Душевный пейзаж

Главный фактор, определяющий судьбу России — это самая северная и самая холодная страна в мире. Две трети ее территории покрыты снегом две трети года. «Боковая ветвь православно-христианской цивилизации в России подверглась вызову лесов, дождей и морозов, еще более суровому, чем тот, с которым пришлось бороться западной цивилизации»[374], — подчеркивал Тойнби. Средняя температура в СССР составляла минус 2 градуса по Цельсию (в Китае — +25). В Российской Федерации, лишившейся ряда теплых регионов, средняя температура упала до –5,5 градуса. Москва — весьма теплое место по российским меркам — является самой холодной столицей мира (соревнуясь за этот титул с Оттавой и Улан-Батором). Континентальный климат предопределяет огромный перепад температур. Если в районе экватора Земли разницы между средней температурой зимой и летом практически нет, в Великобритании, Франции или Испании она составляет 10–15 градусов, то в районе Москвы она превышает 30, а между Енисеем и Становым хребтом достигает 65 градусов. Здесь же — в районе Верхоянска — находится глобальный полюс холода.

Такое местоположение имело позитивные аспекты. Суровая зима предохраняла Россию от тропических болезней, которые опустошали другие части земного шара. Северные леса были богаты зверем, а на меха в мире всегда существовал большой спрос; леса давали древесину, из которой на протяжении веков была выстроена почти вся российская недвижимость, создавался флот. Леса хоть немного защищали от кочевников. Но размеры и климат страны брали свой дополнительный налог с любой деятельности. Леса и болота создавали на каждом шагу множество непредвиденных опасностей. Это приучало внимательно следить за природой, развивало осторожность и изворотливость в трудных обстоятельствах, привычку к терпеливому преодолению невзгод и лишений. «В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого»[375], — подчеркивал Василий Ключевский.

Восточно-Европейская равнина — весьма неблагоприятный регион для сельского хозяйства, основного занятия его населения. Если в Западной Европе сельскохозяйственные работы производятся в течение 300 дней с февраля по ноябрь (с двухмесячным мертвым сезоном), то в России для подобной деятельности пригодны всего 130 дней, из которых 30 суток — сенокос и 100 — земледелие.

Плодородие обрабатываемой земли было низким, на протяжении веков урожайность на помещичьих землях традиционного российского Нечерноземья составляла сам 2, сам 3 (то есть из одного посаженного зерна вырастали 2–3), на крестьянских — еще ниже. В Англии, где снег — большая редкость, урожай достигал сам 10. Короткое время полевых работ не оставляло места для новаторства и экспериментов: один неверный шаг, потеря нескольких дней — и впереди маячит голод[376].

Хозяйство русских крестьян, а они еще в начале ХХ века составляли более 85 % населения, базировалось на сжатом цикле полевых работ и предполагало способность к тяжелому и героическому труду в течение короткого сельскохозяйственного сезона. Но шесть-семь месяцев в году земледелие было невозможным из-за погодных условий. Крестьяне мастерили мебель и домашнюю утварь, пряли, шили одежду, заготавливали дрова, ходили за скотиной, что создавало тип разносторонне развитого, выносливого, энергичного, но необязательно готового к систематическому труду человека. Отсюда же, полагаю, и нередко загульные формы релаксации — и в минуты, и в долгие зимние месяцы отдыха.

Большая часть России находится в зоне рискованного земледелия, где урожаи вовсе не гарантированы. Неурожаи не раз становились причиной страшного голода, когда люди вымирали тысячами и сотнями тысяч. Была и особая форма техногенного катастрофизма: деревянная Россия (в большинстве регионов Восточно-Европейской равнины нет камня, пригодного для строительства) периодически выгорала. Отсюда исключительная стойкость к ударам судьбы: люди веками были одинаково готовы и к подаркам природы, и к бедствиям.

