Первое требование негритюда
Большинство западных экспертов по проблемам цивилизаций, кроме Броделя, не признавали наличия отдельной африканской цивилизации. Самюэль Хантингтон был осторожен: «По-видимому, Африка «ниже» Сахары (субсахарская) может стать отдельной цивилизацией»[1025]. Вместе с тем Африку южнее Сахары есть основания рассматривать во многих отношениях как единое целое. Население при всей его этнической пестроте, в основном, однородно и связано общей судьбой. Для камерунца Даниэля Этунга-Мангуэлле, который написал соответствующую главу в «Culture Matters», «существует фундамент разделяемых ценностей, отношений и институтов, которые связывают вместе нации к югу от Сахары, а во многих отношениях — также и к северу от нее…»[1026]
Африканское общество отличает высокая жизнеспособность, адаптировность к крайне тяжелым обстоятельствам. Понятия частной собственности на землю чужды, она остается, в конечном счете, в собственности общины. Малая плотность населения всегда делало главной проблемой не столько владение землей, сколько поиск рабочей силы для ее обработки. Общества исключительно озабочены проблемой воспроизводства населения, рождения детей, полигамия была широко распространена. Супружество — не столько личная связь двух людей, сколько вопрос отношений домохозяйств и сложных внутриобщинных отношений.
Борьба за контроль над землями, противоречия по поводу суверенитетов или демаркации границ, игравшие столь большую роль в мировой истории, в Африке большого значения не имели из-за возможности подданных мигрировать. Высокая мобильность населения затрудняла и то, что принято называть национальной идентичностью. В Африке общаются на 1–2 тысячах языков, причем на пятидесяти — более чем по миллиону человек. В одной Сьерра-Леоне говорят на шестнадцати различных языках, из которых 4 являются официальными.
В Африке за пределами исламского ареала отсутствует доминирующая религия. Налицо смесь ислама, христианства и традиционных верований. Вера в темные силы только укрепилась по мере знакомства с Библией или Кораном, которые подтверждают наличие дьявольского начала. За проигрыш или победу футбольной команды отвечает не столько тренер, сколько служитель культа. Идея высшего разума сосуществует с миром духов природы, предков, героев-воинов, ведьм, от которых зависят плодородие, процветание и благополучие общины. Разделение на политику и религию, столь важное для западного сознания, не имеет большого смысла в африканском[1027]. Для лидера в порядке вещей заявлять о наличии магических способностей: с этим связана вера в вождя как источник силы страны.
Этунга-Мангуэлле выделяет следующую типологию «африканской культурной реальности»: большая вертикальная дифференциация, небольшое национальное богатство сосредоточено в руках немногих; сильна вера, что только Бог способен изменить логику мира, который он сам создал для вечности, африканец порабощен природой, которая определяет его судьбу; африканец воспринимает пространство и время как неразрывное целое («не часы изобрели человека»), прошлое способно только повторять себя. Процветание возможно только через общину и семью, африканской мысли чужды скептицизм и индивидуализм. Общество структурировано вокруг праздников: рождения детей, крещения, свадеб, дней рождения, повышения по службе, выборов, открытия сессий парламента, приездов и отъездов, традиционных и церковных торжеств. Африканец работает, чтобы жить, а не живет, чтобы работать. Сбережение гораздо менее важно, чем немедленное потребление. В этом смысле правительство и нувориши мало чем отличаются от рядовых граждан.
При этом Этунга-Мангуэлле считает африканскую культуру едва ли не самой гуманистической — с ее солидарностью, любовью к соседям вне зависимости от возраста и статуса, уважением к природе как общему достоянию[1028]. И вопрос не просто о наличии отдельной африканской цивилизации, но и ее превосходстве над остальными даже не стоит для сторонников идей афроцентризма и негритюда.
Афроцентризм — ответная реакция на поколения униженности, угнетения, на европейское высокомерие, имперский расизм. Африканских школьников в колониальный период заставляли изучать не историю и культуру их народов, а прошлое Великобритании, Франции, Бельгии, Португалии. Действие рождало противодействие. При этом еще Маркус Гарви, основавший в Соединенных Штатах движение «Назад в Африку», в 1923 году утверждал, что африканцы прекрасно владели искусствами, наукой и литературой еще тогда, когда Европу населяли лишь каннибалы, дикари, варвары и язычники[1029].
