Китайская партия

Китай — самая древняя из существующих на планете цивилизаций — с пятитысячелетней историей. Последняя пара веков, неудачных для страны, воспринимается там как случайный эпизод в истории Великой Поднебесной. В основании китайского культурно-цивилизационного кода лежит несколько учений, среди которых особое место принадлежит конфуцианству. Конфуций, живший два с половиной тысячелетия назад, «завещал потомкам лишь ряд простых жизненных правил, до предела лаконично и скромно высказанных, чуждых всякой риторики, самовлюбленного резонерства, умственной косности»[614]. Конфуций был проникнут почитавшимися знатью моральными принципами: умеренность, почитание ритуалов, верность древним традициям, которые хранили старые княжества Великой Китайской равнины. Его учение базировалось на пяти формулах. Образцом человека является правитель — не задиристый и неотесанный аристократ, — а образованный, уравновешенный, воспитанный человек, обдумывающий свои поступки и слова, которые должны выражать всеми признанную реальность. На этих основаниях строится доброта по отношению к живым существам; управление, опирающееся на уважение; порядок вещей, обусловленный ритмом церемоний; что и приводит в действие принципы морали[615].

Конфуцианские высказывания — хороший образец индуктивной логики. Вещи и явления правильно классифицированы, становится достаточно глубоким знание. Знание достаточно глубоко, становятся искренними помыслы и стремления. Помыслы и стремления искренни, очищается сердце. Очистилось сердце, совершенствуется личность. Стала совершенной личность, в семье устанавливаются порядок и единодушие. В семье установлены порядок и единодушие, упорядочивается государство. Государство стало упорядоченным, умиротворяется Поднебесная.

Конфуций не задумывался по поводу таких абстрактных понятий, как свобода и справедливость, делая акцент на долге и обязанностях человека, благодаря исполнению которых он органично вливается в семью, общество и государство. Знаменитый принцип конфуцианства гласит: «Сохраняйте гармонию, невзирая на различия».

Другим важнейшим для китайской цивилизации течением мысли стал даосизм — учение о Великом Абсолюте, Дао. Основоположником учения считается Лао-цзы, живший будто бы одновременно с Конфуцием (хотя, не исключено, что это созданный позже мифический персонаж). Даосы призывали следовать Абсолюту, сливаться с природой и избегать всего искусственного, нарочитого, противопоставленного естественному. Одним из принципов даосов было недеяние (у-вэй), умение строить жизнь таким образом, чтобы она шла должным путем без активного вмешательства человека, касается ли это отношения к природе, к людям, даже к управлению государством, в чем усматривают идейные истоки анархизма или даже либерализма. Философский даосизм со временем — в эпоху Хань — трансформировался в даосизм религиозный с поисками бессмертия, божествами, героями, гаданиями, предсказаниями. Даосы и близкие к ним школы натурфилософов обстоятельно разработали идею инь-ян, сводившуюся к противопоставлению и постоянному благотворному взаимодействию мужского (ян) и женского (инь) начал.

Школе даосов противостояли реалистические теоретики государства — легисты. Порядок должен был быть основан на выгоде и страхе, а не на морали. Не опора на знать, склонную к смутам, а создание хорошо налаженной бюрократической машины, четкие предписания, выполнение которых хорошо вознаграждается, и предостережения, невнимание к которым сурово наказывается. Сочинения легиста Хань Фэйцзы весьма напоминают рассуждения Макиавелли в «Государе». Именно легизм стал той доктриной, которая наиболее последовательно выразила императив создания централизованного государства.

Ею руководствовался Цинь Шихуанди, создавший в III веке до н. э. — железом и кровью — китайскую империю. Он царствовал недолго, но административное устройство китайского мира, его государственная инфраструктура были заданы раз и навсегда. Цинь Шихуанди оставил Китаю не только империю, но и одно из названий. Принято считать, что название China появилось в Европе первоначально благодаря шелковым тканям из империи Цинь. Но самоназвание китайцев — Хань. К ханьцам относят 92 % населения современной КНР. Это слово происходит от династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.), пришедшей на смену Цинь.

«Китай был первой цивилизацией в мире, создавшей современное государство, — считает Фрэнсис Фукуяма. — …При династиях Цинь и Хань Китай развил и общую культуру в добавление к сильному государству… Существовало сильное чувство, что Китай определяется общим письменным языком, классическим литературным каноном, бюрократической традицией, общей историей, общеимперскими образовательными институтами и системой ценностей, которая определяла поведение элит на политическом и социальном уровне»[616].

В I веке н. э. в Китай из Индии через Центральную Азию начал проникать буддизм, который оказался единственным иноземным учением, не просто закрепившимся в Китае, но и ставшим неотъемлемой частью его цивилизации. Этому способствовало то обстоятельство, что он сблизился с даосизмом. Именно из рядов даосов выходили первые китайские буддисты; их термины и понятия использовались буддийскими монахами в качестве нужных китайских эквивалентов при переводе на китайский древних текстов с пали и санскрита. С III века в китайской литературе применительно к конфуцианству, даосизму и буддизму начал использоваться термин «три учения». Китаец, стараясь быть в общественной жизни конфуцианцем, в душе оставался хотя бы немного даосом, не забывая при этом совершать буддийские обряды. И сегодня в одном храме можно увидеть статую Будды, алтарь даосских богов и статую почти обожествленного Конфуция.

При этом конфуцианство абсолютно доминировало в области государственного управления и в системе регулирования взаимоотношений в обществе, в сфере этики, морали и семейных отношений. Ведомство чинов, руководствуясь принципами Конфуция и легистов, выстроило стройную систему подготовки и назначения чиновников. В эпоху Тан окончательно утвердился единый конкурсный принцип, опиравшийся на систему экзаменов, для сдачи которых необходимо было знать конфуцианские каноны и сочинения древних авторов, демонстрировать эрудицию, литературный вкус и способность к стихосложению. Те, кто показал лучшие результаты, допускался к экзамену на более высокую ступень, что открывало и соответствующие карьерные возможности.