Крайняя слабость индивидуального хозяйства компенсировалась громадной ролью крестьянской общины. Любые неприятности — болезнь, падеж скота, пожар, насекомые-вредители, засухи, лютые морозы — могли создать угрозу выживанию. Крестьяне нуждались в общине из-за необходимости взаимовыручки: в восстановлении сгоревшего дома или в сборе урожая для заболевшего соседа. Земли в стране было много, но, как справедливо подмечал академик и ректор Московского университета в предреволюционные годы Матвей Любавский, «сравнительно мало было хлебородной земли»[377] (значение малоземелья в какой-то степени снижала низкая плотность населения, в период раннего Средневековья она в России была примерно в три-шесть раз меньше, чем на Западе). Это имело следствием экстенсивное производство и требовало распашки все новых площадей. Отсюда подмеченный Ключевским алгоритм российского развития: «История России есть история страны, которая колонизуется»[378].

Колонизация, которая была далеко не только процессом поиска новых плодородных земель, предопределила размеры России, охватившей в итоге 11 часовых поясов (хотя официально сегодня осталось только девять), что тоже стало важнейшим компонентом российской матрицы, наложило отпечаток на все аспекты существования страны. «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта»[379], — утверждал Николай Бердяев.

Российская цивилизация была речной. Реки были и основными средствами коммуникации и основными защитницами, создавая естественные преграды. Но зимой они замерзали. И они же указывали завоевателям, где искать населенные пункты русских, которые размещались по берегам рек.

Территория России всегда была исключительно уязвима для завоеваний. А геополитическое окружение России никогда не отличалось спокойствием и миролюбием. Ни одно государство мира не могло сравниться с ней по количеству соседствующих народов, не все из которых отличались миролюбием. Русь находилась на стыке Европы и Азии — этом «проходном дворе» человечества. Подвижность границ, их уязвимость вынуждали держать оборону практически по всему периметру, на всех направлениях действий реального или вполне вероятного противника, а это означало: и на юге, и на западе, и на востоке.

Величайший военный стратег Карл фон Клаузевиц, в 1812 году служивший в русской армии, отмечал, что стратегически Россия не защитима. Клаузевиц считал, что Россию спасало то обстоятельство, что из-за мороза в ней мало кому хотелось задерживаться, а тем более жить. И пространство. «Русское государство так велико, что позволяет играть в «кошки-мышки» с неприятельской армией; на этом и должна базироваться в основном идея ее обороны против превосходных сил неприятеля. Отступление в глубь страны завлекает туда же неприятельскую армию, оставляя в ее тылу обширные пространства, которые они занять не в состоянии»[380]. Так будут поступать и Петр I в войне со шведами, и Александр I, и Сталин, противостоявшие вооруженным силам большинства континентальных европейских государств, которые привели Наполеон и Гитлер.

Сложнее обстояло дело с южными рубежами, где на равнинах, тянущихся от Монголии до Карпат, с VII века до н. э. до XVIII века нашей эры безраздельно властвовали воинственные кочевые племена. Долгое время Великая Степь являлась определяющим фактором и российской истории. Но в истории средневековой Руси можно насчитать лишь не более двух с небольшим десятилетий — время княжения Ярослава Мудрого и начало правления его сыновей, — когда она не испытывала прямой угрозы с юга. И это были годы настоящего расцвета Киевской Руси.

Страна в любую минуту могла подвергнуться опустошительному нападению — не просто для ограбления, а с целью поголовного уничтожения населения или увода его в рабство. Это диктовало необходимость, прежде всего, в кратчайшие сроки осуществлять мобилизацию максимального числа воинов. Западноевропейский король мог жить в своем загородном дворце, а его герцоги в своих загородных замках, предоставив городскому населению вольности, потому что самыми опасными врагами для них мог быть соседний король ил и герцог, а самой бол ьшой угрозой — выплата налогов ему. Русские князья и их дружинники не могли жить в отдельных дворцах и замках, их бы сразу поодиночке поубивали степняки. Русские «короли и герцоги» вынуждены были жить в укрепленных городах, все население которых должно было не просто заниматься торговлей и ремеслами, а быть готовым взойти на крепостную стену, чтобы с оружием в руках защищать жизни свои и собственных семей. Альтернативой этому было либо смерть, либо рабство. И горожане были организованы не по цехам и гильдиям, как в Западной Европе, а как на войне — по сотням и тысячам.