Афроцентризм как проработанное идейное течение начал активно формироваться в афроамериканской среде США с начала 1980-х годов, а затем получил распространение и среди части африканской интеллигенции. Один из его главных теоретиков — Молефе Кете Асанте, профессор из Филадельфии — пишет: «Афроцентризм — это интеллектуальное сосредоточение, направленное на то, чтобы помешать любым ученым, которые игнорируют, что человеческая цивилизация началась на возвышенностях Восточной Африки… Греция — единственная цивилизация, которая по происхождению может считаться европейской. Но сама Греция — продукт взаимодействия с африканскими цивилизациями. Среди древних цивилизаций, которые Африка дала миру — Эфиопия, Нубия, Египет, Куш, Аксум, Гана, Мали и Сонгай. В этих древних цивилизациях родились медицина, естественные науки, представления о монархиях, королевствах и о Всемогущем Боге».
Афроцентризм, по его мнению, «должен занять место среди таких идеологий и религий, как марксизм, ислам, христианство, буддизм и иудаизм»[1030]. Параллельно с этим начали оформляться идеи негритюда — исключительности, особого психического склада «негритянской души», которую нельзя понять и объяснить с позиций западного рационализма. Белый человек, согласно негритюду, подчинил себя материализму, стал рабом техники, машин, а черный сохранил связь с природой, эмоциональное, чувственное восприятие действительности. Один из основателей негритюда — первый президент Сенегала поэт Леопольд Седар Сенгор — считал, что миссия негроидной расы в возрождении единства человека и природы, во всестороннем духовном развитии человечества. При этом, он утверждал, что «гордость за свою расу — это первое требование негритюда».
Стремление к самоутверждению ведет к бурному росту интереса к собственной культуре, традициям. Вместо жизнеописаний Наполеона и королевы Виктории теперь изучают биографии своих правителей и возмущаются, что в Европе их называли не королями, а вождями. От этого недалеко до пропаганды различных форм «дискриминации наоборот» — белого и цветного населения. Самый яркий пример — Зимбабве, где президент Роберт Мугабе позволил «стихийный» захват ферм, принадлежавших белым. Результат — развал сельского хозяйства, голод, рост преступности, бегство в соседние страны.
В первые два-три десятилетия независимости африканские страны еще неплохо ладили друг с другом. Страшнейшая гражданская война в Нигерии в конце 1960-х годов и кровавые межобщинные конфликты в Руанде и Бурунди были исключением. Сегодня Африка является наименее стабильным местом на планете, даже если оставить в стороне все революции и войны в Магрибе, о которых мы говорили раньше. В войнах и межнациональных конфликтах в Африке гибнет больше людей, чем где-либо на планете. На континент приходится половина всех миротворческих миссий ООН[1031].
Вдоль десятого градуса северной широты — границы между мирами пустыни и саванны, ислама и других верований, скотоводов и земледельцев, арабов и чернокожих — тянется не имеющий аналогов пояс анархии, беззакония, голода и почти непрерывных кровавых конфликтов. Здесь тон задают не государственные власти, а кланы, вожди и военные, часто имеющие собственную повестку дня. Но в прежние времена были и попытки наладить модус-вивенди, учесть интересы кочевых и земледельческих племен. Сегодня — нет. В связи с глобальным потеплением участились засухи, что обострило борьбу за скудеющие водные, земельные и пищевые ресурсы. Земледельцы бьются против превращения своих угодий в вытоптанную скотом степь, скотоводы — за пастбища и против голодных похитителей скота. На традиционных маршрутах кочевников вырастают обнесенные заборами фермы, огораживаются реки.
Идеи религиозного экстремизма находят здесь очень благожелательный отклик. Заметно активизировалась Аль-Каида в странах исламского Магриба, которая работает над свержением всех светских режимов в регионе. До половины населения имеет оружие, в основном, проверенные «калашниковы». Где-то оно появилось в результате длящихся десятилетиями гражданских войн (Сомали или Судан), где-то правительства сами вооружали людей (Кения или Эфиопия)[1032].
В Сомали командиры бандформирований, пираты, исламисты из группировки Аль-Шабаб давно ввергли страну в хаос. Кения, которую много лет на Западе представляли образцом демократии, ведет затяжную и пока бесперспективную войну против исламистов. Племена туркана и дасанеч, столетиями мирно сосуществовавшие на границе Кении и Эфиопии теперь воюют за контроль над стремительно мелеющим озером Туркана, причем правительства двух стран вооружили «свои» племена.