Китай явно лидировал в научном знании, дав миру бумагу, книгопечатание, астрономические и механические многочисленные работы по сельскому хозяйству, архитектуре, военному искусству, педиатрии, акупунктуре, фармакологии. В 1014 году была применена вакцинация против оспы. К эпохе Сун относятся изобретения, изменившие судьбу планеты: компас и порох. При императоре Юнлэ в XIV–XV веках 2 тысячи ученых трудились над описанием всего объема человеческого знания, которое в итоге составило 11 тысяч томов. Самой объемной энциклопедией на планете этот труд оставался шесть столетий — до 2007 года, когда ее смогла обойти Википедия[617].

Юнлэ снарядил несколько морских экспедиций под руководством евнуха — выходца из мусульманской семьи — Чжэн Хэ. В последней из них участвовали 27 000 человек на 63 кораблях, и только на флагманском корабле плыло более тысячи человек. Флотилии добрались до Чампы (юг современного Вьетнама), Суматры, Малакки, Цейлона, Индии, Ормуза и Восточной Африки (Могадишо). Не получив информации о существовании где-либо более высокой цивилизации, чем китайская, императоры сочли нецелесообразным тратить средства на морские походы, которые были навсегда прекращены. И это в то время, когда европейцы эти походы только начинали.

Маньчжурская династия Цин, правившая с XVII века, стала последней. Одд Арне Вестад из Лондонского экономического института писала: «Казна истощалась, военные устали от боевых действий на территории сопредельных стран, а население проявляло все большее недовольство полицейским государством, постепенно терявшим свое предназначение»[618]. При дворе плели нескончаемые интриги маньчжурская знать, высшие чиновники-ханьцы и евнухи. Меж тем европейцы уже стояли у ворот, предлагая, как мы помним, наркотики (к 1830-м годам англичане открыто и контрабандой доставляли более 30–40 тысяч ящиков ежегодно). Император сделал попытку противостоять отравлению народа, запретив ввоз опиума, но, проиграв «опиумную войну», Китай был принужден открыть для британцев пять портов[619]. И это было только начало.

Китай в силу своей внутренней специфики оказался не готов ответить на вставший перед ним геополитический вызов Запада. Организация вооруженного сопротивления как смысл существования империи была неорганична и чужда цинскому Китаю, что и объясняло его поражения и неэффективную систему противодействия внешней экспансии в течение всего XIX века и начала ХХ в[620].

Восстание солдат и офицеров в Учане 10 октября 1911 года оказалось достаточным толчком для того, чтобы династия Цин, а вместе с ней и центральная власть рухнули. На севере страны Юань Ши-кай, признанный в ноябре премьер-министром, объявил о созыве всекитайского парламента. На юге же Сунь Ятсен был избран временным президентом Китайской Республики со столицей в Нанкине. 12 февраля 1912 года монархия была официально упразднена.

Как не раз бывало в кризисные периоды в истории Китая, на первый план вышли военные, и не случайно период после свержения монархии получил название «эры милитаристов». Временный парламент то разгоняли, то собирали вновь. Сунь Ятсена, создавшего в 1913 году партию Гоминьдан, то избирали президентом, то он вновь терял этот пост по воле милитаристов. Поддержка ему пришла из СССР, который помог сформировать вооруженные силы. В 1925 году правительство юга, которое возглавил преемник Суня Чан Кайши, объявило себя Национальным правительством и начало войну за объединение страны, выступив в победоносный Северный поход. Его власть постепенно признали все политические силы, кроме коммунистов.

В 1931 году Япония захватила Маньчжурию, где создала марионеточное государство Маньчжоу-го во главе с императором Пу И. Затем последовала атака на Шанхай и оккупация всего Северного Китая. В 1937 году японцы приступили к оккупации восточного побережья Китая. Еще до начала Второй мировой войны погибли более десяти миллионов китайцев. Чан Кайши переместился на запад — в Чунцин — и возглавил сопротивление Японии, пригласив в союзники и базировавшиеся рядом с границей СССР вооруженные силы КПК. Сначала коммунисты согласились на создание единого антияпонского фронта, но с приходом к руководству компартией Мао Цзэдуна последовал ряд разворотов генеральной линии, и борьбу с японцами коммунисты все же предпочли вести обособленно. Когда в августе 1945 года СССР вступил в войну с Японией и занял Маньчжурию, захваченное им вооружение сдавшейся Квантунской армии помогло компартии, как и советские военные инструкторы. После победы в 1949 году коммунистов и образования Китайской Народной Республики (КНР), что заставило гоминьдановцев во главе с Чан Кайши эвакуироваться на остров Тайвань, Мао получил приглашение посетить Кремль. Появились «два Китая».

Когда мир следил за социальными экспериментами Мао и видел в них попытку загнать страну в коммунизм, в самом Китае этот процесс воспринимался как привычный поиск социальной справедливости, государства высшей гармонии, управляемого харизматическим великим лидером. Стратегия была прагматичной: «Рыть глубокие туннели, всюду запасать зерно, никогда не претендовать на гегемонию»[621].

Китайская Народная Республика с советской помощью за несколько лет восстановила разрушенную войнами экономику и добилась немалых результатов. Ежегодный прирост экономики в годы первой пятилетки составил 16–18 %, ВВП более чем удвоился[622]. Созданная в КНР автократия напоминала сталинскую систему партийно-государственного руководства. Но отношения двух соседних держав не заладились, прежде всего, из-за личной неприязни Мао и Хрущева и их конкуренции за умы мирового коммунистического движения. Вскоре после ХХ съезда КПСС, который Мао воспринял как предательство мирового комдвижения, он провозгласил курс на «Большой скачок», имевший целью обогнать Советский Союз в деле строительства новой жизни на основе трудового энтузиазма в условиях казарменного быта. Для ускорения индустриализации металл начали плавить едва ли не на каждом дворе. Трудовая активность лишенных земли и собственности крестьян снизилась, припасы были проедены в народных коммунах. Производство оказалось дезорганизовано.

Резко обострилась внутрипартийная борьба, одним из следствий которой стала культурная революция, прошедшая под лозунгом «огонь по штабам». Многие представители партийных органов, аппарата власти и интеллигенции были репрессированы и отправлены на перевоспитание в деревню, тогда как за чистотой рядов следили молодежные отряды хунвэйбинов. Культурная революция, пишет биограф Мао Рана Миттер, представляла собой «наиболее экстремистский радикальный антиконфуцианский элемент» во всей истории КНР[623].