Необходимость обеспечивать выживание и обороноспособность большой территории, находящейся в сложном геополитическом окружении, предполагала мобилизацию и перераспределение ресурсов от исключительно бедного и весьма немногочисленного населения. Это, в первую очередь, привело к высокой степени централизации власти. Таким образом, доминировавший на протяжении большей части российской истории тип государственности был продиктован поиском оптимальной организации управления и выживания в крайне сложных климатических и географических условиях, опасном геополитическом окружении при исключительно слабых материальных основах общества и бедности населения.

Известия о первом восточнославянском государстве носят полулегендарный характер и связаны со свидетельством летописи о призвании погрязшими в распрях племен трех братьев-варягов, один из которых — Рюрик — стал княжить в Новгороде в 862 году, что до сих пор считается началом российской государственности, — и династии Рюриковичей.

Чуть позже Олег — регент Игоря, малолетнего сына Рюрика, — захватил власть и в Киеве, что стало толчком к образованию единого древнерусского государства — Киевской Руси. Князь являлся руководителем профессиональной военной дружины и, судя по всему, верховным жрецом. Последовали усилия по созданию централизованного государства, в результате которых Игорь был убит при попытке взыскать дань с древлян. Его вдова Ольга не только жестоко отомстила, но и ввела «уроки и погосты», то есть впервые прибегла к законодательному закреплению времени и места сбора дани.

Происхождение самого названия Руси и роли в ее создании германских, скандинавских племен — предмет больших споров, основанных на размытости и противоречивости свидетельств летописей, зарубежных источников и данных археологии, оставляющих большое поле для интерпретаций. Летописца Нестора, задавшего в XI веке вопрос «откуда есть пошла земля русская?» нередко называют основоположником норманнской теории, согласно которой своим происхождением Русь обязана призванным из Скандинавии варягам-викингам, которые и создали первоначальную государственность. В мягкой форме — варяги были скандинавами, но сыграли не слишком большую роль в создании русского государства — норманнская теория является едва ли не доминирующей. Среди ее приверженцев слово «Русь» чаще всего выводится из финского «руотси» — гребцы. Антинорманисты, признавая очень сильные контакты со скандинавами, чаще считают варягов вендами, то есть балтийскими славянами. А название «Русь» выводят от многочисленных рек с названиями — Рось, Русь, Роса, Руса, Русна, Роська, Порусье и т. д. — по всей Восточной Европе, что отражало культ воды у народа, жившего вдоль русел рек, с его русалками и русалиями. Современные археологи не подтверждают какого-либо существенного скандинавского присутствия в IX — начале Х века. При этом фиксируется едва ли не повсеместное балто-славянское присутствие и наличие скандинавов в составе дружин в северной Руси[381].

Говорить о привнесении государственности извне оснований немного, у скандинавов государство возникло позже — в конце Х — начале XI века. Вместе с тем, на процесс государствообразования существенное влияние оказал факт наличия у первых русских князей сильного политического ядра — дружины, имевшей и норманнский компонент. Именно князья и дружина составили русскую знать, которая существовала первоначально за счет дани, а с Х века начала становиться крупными землевладельцами[382].

Специфику государственности во многом определила принятая в Киевской Руси система престолонаследия. Со времени правления сына Игоря и Ольги Святослава Игоревича политической традицией становится назначение сыновей великого князя руководителями отдельных земель страны — по старшинству в соответствии со значимостью того или иного региона — с правом самостоятельного сбора дани, в том числе для передачи в столицу.

