верного курса перестройки, ковром-самолетом, который доставит нас в светлое будущее. В журнале «Огонек» было написано, что «Буран» – это тот успех, которого мы ждали, это первая ласточка перестройки.
Наивность граничила со слепотой. «Буран», если и был символом, то ранней перестроечной наивности. А если уж сравнивать его с представителями отряда пернатых, то не ласточкой был наш шаттл – скорее умирающим лебедем. Что подтвердилось очень скоро. И тем, что сам он навсегда остался на земном приколе, и тем, что орбитальный комплекс «Мир» преждевременно затопили в 2001 году, и тем, что сократили свою орбитальную группировку до стратегически опасного рубежа. Впрочем, в последние годы Россия приступила к восстановлению орбитальной группировки, наращивает количество спутников и формирует современную систему связи ГЛОНАСС.
Сама по себе идея многоразовых космических аппаратов очевидна. Ракеты после старта исчезали без следа, и это казалось расточительством. К тому же нельзя было вернуть на Землю с орбиты сколько-нибудь значимые грузы. С развитием авиации все заманчивой казалась идея усовершенствованного самолета, который мог бы выпрыгнуть в космос. О многоразовых системах упоминал Циолковский. Замечательный инженер-романтик Фридрих Цандер составлял чертежи реактивного космического самолета. К этой теме подступались Королев и Туполев. Но дальше всех продвинулся авиаконструктор Мясищев. Он прекратил работы в этом направлении, когда пришлось занять место знаменитого Челомея, конструктора мощных ракет «Протон», но именем Мясищева названо КБ, где велись ключевые работы по «Бурану». Наконец, малоизвестный факт: в 1967 году первый космонавт планеты Юрий Гагарин в Военно-воздушной академии защищал дипломный проект по многоразовым космическим кораблям.
Постановление о начале работ по многоразовому космическому кораблю «Буран» вышло в 1976 году. Американцы уже вовсю сооружали «Спейс Шаттл», но тогда они закрыли программу тяжелых ракет и орбитальных станций. Напуганный Брежнев наложил вето на тяжелую ракету «Вулкан», которая была в четыре раза мощнее «Протона» и могла достать до Луны, и дал команду догонять США по многоразовым системам. После того как СССР проиграл США лунную гонку и наши космонавты не сумели побывать на Луне, советское руководство не теряло надежды вернуть статус великой космической державы. Но до начала перестройки наша заинтересованность в многоразовых системах категорически отрицалась, и почти готовый «Буран» выскочил неожиданно, сорвав рукоплескания и породив уверенность в мощи отечественных технологий.
Первый старт американского шаттла «Колумбия» состоялся 12 апреля 1981 года. В пику нам в День космонавтики, что ли, стартовали? Отчасти американцам помогла оказавшаяся в их руках документация по немецким аппаратам Зенгера и Бредта, а создатель легендарной Фау-2 Вернер фон Браун вообще возглавлял многие американские космические программы. Облегчала задачу американцам и разбросанная по всему миру, от острова Пасхи до Марокко, сеть посадочных полос для шаттла. У «Бурана» было только три полосы – аэродром Юбилейный на Байконуре, площадки в Крыму и у острова Ханка на Дальнем Востоке.
Уже одно это требовало принципиальных отличий двух систем по энерговооруженности, по двигательным установкам, даже по топливу. На космодроме перед стартом у генерального конструктора НПО «Молния» Глеба Лозино-Лозинского, определившего внешний облик «Бурана», спросили, почему советский и американский корабли так похожи. Последовал ответ: китайцы, дескать, тоже на одно лицо, но разные. Форму планера диктовали законы аэродинамики, хотя уже тогда предлагались более перспективные схемы с переменной стреловидностью передней кромки крыла, но руководство боялось еще более отстать от американцев. А в конструкции кораблей были принципиальные отличия. Прежде всего, система «Спейс Шаттл» – это единый блок, который ни на что другое, кроме подъема космического челнока, не годится. «Буран» стартовал на самой мощной в мире ракете «Энергия», которую можно использовать для любых грузов. Наши двигатели работали на жидком кислород-керосиновом топливе. У американцев первая ступень, взорвавшаяся в 1986 году на «Челленджере» и убившая весь экипаж, работала на твердом порохе. Пороховые двигатели в случае сбоя нельзя выключить, и Конгресс США выдал НАСА разрешение считать эти установки не поддающимися расчету. Нашим двигателистам во главе с академиком Глушко о такой юридической «броне» мечтать не приходилось.
Ступени нашей ракеты включались поочередно, у американцев всё с первой секунды полыхало сразу. (Не исключено, что этот напор стал в 2003 году причиной повреждений при старте погибшей вместе с экипажем «Колумбии».) Самым заметным отличием была способность нашего аппарата летать в беспилотном режиме. Но в конечном итоге чрезмерная усложненность бортового комплекса управления, для которого пришлось создать даже свой язык программирования «Пролог», и оставила «Буран» на вечном земном приколе. Хотя его ресурс достигал ста орбитальных полетов.
Притормозила «Буран» также структурная неэффективность советской экономики. Слишком много министерств и ведомств отвечали за корабль, рвали его, как одеяло, на части. У каждого была своя стратегия, свои наработки, свои аппетиты, но кусок был один. В дряхлеющем ЦК уже не столько думали о деле, сколько потакали своим людям. Собрать в единую команду сотни предприятий, КБ и институтов, которым было поручено вывести «Буран» на устойчивую орбиту, было уже невозможно. Символично, что одной из проблем для ракеты «Энергия» стало нежелание завода «Южмаш» в Днепропетровске модифицировать под общие задачи свой «Зенит». Заводом тогда руководил будущий президент Украины Леонид Кучма.
Полет «Бурана» стал чудом. Может быть, последним, прощальным чудом, сотворенным в СССР. Все было против: схема неоптимальна и нерасчетна, экономика слишком слаба. Но люди очень хотели, чтобы «Буран» поднялся в космос. И чудо-машина поднялась вопреки логике, вопреки всем законам, но по российской традиции. История «Бурана» на современный лад повторяет историю мастерового, подковавшего блоху…
Через несколько лет после полета «Бурана» генеральный конструктор Глеб Лозино-Лозинский признался, что еще тогда, на Байконуре понял, что первый полет окажется для корабля и последним. Несмотря на все восторги, высокие награды, громкие слова о паритете с США, ведущие специалисты увидели: корабль сырой, и ресурсов на его доводку не хватит. И потому после полета не провели даже его детальной проверки на дефекты. Зато отработали транспортировку на самолете Ан-225 «Мрия» на Парижский авиасалон 1991 года. Старт второго «Бурана» год от года переносился, надежды таяли, ассигнования на космонавтику пошли на убыль, у Минобороны появилась новая доктрина, у страны вконец развалилась экономика. Аэродром Юбилейный зарос бурьяном, а в 2000 году у «Бурана» истекли все технические ресурсы…
И космический корабль «Буран» все-таки погиб. Не в космосе – его единственный полет прошел успешно. Он погиб на Земле. В 2002 году «Буран» оказался придавленным обломками рухнувшего монтажно-испытательного корпуса на Байконуре. И это можно было бы назвать его аллегорической могилой, но все дело в том, что формально программа «Буран» не закрыта до сих пор. Пусть космонавты уже забыли о своих планах, а специалисты нашли другую работу, предприятия до сих пор несут мобилизационные расходы по поддержанию в готовности всего оборудования.
Получается, что и попрощаться с «Бураном» мы по-человечески не можем.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.