Перед преемниками Мао встала проблема выхода из экономического тупика: зарплата рабочего в Китае составляла менее 1 % от зарплаты рабочего в США или Японии. Китаю повезло, что у руля страны фактически оказался Дэн Сяопин. В декабре 1978 года на III Пленуме ЦК КПК 11-го созыва он произнес речь, которая стала самой важной в современной истории Китая. Он заявил, что режим должен сосредоточиться на экономическом развитии, а не идеологии. «Не важно, какого цвета кошка — черная или белая. Пока она ловит мышей, это хорошая кошка». С тех пор Китай идет по пути прагматичной модернизации. Причем, в отличие от Советского Союза, где перестройка поставила на первый план политические отношения и демократизацию, Пекин сделал упор на экономическую либерализацию, сохраняя в неприкосновенности государственные институты и традиции.

«Результаты превзошли все ожидания. Экономический рост Китая на протяжении почти тридцати лет составлял 9 процентов в год — история не знает примеров подобного темпа роста крупной экономики. За этот же период из нищеты вырвалось около 400 миллионов человек — и снова в истории нет таких примеров. Годовой доход среднего китайца вырос в семь раз. Китай, вопреки помехам и препятствиям, в массовом порядке достиг того, о чем мечтают все страны третьего мира — здесь решительно порвали с нищетой… Размер экономики на протяжении трех десятилетий удваивался каждые восемь лет»[624], — удивлялся Фарид Закария в 2009 году. Китай действительно установил мировой рекорд, который вряд ли кому-то удастся побить: на протяжении 33 лет подряд — с 1978 по 2011-й — его экономика росла со скоростью больше 10 %[625].

Утвержденные Пленумом ЦК в 1979 году реформы предусматривали ликвидацию коммун (колхозов) и передачу земли в личное пользование крестьянам, легализацию частной торговли. Была ограничена роль государственного планирования, созданы возможности для развития кооперативного и индивидуального секторов в промышленности, торговле и сфере услуг. Государственным предприятиям предоставлялись права и возможности расширения производства и свободной реализации внеплановой продукции, в том числе за рубежом.

Рыночные реформы в КНР имели целью не столько смену формы собственности, сколько поддержание устойчивого экономического роста. Крестьянство не только обеспечило стабильное развитие сельского хозяйства, но и сформировало рынок для потребительских товаров, сделав возможным первоначальное накопление капитала, а также стало движущей силой процесса урбанизации (в 1978–1998 годах население городов в среднем ежегодно увеличивалось на 14,5 млн человек). Начался приток иностранных инвестиций в Шэньчжэнь, Гуанчжоу и другие особые экономические зоны. Масштабные перемены начались после южного турне Дэн Сяопина в 1992 году, когда наибольшее впечатление на него произвел еще совсем недавно нищий Сингапур.

Кроме того, в Китае крайне внимательно изучили опыт советских реформ, приведших к краху СССР, чтобы не повторить наших ошибок. «Китайские официальные лица наблюдали за советским коллапсом и российским переворотом, как будто их выживание зависело от этого, и вынесли несколько важных уроков, — замечал Иан Бреммер. — Во-первых, они поняли, что если КПК не обеспечит благосостояние китайского народа, ее дни сочтены. Во-вторых, они признали, что государство не может просто декретировать длительный экономический рост. Только выпустив на волю предпринимательскую энергию и инновацию своего большого населения Китай мог быстро расти, а партия — выжить»[626].

В Китае почти не использовали термин «приватизация», да ее практически и не проводили. Правительство скорее позволило инвесторам создавать новые предприятия, чем приобретать прежде принадлежавшие государству активы. Не государственный сектор сокращался, а частный — расширялся. У китайских компаний появились возможности инвестировать в собственное производство. Открылся рынок, и иностранные корпорации с 1979 по 2008 год вложили в экономику страны 852,6 млрд долл. Большинство небоскребов и грандиозных сооружений, определяющих облик нового Китая, построили иностранные архитекторы. А выбирая режиссера для праздника открытия Олимпийских игр, Пекин остановил выбор на Стивене Спилберге.

Государство не ушло из экономики. В 2011 году было 63 госпредприятия с годовой выручкой 100 млрд юаней и выше, а частных компаний такого масштаба — всего пять (Huawei, Shagang Group, Haier, Suning, Gome). Общая сумма прибыли 500 крупнейших частных фирм была меньше прибыли двух крупных госкомпаний — China Mobile и CNPC. Частный бизнес в КНР, кроме того, сталкивается с серьезной конкуренцией со стороны иностранных компаний, в то время как государственные корпорации от нее во многом ограждены[627]. Для государства развитие — это прежде всего строительство инфраструктуры. С 1990 по 2009 год протяженность железных дорог выросла в 1,47 раза, число аэропортов — в 1,76 раза, автодорожная сеть — в 3,75 раза. С 2005-го ежегодно строилось по 132,5 тысячи км автомобильных дорог общего назначения, 2200 км железных дорог, 190 новых морских причалов, не говоря об аэропортах и метро. Китай уверенно прошел экономический кризис, выделив 600 млрд долл. на стимулирование экономики через финансирование амбициозных инфраструктурных, промышленных и социальных проектов.

Огромный профицит в торговле с США сделал Китай обладателем огромных долларовых резервов, что стало и его уязвимым местом. Только с 2003 по 2010 год Китай потерял более 270 млрд долл. из-за снижения стоимости американской валюты. Обмен долларовых активов на бумаги, номинированные в любой другой валюте, означал бы удар по доллару и, следовательно, по китайским резервам. Для избавления от «долларового проклятья» Пекин сделал ставку на покупку сырья, еще не находящегося в обращении, путем выдачи кредитов — заемщиками чаще всего выступают национальные правительства или близкие к ним компании — под гарантии поставок сырья в долгосрочной перспективе. Такие сделки были заключены в Венесуэле, Туркмении, России (многомиллиардные кредиты Роснефти и Транснефти)[628]. Еще один из инструментов, которым Китай замещает долларовые активы, — золото, объемы которого в официальных хранилищах Пекина в последние годы заметно росли[629]. Активно идет интернационализация юаня.

В 2014 году Китай вышел на первое место в мире по размеру ВВП по паритету покупательной способности. Однако США по-прежнему в пять раз превосходят Китай по доходу на душу населения, а в индексе человеческого развития ООН Китай занимает лишь 101-е место. И Китай вовсе не в восторге от своего лидерства, подчеркивая, что остается среднеразвитой страной, вовсе не претендующей на особое место в мире[630]. Размер китайского ВВП на душу населения в 2015 году The Economist оценивает в 8,55 тыс. долл. (по ППС — 14,46 тысячи). Это вдвое меньше, чем в России, но уже гораздо больше, чем на Украине[631].