Этот тип управления закрепляется сыном Святослава Владимиром (годы правления 980–1015), который сам княжил в Киеве, а власть на местах принадлежала его сыновьям. Если умирал старший из братьев, его княжество переходило следующему за ним по старшинству, и все остальные братья перемещались на одну иерархическую ступеньку вверх, получая более престижное княжение. Такая система позволяла сохранять государственное единство, но была чревата серьезной враждой, особенно в момент смерти великого князя Киевского, за престол которого разгоралась борьба между его братьями и сыновьями.

Ярослав Мудрый (1016–1054), с именем которого связывается первый документ писаного права — Русская Правда, — сумел отодвинуть от власти братьев, заменив их собственными сыновьями. После смерти Ярослава большую роль в престолонаследии начинает играть киевское народное собрание — вече, которое неоднократно призывало и изгоняло князей. Борьба за власть между сыновьями и внуками Ярослава, в которой принимали участие и половецкие отряды, закончилась в 1097 году княжеским съездом в Любече, где восторжествовал принцип «Каждый да держит вотчину свою». Это означало, что та земля, которой правил отец, переходила к сыну. Был дан импульс дробления единой страны на 12 самоуправлявшихся княжеств с собственными династиями, которые по одиночке становились все более уязвимыми перед внешними завоеваниями.

В 1237 году русские княжества пали жертвой нашествия во главе с внуком Чингисхана Батыем. Десятки процветавших городов превратились в пепелища, а жители их поголовно убиты — «от старца до сущаго младенца!», — как горестно восклицал летописец. На полтора-два столетия, а то и навсегда, исчезли многие традиционные ремесла: перегородчатая эмаль, чернь, зернь, полихромная поливная строительная техника. Прекратилось каменное строительство[383]. В огне погибли основные собрания книг, заглохли многие центры летописания, иконописи, художественных промыслов. Уцелевшие летописцы рисуют ужасающие картины нравственной деградации русского общества. Именно в это время русские стали предметом международной работорговли, слово «раб» стало ассоциироваться со словом «славянин».

Впрочем, в планы монголов не входило полное уничтожение населения для захвата земель, поскольку они не годились для кочевий. Русских надлежало использовать главным образом как источник постоянного обогащения и пополнения рабочей и воинской силы. В 1243 году владимирский князь Ярослав Всеволодович отправился на поклон к Батыю, и тот в полном согласии с монгольской традицией, которая отдавала верховенство в иерархии покоренных племенных вождей тому, кто первым присягал на верность, признал его «старейшинство» над прочими русскими князьями. Первоначально верховная власть принадлежала великим монгольским ханам, находившимся в столице Монгольской империи — Каракоруме, куда пришлось ездить на поклон и Александру Невскому, сыну Ярослава.

В 1260-е годы западный улус Монгольской империи (который монголы называли «улус Джучи» — по имени отца Батыя, а русские — Ордой) стал самостоятельным государством с кочующей столицей, которая существовала одновременно с постоянной — городом Сараем на Нижней Волге. В отличие, например, от Китая или Ирана, где потомки Чингисхана сменили местных правителей, Русь осталась под властью собственных князей, не входя непосредственно в состав Орды, но признавая ордынского хана легитимным сюзереном — царем. Зависимость выражалась, прежде всего, в утверждении ханами князей на их престолах путем выдачи соответствующих ярлыков. Как правило, хан не нарушал существовавшие традиции престолонаследия, но имел окончательное слово в династических конфликтах. Князья были обязаны оказывать монголам военную помощь. С 1250-х годов была наложена дань — выход — и другие поборы[384]. В 1257 году началась перепись, в ходе которой пересчитывалось все: люди, дома, пашни, скот, угодья. Орда освободила от переписи только священников и монахов, чтобы не гневить верующих[385].