Много лет идет война в Судане, в котором сохранялось четкое деление на арабов-мусульман Севера и чернокожих христиан и анимистов Юга. Война, унесшая более 2 млн жизней, завершилась референдумом 2011 года, в ходе которого 99 % южан проголосовали за независимость. Принятый с большой помпой в ООН огромный Южный Судан имеет 40 км асфальт ированных дорог, за пределами Джубы и Малакала не существует видимой власти, полицейских участков или больниц (медицинская помощь на 80 % оказывается зарубежными НПО). Зато на страну приходится 75 % некогда общей суданской нефтедобычи, одной из крупнейших в Африке. При этом все нефтепроводы идут исключительно через Север. Не договорившись о цене транзита, бывший полевой командир, а теперь президент Южного Судана Салва Киир решил прекратить экспорт энергоносителей, что вызвало многомиллиардные потери и новую войну. Он надеялся на поддержку США, которые лоббируют строительство нового нефтепровода в кенийский порт Ламу, и объявили президента Судана Омара Башира (он больше дружен с Китаем и Россией) спонсором международного терроризма за геноцид в Дарфуре. Последовали жесточайшие бои с тысячами убитых с обеих сторон[1033].
В Северном Судане в апреле 2015 года Башир был триумфально переизбран на очередной пятилетний срок. Теперь его внешняя активность переключилась на противодействие хоуситам в Йемене и исламистам в Ливии в союзе с Египтом и саудовцами[1034]. Внутри Южного Судана с декабря 2013 года идет гражданская война за контроль над нефтью между правительственными войсками Киира, принадлежащего к племени динка, и бывшего вице-президента Риека Мачара из племени нуэр. Согласие безуспешно пытаются установить 10 тысяч миротворцев ООН. Из шести миллионов жителей Южного Судана более миллиона покинули свои дома, десятки тысяч убиты[1035].
В Мали в 2012 году пало правительство Амаду Тумани, не сумевшее защитить страну от туарегов, активность которых до поры сдерживалась подачками от Каддафи. Когда его не стало, туареги и их союзники-исламисты из «Аль-Каиды в странах исламского Магриба» заняли север Мали и провозгласили на территории, которая вдвое превосходит германскую, новое государство — Азавад. К власти в Бомако после переворота пришла военная хунта, которая взялась освободить страну от туарегов, но которую не признали во внешнем мире. Лидеры Экономического сообщества стран Западной Африки (ЭКОВАС), объединяющего 15 государств, объявили, что будут вместе с французами отстаивать территориальную целостность Мали[1036]. Но сами соседи Мали не контролируют собственные территории[1037].
В Нигерии группировка «Боко Харам» (в переводе: «западное образование — грех»), опираясь на племена канури, основала самопровозглашенное государство в самом нищем исламском штате Борно. Правоверным там запрещается участвовать в выборах, получать светское образование и ходить в западной одежде. В тысячах мусульманских школ исключительно Коран и арабский язык изучают нищие дети безработных родителей (у которых таких детей может быть два-три десятка от четырех жен)[1038]. Размер «халифата» уже превысил территорию Бельгии, захватив также штаты Йобе и Адамава. С начала 2015 года волна взрывов, убийств и похищений захлестнули пограничные с Нигерией районы Камеруна, Чада и Нигера. В марте «Бока Харам» официально объявило о союзе с ИГ[1039]. От террора уже погибло более 18 тысяч человек, 1,5 млн стали беженцами. Выборы 2015 года свелись к соперничеству провального президента Гудлак Джонотана и бывшего кровавого диктатора генерала Мухаммаду Бухари, который и победил с большим перевесом[1040].
Побережье Африки стало главным местом пиратства в мире. Еще недавно лидировала акватория Индийского океана и Аденского залива вблизи от Сомали, где нападения на суда осуществлялись практически ежедневно. Но военно-морскими усилиями мирового сообщества пиратство там было сведено к минимуму, после чего пальма первенства перешла к Гвинейскому заливу Атлантики, где — особенно в нигерийских водах — в 2014 году произошло 19 % всех пиратских актов на планете[1041].
Нестабильность питает милитаризацию, которая не приняла запредельные масштабы только из-за общей бедности стран континента. Их общие военные расходы в 2013 году 44,9 млрд долл., при этом Алжир стал первой страной Африки, тратящей на оборону более 10 млрд долл. в год, недалеко отстала Ангола[1042].