«Подъем Китая уже изменил мир, — пишет Дэвид Пиллинг из Financial Times. — Став глобальной фабрикой с самой дешевой продукцией, он снизил стоимость промышленных товаров. Это увеличило покупательную способность потребителей, хотя конкуренция с сотнями тысяч китайских рабочих по ходу снизила западные зарплаты. Как огромный импортер сырья Китай изменил судьбы его экспортеров от Бразилии до Австралии и от Монголии до Анголы. Если африканская экономика наконец растет, то не в последнюю очередь из-за китайского спроса»[632].

Насколько устойчив рост Китая? Способен ли он и дальше играть роль «локомотива» мировой экономики? Внешне и чисто визуально поступательный рост Китая представляется неудержимым.

Но китайский рынок постепенно теряет одно из главных своих конкурентных преимуществ, связанное с низким уровнем оплаты труда. Средние зарплаты в стране удваиваются за пять лет. Китайские работодатели вынуждены постоянно улучшать условия труда, вводить новые льготы, повышать уровень заработной платы. Возрастают также издержки, связанные с социальными расходами. Китай никогда не отличался продвинутой социальной политикой. До сих пор пенсии получает абсолютное меньшинство пожилых людей.

Остро стоит проблема неравенства, которая только обостряется. 20 % беднейшей части населения располагали 4–7 %, а 20 % наиболее зажиточных — более 50 % суммарного дохода. Индекс Джини в течение жизни нынешнего поколения достиг в КНР почти латиноамериканских уровней. Плодами экономического роста пользуются по большей части прибрежные регионы, а огромные сельские территории остаются во многом за бортом. Разрыв в подушевых доходах между провинциями достигает семикратной величины. Происходит стремительное расслоение общества, новые классы и группы предпринимателей требуют дополнительных прав и рычагов влияния, включая политические.

Проблемой для Китая остается низкое потребление домохозяйств — одна треть от ВВП, что вдвое меньше, чем в развитых странах, и меньше, чем в развивающихся. Похоже, традиционная конфуцианская мораль с ее проповедью умеренности в расходах по-прежнему доминирует в сознании[633].

Наблюдается рост числа акций социального протеста, участниками которых являются наемные работники, рабочие, крестьяне, студенты. У протеста есть контекст, связанный с недовольством коррупцией, правовой незащищенностью, непрозрачной бюрократической системой. Но гораздо больше он связан с имущественными отношениями. Земельные споры, тяжбы из-за потери земель становятся все более острыми из-за жесткой политики расчистки площадей под государственные нужды, а также в результате деятельности земельных спекулянтов (половина крупнейших состояний в стране сколочена на сделках с землей и другой недвижимостью).

Несмотря на меры по контролю рождаемости и политику одного ребенка в семье, население продолжает расти. К 2015 году оно достигло 1,36 млрд человек. При этом доля старших возрастных групп последовательно увеличивается. В 2014 году количество лиц старше 60 лет преодолело отметку в 200 млн человек (более 15 %), в 2015 году ожидается 221 млн, а еще через 10 лет — 487 млн (среди них на 10 женщин будут приходиться 6 мужчин)[634]. В 2012 году впервые произошло сокращение числа лиц трудоспособного возраста, который Национальное бюро статистики определяет от 15 до 64 лет. Количество молодежи в возрасте от 15 до 24 лет в течение ближайшего десятилетия сократится на 21 %. Демографический дивиденд Китая, связанный с постоянным притоком дешевой рабочей силы, постепенно исчезает. Впрочем, тот факт, что 47 % населения до сих проживает в деревнях, делает возможным использование деревенской рабочей силы[635].

Продолжается урбанизация. Горожанами за три последних десятилетия стали 500 млн человек — население США плюс трех Великобританий. К 2030 году в китайских городах будет проживать 1 миллиард человек — каждый восьмой на планете[636]. Это, с одной стороны, ведет к росту внутреннего спроса, с другой — увеличивает и потребность городов во всех видах ресурсов. Напряженность между мигрантами из деревень и жителями городов продолжает нарастать.

Но все же китайская экономическая модель обладает высокой устойчивостью. Си заявил о том, что следующим этапом развития станет «новая нормальность», которая будет заключаться в ежегодном росте в районе 7 процентов, что в абсолютном выражении будет означать больший прирост, чем при 14-процентном росте несколько лет назад. Государственный долг сосредоточен внутри страны, а огромные золотовалютные резервы позволяют его обслуживать. Тяжесть экономики перемещается с инвестиций на растущее потребление, создающее мощное основание экономики. Сектор услуг переживает рост, в 2014 году в нем было создано 13 млн новых рабочих мест — рекордный показатель. Трансграничные переливы капитала становятся все более простыми. Стимулирование экономики продолжается, одни субсидии сельхозпроизводителям составляют 165 млрд долл. в год (в Японии — 65 млрд в США — 30)[637].

В английском языке понятие «власть» происходит от «силы» (power), а в русском от «владения». Фан Лихун в книге «Китайский секретный путь к власти» пишет, что значение иероглифа цюань (власть) в старину означало «гиря для весов». Позднее он стал использоваться как глагол. «Правление, власть в Китае — это не сила и не владение, а соблюдение меры. «Взвешивать» и «определять», «принимать решение» — таковы значения, полученные данным иероглифом позднее. Тот, кто взвешивал, имел большую власть, т. е. имел право на взвешивание. Власть не есть нечто раз и навсегда зафиксированное, она находится в динамическом состоянии, в развитии»[638], — пишет петербургский китаист Николай Спешнев.

Вместе с тем КНР конституировалась как республика советского типа, для которой характерно формальное верховенство представительных органов при осуществлении многих полномочий более узкими составами партийного руководства или исполнительными структурами. Советские образцы до сих пор пронизывают все поры «социализма с китайской спецификой». Основные властные функции принадлежат КПК, насчитывающей около 80 млн членов, чья руководящая роль зафиксирована конституционно. Важным инструментом партийного влияния является практика совмещения постов главного управляющего и секретаря парткома, а также создание парткомов и «партийных групп руководства» в аппарате центральных и местных государственных органов, в хозяйственных и культурных учреждениях, негосударственных организациях. С 2002 года предприниматели имеют право вступать в партию. Во всех коммерческих и некоммерческих структурах, даже в фирмах со 100-процентным иностранным участием, созданы партячейки КПК.