На самые тяжелые годы монгольского господства приходится одно событие, не вызвавшее большого интереса у современников, но оказавшее исключительно большое воздействие на дальнейший ход истории России. В соответствии с завещанием Александра Невского, в 1260–1270-е годы из Владимирского княжества впервые было выделено княжение — последнее в русской истории — с центром в небольшом городке Москва. Правившие в нем потомки младшего сына Александра Невского — Даниила — оказались тонкими дипломатами и политиками, которые больше других преуспели в «собирании земель» — присоединением выморочных княжеств, заключением союзов, покупками, получением ярлыков, завоеваниями. Большую помощь в завоевании ими власти над Русью сыграли приглашаемые татарские рати. Московские князья стали политическими лидерами вновь поднимавшейся Руси.

Существенное влияние на Московское государство оказал опыт государственной организации империи Чингисидов. «Правители Орды проводили достаточно осмысленную политику, вовсю пользуясь услугами китайских, уйгурских и хорезмийских чиновников, накопивших богатый опыт по управлению гигантскими территориями. Почтовая и курьерская служба, обеспечение безопасности на дорогах, сбор и учёт налогов и перепись населения, выпуск твердой монеты и бумажных ассигнаций, раздача ярлыков и личная зависимость получивших их правителей от хана, отчетность чиновников перед центральными властями, четкая организация вооруженных сил, специальные службы по сбору и складированию продовольствия и фуража, наведению мостов и прокладке дорог — все это было поставлено в древнем и средневековом Китае, а затем и в Монгольской державе, на такой уровень, какого не знала Европа»[386], — подчеркивает историк Алексей Карпов. Россия в своих заимствованиях никогда не выйдет на китайский уровень организованности, но некоторые контуры Московской государственности сохранят монгольские очертания.

За период монгольского господства страна участвовала в трех сотнях войн и битв — с самой Ордой, литовцами, Ливонским орденом, Швецией. Это стало стимулом стремительного развития военного дела. Изучались все новые — и западные, и восточные — приемы ведения боевых действий, появлялись навыки использования осадной техники, совершенствовались боевые доспехи. От монголов пришла централизованная армия, основанная на принципах воинской повинности, разведка, смертная казнь (неизвестная Киевской Руси) и пытки вместе со словом «палач». Когда Орда стала распадаться, многие татары хлынули на Русь, чтобы служить великому князю. «Служилые татары» составят костяк московской кавалерии. По сведениям европейцев, посещавших Московское государство в XV–XVI веках, было трудно отличить русскую конницу от кочевой как по внешнему виду, так и по тактике ведения боя.

Когда Московское княжество окрепло, оно оказалось способно успешно сопротивляться монголам. Дмитрий Донской в 1380 году нанес крупное поражение «узурпатору» (не происходившему из рода Чингисидов) Мамаю на Куликовом поле. В правление Василия II и Ивана III, когда Орда очевидно слабела, возобладала идея перехода к московским великим князьям от павшей Византийской империи царского достоинства, что было несовместимо с признанием зависимости от хана.

Принадлежность к империи Чингисидов — первой в истории евразийской империи, связавшей народы и истории Восточной Азии и Европы, — сделало Русь участником глобальной политики. А в дальнейшем реванш России сделает ее наследником северной части Монгольской империи.

Окончательное освобождение от Орды произошло в 1490 году при Иване III. Тогда никто и предположить не мог, какое будущее ждет ее западный улус, и ждет ли вообще. Территория Московского княжества в середине XV века составляла 430 тыс. кв. км, на которой проживало около 3 млн человек. Этому молодому государственному образованию меньше, чем через пару столетий суждено было стать самой большой по территории страной мира. В XVI–XIX веках в состав государства были включены не только исконные земли Руси, но и татарские ханства Поволжья, Сибирь, Дальний Восток, Аляска, Зауралье, Северный Кавказ, Украина, Прибалтика, Причерноморье, Польша, Финляндия, Бессарабия, Закавказье, Средняя Азия. В период апогея своего расширения Россия была почти в пятьдесят раз больше своего исходного размера.

Почему и как это произошло? Иван III стал не просто великим князем Московским, но и первым «государем и великим князем всея Руси», которого уже самого величали царем и самодержцем (тогда это означало, что он самостоятельно — независимо от монголов — управлял государством). Централизованное Русское государство стало суверенным центром силы, управляемым единовластным государем, при котором действовал постоянный совещательный орган в лице аристократической Боярской думы. Второй супругой Ивана III стала племянница последнего византийского императора принцесса Софья Палеолог, после чего Русь стала рассматривать себя как наследницу павшей в 1453 году под натиском османов Византии, чей герб — двуглавый орел — стал гербом России. Тогда же начали получать распространение идеи об особой миссии России как богоизбранного государства, как «Третьего Рима» (вторым был Константинополь), призванного стать наиболее праведным и крупным христианским государством.

Россия испытала на себе влияние и итальянского Возрождения на его излете, наглядным свидетельством чему является Московский Кремль, стены и соборы которого построены итальянскими мастерами. Из ренессансной Италии пришли также некоторые рационалистические ереси, водка и венерические болезни.

Но почему строителем империи станет Россия, а, скажем, не Литва или Польша, которые в тот момент были крупнее, сильнее, обладали большим населением, более совершенным вооружением и активно стремились раздвинуть свои границы «от моря до моря»? Во-первых, степень милитаризации российского государства, вынужденного непрерывно держать активную оборону на трех направлениях — Восток, Юг и Запад — был заметно выше, чем у его ближайших западных соседей. А сложившийся на Руси к середине XV века политический строй позволял гораздо жестче осуществлять мобилизационные мероприятия, концентрировать силы и средства в одном кулаке[387]. Во-вторых, на востоке — основном направлении расширения России в XVI–XVII веках — серьезными соперниками были осколки на глазах слабевшей Орды. Россия получила уникальную возможность заполнить геополитический вакуум, образовавшийся в Евразии после распада империи Чингисидов.

Но началась территориальная экспансия Московского государства на западе. Иван III, рассматривая себя наследником князей Киевской Руси, поставил целью объединение всех земель, ранее входивших в Древнерусское государство, а затем оказавшихся в Великом княжестве Литовском и в Польше. В 1492 году Иван напал на Литву, которая в итоге вынуждена была признать территориальные приобретения России. У его сына Василия III оказалась свобода рук в отношении последних независимых русских княжеств. В 1510 году был подчинен город-республика Псков, около 1521 года — уже вышедшее из литовской зависимости Великое княжество Рязанское. За годы правления Ивана III и Василия III Москва объединила практически все русские земли, и размеры государства составили 2,8 млн кв. км, а население — 4,5–6 млн[388].

После падения ордынского ига предпринимались попытки вовлечь Россию в западную систему в качестве вассала. Ивану III и его сыну по инициативе римского папы и императора Священной Римской империи германской нации было сделано несколько предложений о коронации в Риме. Последовал отказ. Именно с этого времени — с начала XVI века — на Западе, в первую очередь в Польше, которая тогда воевала с Московией, формируется — остававшийся неизменным до настоящего времени — образ России как варварского, дикого, безбожного, отсталого и враждебного государства. Еще более существенно, что такое восприятие России становилось частью западной матрицы, страна выступала в роли того антипода, глядя на который Запад возвышал свою систему ценностей в собственных глазах.

Отказ от такого образа — для Запада означал бы потерю части собственной идентичности. В России, в свою очередь, развился комплекс самоизоляции как реакция на постоянные угрозы извне и как следствие уверенности в своем духовном превосходстве. Самоизоляция даже в XVI–XVII веках не была абсолютной, но контакты с Западом отражали не признание его превосходства или стремление с ним слиться, а, напротив, усиливали притязания на российскую исключительность.