Формально высшим институтом является Всекитайское собрание народных представителей, которое выполняет функции парламента и в то же время венчает собой систему местных представительных органов, которые принимают в 30–40 раз больше законодательных актов, чем ВСНП. Глава местной парторганизации является, как правило, главой законодательной власти региона. Существуют еще восемь партий, и для карьеры не обязательно быть членом КПК.

Чиновничьи должности популярны и почетны. Зарплаты небольшие, но людей привлекают медицинское и пенсионное страхование, оплачиваемые отпуска и льготы при получении жилья. При этом численность аппарата по-прежнему относительно невелика: 5,1 млн человек. В кадровой политике правительство подчеркивает три направления: постоянную ротацию кадров с их повышением; обновление руководящего состава, вследствие чего время пребывания даже на самых высоких постах четко регламентировано; обеспечение самостоятельности региональных и местных властей (в начале 1980-х централизованные доходы составляли до 75 % бюджетных поступлений, сейчас около половины).

Одной из главных проблем Китая является коррупция. Согласно решению ВСНП 1995 года, госслужащие сдают декларации о доходах два раза в год; они обязаны декларировать имущество свое и своих родственников, их близкие не могут заниматься предпринимательской деятельностью в сферах или на территориях, которые в той или иной степени находятся в зоне их контроля. В последние годы к смертной казни были приговорены все, кто был изобличен в получении взятки в 10 млн юаней и выше (свыше 45 млн руб.).

При Си Цзиньпине борьба с коррупцией приняла исключительно широкие масштабы. Среди арестованных оказались бывший министр железнодорожного транспорта, бывший директор Комиссии национального развития и реформ, ректоры университетов, главные редакторы газет, региональные партийные функционеры.

В 2014 году, по сведениям агентства Синьхуа, расследовалось 27 238 дел в отношении 37 тысяч официальных лиц. Под расследованием за взятки китайским официальным лицам находились и зарубежные компании, включая фармацевтический гигант GlaxoSmithKline. Общее же количество наказанных чиновников достигло 270 тысяч, что благоприятно отражается на рейтинге Си[639].

Накануне XVIII съезда КПК, который проходил в ноябре 2012 года, возникла дискуссия по поводу включения идей Мао Цзэдуна в лозунги съезда и новый Устав партии. Возобладало мнение тех, кто выступал за сохранение имени «великого кормчего» в документах партии. Вместе с тем, обвинили в коррупции и исключили из партии члена Политбюро Бо Силая, который выражал взгляды «новых левых». Они полагали, что социалистические ценности, заложенные Мао, были деформированы, а дальнейшие реформы приведут Китай к капитализму, гибели партии и страны, критиковали власти за сближение с США и Европой.

Общий лейтмотив съезда был связан с идеей нового возвышения КНР. Если раньше назывались цифры роста экономики, то на XVIII съезде впервые была сформулирована задача удвоения душевого ВВП — к 2020 году — как часть реализации стратегии создания общества «малой зажиточности». В отношении международных дел использовались идеи создания «гармоничного и справедливого мира» и характеристики современной эпохи как «эпохи мира и развития». Время объявлять Китай сверхдержавой, как отмечено на съезде, придет к 100-летию образования КНР — в 2049 году. Съезд же подтвердил официальный статус Китая как большого «развивающегося государства».

Си Цзиньпин, ставший Генсеком, а в марте 2013 года еще и Председателем КНР, относится к категории «принцев». Во времена культурной революции его отец с поста вице-премьера Госсовета был отправлен в места заключения, а сам Си был сослан в отдаленную деревню, бежал, сидел за это в тюрьме. При этом он продолжал самообразование и девять раз предпринимал попытки вступить в партию, пока его не приняли[640]. Си Цзиньпин на съезде около десяти раз использовал термин «возрождение китайской нации» и только один раз — «социализм с китайской спецификой».

На состоявшемся в ноябре 2013 года III Пленуме ЦК был утвержден план всестороннего углубления реформ до 2020 года и созданы два принципиально новых органа власти — Группа по руководству углублением реформ и Центральный комитет государственной безопасности. Оба возглавил Си Цзиньпин. «Такое сосредоточение власти в руках лидера может быть сравнимо со схожими преобразованиями, проведенными руководством Гоминьдана в 50-е годы прошлого столетия, после тяжелого поражения на континенте»[641], — пишут российские китаисты. Эксперты отмечали беспрецедентную со времен Мао концентрацию полномочий в руках главы государства и его мощный идеологический посыл. Элизабет Экономи из американского Совета по международным делам пишет: «Президент Китая Си Цзиньпин предложил простое, но могущественное видение: обновление китайской нации. Это — патриотический призыв к оружию, черпающий вдохновение из славы китайского имперского прошлого и идеалов социалистического настоящего для обеспечения политического единства внутри страны и влияния за рубежом»[642].

В марте 2015 года на заседании ВСНП была утверждена базовая политическая концепция пятого поколения китайского руководства, которая получила название «четырех всесторонних аспектов»: всестороннее построение среднезажиточного общества, углубление реформ, обеспечение верховенства закона, укрепление партийной дисциплины[643].

В ближайшей перспективе ожидать каких-либо кардинальных подвижек в политической системе Китая нет оснований. Реформирование идет в русле внутренней модернизации КПК.

Китай — многонациональная страна. Официально нацменьшинств 56, реально — много больше. 120 млн не ханьцы — монголы, корейцы, казахи, уйгурцы и т. д. Хотя традиционная китайская мысль исходит из представления о превосходстве китайской культуры, расизм ей не свойственен[644]. Серьезную проблему представляет этнический сепаратизм в Синьцзяне и Тибете.

После краха империи Тибет стал самостоятельным государством, но коммунисты, придя к власти, вернули его Китаю. Тибету предоставлялась автономия с сохранением прежней системы управления во главе с далай-ламой. Коммунистические преобразования вызвали антикитайское восстание 1959 года, жестоко подавленное армией, а Далай-лама XIV и его сторонники бежали в Индию, где образовали тибетское правительство в изгнании. Оставшийся на Тибете Панчен-лама Х пытался сотрудничать с Пекином, но в 1964 году был отправлен в тюрьму. Был создан Тибетский автономный район, но в партийных органах собственно тибетцев практически не оказалось. За годы культурной революции из примерно 3000 монастырей осталось всего три. В 1989 году в Тибете произошли серьезные беспорядки. Секретарем парткома ТАР тогда был Ху Цзиньтао, который принял решительные меры по их подавлению. Было решено прекратить переговоры с далай-ламой и запретить всякие упоминания о нем.

«Синьцзян», или китайский Туркестан — самая западная китайская провинция, отделенная от остальной страны пустыней Гоби. Синьцзян стал частью Китая в конце XIX века, но и после восставал, добиваясь независимости. В 1949 году войска Мао окончательно присоединили провинцию, но уйгуры продолжали восставать (их около восьми миллионов, и они составляют 40 % населения Синьцзяна, как и ханьцы). В последние годы ситуация в Синьцзяне не раз становилась взрывоопасной, там нередки волнения, в организации которых Пекин подозревает и внешние силы, прежде всего, Соединенные Штаты и исламистов. На 2013 год пришелся всплеск террористической активности в регионе, уйгурские исламисты совершали теракты и в других регионах страны, включая и площадь Тяньаньмэнь в центре Пекина. В развитие Синьцзяна и Тибета вкладываются огромные деньги, чтобы потушить сепаратизм. Там находятся крупные силы армии и полиции.

Будет ли революция в Китае? Фрэнсис Фукуяма против революционных ожиданий. «Средний класс Китая скорее опасается перспективы многопартийной демократии, чем стремится к ней. Ведь это расчистит путь многочисленным требованиям перераспределения богатства со стороны тех, кто остался не у дел… Хотя китайское правительство формально неподотчетно народу через процедуру выборов, оно отслеживает признаки социального недовольства и часто отвечает на него послаблениями, а не репрессиями. Другая отличительная особенность Китая — добровольная смена лидеров. Китайское правительство более умно и жестко подходит к подавлению недовольства. Распознав угрозу, китайские власти никогда не позволяют западным медиа распространять информацию. Facebook и Twitter запрещены, а содержание китайского Интернета и китайских социальных сетей находится под контролем целой армии цензоров… Главная загадка Китая — средний класс, который пока выглядит довольным заключенной им сделкой по обмену политических свобод на растущий доход и стабильность»[645]. И, конечно, на стороне стабильности традиция, партия и армия. «Система обеспечения внутренней безопасности заключается в нейтрализации оппозиции — настоящей или кажущейся — в зародыше. Предотвращение важнее подавления, насильственное подавление протестов рассматривается как признак провала. Сила китайского государства не в остроте зубов, а в проворности пальцев»[646].

Историческое прошлое Китая побуждает китайских руководителей вести дело к тому, чтобы превратить его во влиятельную, а в перспективе и в великую доминирующую и процветающую державу. «Быть китайцем по-прежнему означает правильное поведение и принадлежность к цивилизации, которая имеет первенство в мире»[647], — пишет американский исследователь китайской души Перри Линк. Руководство страны хочет также исключить возможность повторения более чем столетней истории «унижений со стороны иностранных держав», которые подспудно воспринимаются как варварские.

В Китае, в отличие от некоторых других стран АТ Р, существует довольно четкая внешнеполитическая стратегия, которая прочитывается не столько из доктринальных документов, сколько из конкретных действий. С начала 1980-х годов он проводит политику, которую называет «независимой и самостоятельной».

В 1990-е годы Дэн Сяопин дал указание из 24 иероглифов о том, что во внешней политике Китаю следует «хладнокровно наблюдать», «вести себя скромно», «не претендовать на лидерство», «выжидать в тени», «крепко стоять на ногах» и др. Сюн Гуанкай — директор Китайского института международных стратегических исследований — говорил: «Первые 30 лет после образования нового Китая считалось, что основными проблемами мирового характера являются война и революция, поэтому концепция безопасности была сконцентрирована на оборонной и политической безопасности, т. е. на защите территориальной целостности и суверенитета страны, а также на укреплении государственной власти. Такую концепцию мы называем традиционной. В последующие 30 лет закрепилось понимание того, что обеспечение мира и гарантия развития являются двумя главными задачами современной эпохи. В данный период Китай, не упуская из виду традиционных угроз безопасности, акцентирует внимание и на нетрадиционных угрозах в таких областях, как экономика, финансы, информатика, энергетика, продовольствие, здравоохранение, а после 11 сентября 2001-го — также и на борьбе с терроризмом. Таким образом, сформирована Всеобъемлющая концепция национальной безопасности КНР, у читывающая как традиционные, так и нетрадиционные угрозы»[648].

Гипертрофированное стремление к самостоятельному подходу к международным проблемам, обостренное чувство престижа стали стилем китайской дипломатии. Прагматизм, неакцентированность внешнеполитического курса Пекина, официально открещивающегося от роли лидера, вызывают вопрос: является ли это временной тактикой страны, готовящейся к роли сверхдержавы, или же она намерена довольствоваться ролью лишь одного из полюсов в многополярном мире?

Пекину чужд миссионерский подход к внешней политике, он не стремится утвердить в других странах собственную идеологию, систему правления или представления о нравственности. «Во внешней политике Китай не может не исходить из основополагающего национального интереса — экономического выживания, и поэтому мы вправе охарактеризовать эту страну как сверхреалистичную, сверхпрагматичную державу, — справедливо замечает Каплан. — По существу лишенный выбора в своих действиях на международной арене, Пекин не особенно заботится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело; в партнерах ему нужна стабильность, а не добропорядочность, как ее понимает Запад»[649].

В то же время у некоторых китайских руководителей и аналитиков время от времени прорывается нетерпение, «мышцы рвут пиджак». В экспертном сообществе развернулась дискуссия по поводу наследия Дэн Сяопина. Многие говорят, что часть заветов Дэна выполнена, требуются новые иероглифы, которые бы радикально обновили внешнеполитические принципы. Особое неприятие вызывают указания быть «в тени», «вести себя скромно» и «не претендовать на лидерство». Многие китайские военные эксперты говорят об устарелости курса на избегание конфликтов и лавирование, призывают «не бояться конфликтов», занимать жесткую наступательную позицию.