Внук Ивана III — Иван IV, более известный как Иван Грозный (правил в 1533–1584 годах) — был уже официально венчан на престол как самодержавный царь и помазанник Божий. При нем окончательно утвердилась сильная верховная власть с элементами сословно-представительной монархии. Была создана регулярная государственная бюрократия, профессиональное стрелецкое войско, жестоко преследовались проявлявшие неповиновение и сепаратистские настроения бояре. Вместе с тем, царь управлял страной с опорой на Боярскую думу и Земские соборы, которые мало отличались от своих западноевропейских аналогов. Роль Земского собора была огромна. Вопрос о войне и мире решался согласно с его мнением. «И хотя Собору было отказано в праве выбора министерства, но он пользовался правом гораздо более важным — правом избрания царя. В этом отношении ему не приходилось завидовать ни английскому парламенту, ни французским Генеральным Штатам»,[389] — был уверен Максим Ковалевский.

Становление России как империи начинается, считают многие историки, также в правление Ивана Грозного — с завоевания Казанского и Астраханского ханств. Усиление Османской империи, после захвата Константинополя продвинувшейся на Балканы и в Северное Причерноморье, вызвало активизацию вассального от него Крымского ханства, открыто враждебного России и координировавшего свои усилия с Казанью и Астраханью. Набеги с юга по-прежнему были проклятием России. Казань была взята в 1556 году, и в честь этой победы на Красной площади в Москве был воздвигнут храм Василия Блаженного. Наступая на Астрахань, русские войска появились на Северном Кавказе, дойдя до Терека и до Каспийского моря.

Затем наступила очередь Сибири. Начальный импульс для продвижения из Поморья на Восток был придан в XVI веке промысловой колонизацией, лидерами которого выступили купцы и промышленники Строгановы, снарядившие первую экспедицию Ермака. После чего за дело взялись официальные власти. Покорение Сибири «носило характер военной оккупации и выражалось в построении в землях туземцев русских городов, городков и острогов»[390].

Сын Ивана Грозного Федор стал последним царем из династии Рюриковичей. Он отметился утверждением в России самостоятельного патриаршества, что позволило создавать и собственные церковные метрополии. Смерть в 1598 году Федора Иоанновича, не оставившего наследников, и избрание Земским собором Бориса Годунова положили начало Смутному времени, когда страна была охвачена кровавой гражданской войной, в которую активно вмешались Польша и Швеция. Они по-прежнему были сильнее России и соперничали с ней за титул сверхдержавы Восточной Европы. В период Смуты чуть не реализовался проект включения России в европейскую систему через подчинение Польше и унию с ней. Россия оказалась на грани гибели, от которой ее спасло народное ополчение во главе с князем Пожарским и новгородским старостой Мининым, освободившее в 1612 году Московский Кремль от поляков.

Царем был избран родоначальник новой династии — Михаил Романов (1613–1645). Он руководил страной с помощью регулярно созывавшихся Земских соборов, системы приказов. Продолжилась территориальная экспансия. Мореплаватели и землепроходцы на морских судах-кочах открыли и закрепили земли по побережью Северного Ледовитого океана — вплоть до Чукотки. Но по мере «испромышления» моржовых бивней и соболя в северных широтах первопроходцы шли южнее. В 1643 году отряд якутского пятидесятника Курбата Иванова добрался до Байкала. В то же время отряд якутских служилых людей под руководством Василия Пояркова обнаружил благодатные земли по реке Амур. Далее настала очередь Приморья, привлекшего благоприятным морским климатом: амурский регион оказался самым заселенным русскими в Забайкалье[391].

Российская территориальная экспансия достигла тех географических границ, за которыми она уже не могла осуществляться в виде заполнения геополитического вакуума. На востоке ее пределы жестко обозначили интересы Китая, на юге — Османской империи, на Западе — Польши, Швеции, германских государств. Дальше почти любые территориальные приращения России сопровождались войнами и/или были их результатами. Даже в тех случаях, когда происходило добровольное присоединение, речь шла о землях, уже находившихся в разных формах зависимости от кого-либо еще.