Бестселлером стала вышедшая в 2009 году книга «Китай недоволен», где утверждалось, что китайцы якобы лучше других распоряжаются природными богатствами, которых стране не хватает, и поэтому в будущем Пекину следует контролировать мировые ресурсы, чтобы управлять ими на благо человечества. В не менее популярной книге «Китайская мечта» профессор Университета национальной обороны (входит в систему Минобороны КНР) Лю Минфу утверждал, что в XXI столетии Китай должен стать первой державой мира. В противном случае усилиями США, борьба (а может быть, и война) за лидерство с которыми неизбежна, он будет отброшен на обочину мирового развития. «Превратите несколько мешков с деньгами в патронташи»[650]. Но в Пекине повторяют, что это неформальные и неофициальные мнения.

В китайском Интернете стихийно формируется запрос на более решительную внешнюю политику. Возникают молодежные национально-патриотические группы, откликающиеся на призывы партии и правительства по любому внешнему поводу. Наглядный пример — реакция на споры с Японией вокруг островов Дяоюйдао/Сенкаку. Существует запас протестной энергии, которая может выплеснуться на антиамериканском, антииндийском, антивьетнамском и других направлениях. И нет уверенности, что пекинское руководство полностью контролирует эти настроения.

Джон Миршаймер в «Трагедии великодержавной политики» уверял, что «самыми опасными государствами в системе международных отношений являются континентальные державы с большими армиями»[651]. Сегодня вооруженные силы Китая — крупнейшие в мире. Их численность в 2014 году — 2,333 млн человек, из них в сухопутных войсках — 1,6 млн, во флоте — 235 тыс., в ВВС — 398 тыс., в ракетных войсках стратегического назначения — 100 тыс. Боеготовый резерв достиг 660 тыс. человек. Уровень военных расходов с начала XXI века увеличивался быстрее роста ВВП и превысил 10 % в год, составив 112 млрд долл[652].

Армия пользуется большим авторитетом, имеет возможность набирать лучшие кадры личного состава, но при этом находится под жестким гражданским контролем со стороны КПК. «Наш принцип — партия командует винтовкой; совершенно недопустимо, чтобы винтовка командовала партией»[653], — говорил Мао Цзэдун. Исторически армия неизменно рассматривалась как дублер и страховка гражданской власти. «С момента основания в НОАК царит двоеначалие — армия напоминает человека с двумя головами, которые следят друг за другом, — пишет Ричард Макгрегор. — Каждую командную должность занимают два офицера в одинаковом чине: один считается командиром, другой — его политкомиссаром. Не так-то просто понять, где проходят границы их полномочий, кто кому подчиняется, и в каких случаях… Политкомиссары были переняты из советской Красной армии, хотя в Китае они с имперским душком. Китайские императоры посылали своих эмиссаров на фронт, чтобы те приглядывали за военачальниками»[654].

Китайская армия энергично разрабатывает стратегии, подрывающие способность США перебрасывать свои войска в регион (стратегия «изоляции района военных действий»). Китай продемонстрировал способность уничтожать объекты на низкой околоземной орбите, что создает угрозу спутниковой архитектуре других стран.

Китай приложил немало стараний, чтобы урегулировать многочисленные пограничные споры на суше — с республиками Центральной Азии, Россией и некоторыми другими соседями (Индия — исключение). Великая Китайская стена лучше всего свидетельствует о том, что начиная с глубокой древности Китай неизменно тревожила прежде всего угроза внешней агрессии с севера, по суше. Теперь она ушла. И в Китае это ценят.

На море Китай сталкивается с гораздо более сложным положением. Проблемной зоной для китайского флота является так называемая «первая островная гряда»: Корейский полуостров, Курильские острова, Япония (включая острова Рюкю), Тайвань, Филиппины, Индонезия и Австралия. Китай вовлечен в споры о принадлежности различных участков дна Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей.

Пекин также готовится оспорить гегемонию США в Тихом океане, развивает флот и т. н. «нить жемчужин» — вереницу портов и военных баз в дружественных странах на побережье Тихого и Индийского океанов. Китайские военно-морские силы стремятся распространить свое присутствие и за пределы китайского побережья в соответствии с новой стратегией — «дальней морской обороной». КНР готовится сопровождать суда от Персидского залива до Малаккского пролива, а также защищать интересы в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях. Другой элемент китайской военно-морской стратегии — распространение операционных возможностей за пределы Южно-Китайского моря и Филиппин к так называемой «второй цепи островов» — скалам и атоллам в Тихом океане. Эта зона пересекается со сферой доминирования американского и японского флотов.

Китай имеет как стратегическое, так и тактическое ядерное оружие. Стратегические ядерные силы Китая включают полную триаду — стратегические ракетные войска, стратегическую авиацию и атомный ракетный флот, — которая традиционно была небольшой и мало пригодна для первого удара. Общее количество средств доставки ядерного оружия стратегического назначения оценивается в 300 единиц, количество оперативно развернутых боеголовок 100–200 единиц[655]. Представляется, что обязательство Китая о неприменении ядерного оружия первыми носит отнюдь не декларированный характер. Вместе с тем Китай активно модернизирует и наращивает свою триаду. Нередко эти изменения связывают с разработкой и размещением американской системы противоракетной обороны, которая представляет большую угрозу для китайского потенциала сдерживания, чем, скажем, для российского[656].

Но в целом Китай, реализуя стратегию усиления своего влияния в мире, делает упор на создание «зоны добрососедства и зон взаимного процветания» по периметру границ. Приоритетное внимание уделяется регионам и странам, интересным с точки зрения наличия богатых запасов сырья и энергоресурсов, а также к странам — источникам высоких технологий. Китай наращивает свое влияние в соседних государствах прежде всего путем активной экономической интеграции, которая подчас сопровождается демографической экспансией, к чему Пекин все больше добавляет «мягкую силу».