В момент формирования Вестфальской системы ее участники не признавали Россию равным партнером, относя ее к числу варварских держав, подлежащих освоению, как американский или африканский континенты. «Алексей, вступивший на престол в том же году, что и Людовик XIV, — констатирует Дэвис, — был никому не известным московским князем, о котором в Версале вообще слыхом не слыхали»[392]. Впрочем, полагаю, этот факт мало заботил Алексея Михайловича. В России первый политический опыт нового времени — английской революции и парламентаризма — очевидно не понравился. Когда по решению парламента в 1649 году обезглавили короля Карла I, царь был так оскорблен, что изгнал всех английских купцов из пределов России (что оказалось сильно на руку немецким и голландским торговцам). А пока король Карл II оставался в изгнании, Алексей посылал ему деньги и передавал самые нежные пожелания «безутешной вдове достославного мученика, короля Карла I»[393].

В России недовольство западным высокомерием начинает сочетаться с пониманием необходимости освоения западного опыта. Во второй половине XVII века начинается секуляризация культуры, появляется жанр светской литературы и поэзия, возникает светская живопись. В 1649 году было подготовлено Соборное уложение, которое объявлялось высшим законом, был положен принцип равенства перед законом, ставилась цель, чтобы «суд и расправа была во всех делах всем равно»[394]. Серьезные последствия имела проведенная Алексеем Михайловичем совместно с патриархом Никоном церковная реформа, которая предусматривала изменение церковных обрядов и книг по правилам Греческой церкви и привела к расколу: от официальной церкви отделились старообрядцы, не признавшие нововведений.

Началось более активное продвижение на Юг — как средство защиты от ежегодных набегов крымчаков. Южные российские города первоначально были исключительно крепостями, защищаемыми дворянской конницей и служилыми людьми. На Юге создавалась засечная черта, которую Вячеслав Козляков называет своего рода Великой Китайской стеной на русский лад: «Только сделана она была не на века из камня, а из ближайших подручных средств — леса и земли путем устройства завалов и засек, охраняемых специально назначаемыми засечными головами и сторожами, а также окрестным населением». Полное завершение второй оборонительной линии — Белгородской — состоится в царствование Алексея Михайловича[395]. Мирная крестьянская колонизация в южные степи, которые со временем превратятся в главные житницы России, начнется только в XVIII веке.

Воссоединение с Украиной, находившейся под властью Польши, началось после Переяславской рады, которая в 1653 году приняла решение о переходе под покровительство России Левобережной Украины. Земский собор дал Алексею Михайловичу согласие на то, чтобы «того гетмана Богдана Хмельницкого и все войско Запорожское с городами и с землями принять под свою государственную высокую руку для православной христианской веры и святых Божиих церквей»[396]. Это автоматически вызвало войну с Польшей, после которой Россия по Андрусовскому перемирию 1667 года присоединила Киев с Правобережьем Днепра, Северские земли с Черниговом, а также Смоленск. Первоначально Украина пользовалась большой степенью автономии. Во главе находился избранный на казачьей раде и утвержденный правительством гетман, осуществлявший верховное управление и суд с опорой на старшинскую раду.

Камчатка впервые была обследована с Чукотки пятидесятником Владимиром Атласовым «для прииску новых неясачных людей» зимой 1696 года. В дальнейшем, помимо Камчатки, были присоединены Курилы, Сахалин, русские поселения появились в Северной Америке — на Аляске и западном побережье — вплоть до форта Росс на территории современного Сан-Франциско. Районы обитания коренных народов признавалась царской собственностью, а главной обязанностью посылаемых туда воевод и служилых людей было бесперебойное получение ясака в виде меха, который регулярно собирался по «землицам», волостям, улусам и юртам.