Китайское влияние растет за счет диаспоры, миллионов этнических китайцев и их потомков, пустивших корни в бизнесе, культуре и политике всего мира. Пекин может в полной мере полагаться на диаспору, особенно сейчас, в период подъема национальной гордости. «Для пекинского правительства люди китайского происхождения, даже с другим гражданством, являются членами сообщества и посему в некоторой мере подвластны китайскому правительству, — подмечал Хантингтон. — Китайская идентичность определяется расовыми понятиями. «Подойди к зеркалу и посмотри на себя» — вот напоминание ориентированных на Пекин китайцев тем соотечественникам, кто старается ассимилироваться в зарубежных странах». Благодаря китайцам имел место бурный экономический рост восточноазиатских «Тигров» (три из четырех «тигров» — Гонконг, Тайвань и Сингапур — китайские общества), Хуацяо были важным источником инвестиций в КНР. В начале XXI века китайцы составляли 1 % населения Филиппин, но контролировали там 35 % продаж, 2–3 % населения Индонезии, но 70 % местного капитала, 10 % населения Таиланда, которые контролировали 50 % ВНП[657].

В системе внешнеполитических приоритетов Китая впереди идут отношения с большими державами. На первом месте США и Россия, затем страны ЕС (чаще говорят не о ЕС как таковом, а об Англии, Франции, Германии). Далее идут Япония и Индия.

В 1990-е годы китайское правительство исходило из того, что с момента утверждения США в качестве единственной сверхдержавы, они проводили политику гегемонии и действовали с позиции силы. «Враждебные силы Запада, — говорил в 1995 году Цзян Цземинь, — не оставили ни на мгновение свои попытки вестернизировать и «разделить» нашу страну». Основания для подобных оценок имелись. Соединенные Штаты разрешили президенту Тайваня Ли посетить Вашингтон, продали Тайваню 150 самолетов F-16, назвали Тибет «оккупированной суверенной территорией», обвиняли Китай в нарушениях прав человека, помешали Пекину стать столицей Олимпийских игр 2000 года, безосновательно осудили Китай за экспорт в Иран компонентов химического оружия, ввели торговые санкции за продажу ракетной техники Пакистану и, угрожая Китаю дополнительными экономическими санкциями, одновременно препятствовали его вступлению во Всемирную торговую организацию[658].

Американо-китайские противоречия неизбежны и в будущем, тем более что США не откажутся от взгляда на мир через призму противостояния сил демократии и авторитаризма, свободного рынка и государственного патернализма. Но факторы силы США в регионе, которая основывалась на их финансовых возможностях, сегодня слабеют. Сейчас финансовые возможности Китая превосходят американские, КНР стал главным импортером продукции из Восточной Азии, где во многих странах тема китайской угрозы воспринимается лишь как элемент американской конкурентной борьбы с Пекином. «Китайский вызов носит не столько военный, сколько экономический характер, а Соединенные Штаты продолжают сохранять безусловное превосходство только в инструментах войны»[659].

Не собирается отступать и китайская сторона. Как отмечал Дэниел Фунг, «п о широким вопросам внешней пол и тики китайское общественное мнение не менее националистично или враждебно к Америке, чем политическая элита. Напротив, быстрорастущая национальная гордость китайцев, радующихся достижениям своей страны с 1979 г. — не только экономическим, но также социальным, политическим и военным, — приводит к тому, что китайские граждане не желают подчиняться давлению или запугиванию со стороны Соединенных Штатов в вопросах внешней политики, безопасности или обороны»[660].

Серьезным камнем преткновения остается проблема Тайваня, которая в политике Пекина занимает, безусловно, центральное место. КНР настаивает на необходимости воссоединения с ним во благо всех китайцев. Вашингтон утверждает, что его забота — сохранение демократии, носителем которой является Тайвань. Хотя, конечно, корень проблемы в другом. Еще генерал Дуглас Макартур говорил, что Тайвань — это «непотопляемый авианосец», занимающий позицию ровно посередине береговой линии Китая. Только слияние Тайваня с КНР ознаменовало бы возникновение в Восточной Азии «действительно многополярной военной ситуации»[661].

Китай отделяют от Тайваня сто миль. Однако не похоже, что Пекин намерен воевать за остров. Он делает все, чтобы воздействовать на Тайвань экономически и пропагандистски. В настоящее время о сроках решения «тайваньской проблемы» китайские руководители предпочитают не высказываться, хотя ранее заявлялось, что эта задача должна быть решена к середине XXI века. Соединенные Штаты не могут согласиться с переходом Тайваня под китайскую юрисдикцию, поскольку другие американские союзники начнут сомневаться в прочности обязательств Вашингтона. Но и в самих Соединенных Штатах можно услышать мнение о невозможности неограниченно долго сохранять независимость Тайваня. Даже Бжезинский не исключает, что решение «в логике формулы Дэн Сяопина «один Китай — две системы», представляет эластичную формулу как для объединения, так и для сохранения отчетливых политических, социальных и даже военных институтов»[662].

После победы партии Гоминьдан на парламентских и президентских выборах в 2008 году возникли предпосылки к снижению конфликтного потенциала, накопившегося за предшествовавшие годы правления Демократической прогрессивной партии (ДПП), осуществлявшей курс на суверенизацию. Избрание в 2009 году председателем Гоминьдана Ма Инцзю означало еще более высокий уровень диалога. Он пошел на открытие прямых авиарейсов с материка на остров, разрешил туристам из КНР посещать Тайвань, а также подписал соглашения по взаимному снижению тарифов. Примерно 30 % тайваньского экспорта приходится на Китай. Две трети тайваньских компаний осуществляли инвестиции в китайскую экономику. Ежегодно остров посещают около полумиллиона туристов с материка, а 750 тысяч тайваньцев как минимум по полгода проживают в Китае. Власти Пекина начали вкладывать большие средства в поддержание и восстановление культовых мест на материке, которые пользуются популярностью у тайваньских туристов[663].

Популярность Ма Инцзю обеспечивает именно его подход к отношениям с КНР, который укладывался в формулу «трех нет»: нет — полной независимости от Китая, нет — объединению с КНР, нет — использованию силы для решения споров. Все большая часть населения Тайваня (более 60 %) проявляет практическую заинтересованность в развитии связей с КНР. Впрочем, 70 % жителей острова считают себя в первую очередь тайваньцами, и лишь во вторую — китайцами[664]. Играет свою роль и тот фактор, что после первых прямых выборов президента в 1996 году Тайвань позиционирует себя как становящуюся демократию. В 2014 году в Тайбее прошла серия уличных студенческих акций, сопровождавшихся даже захватом парламента, в знак протеста против заключения китайско-тайваньского договора о торговле и услугах[665]. КНР, в свою очередь, продолжает внимательно следить за попытками Тайваня расширить свое внешнеполитическое влияние и пресекает любые шаги острова, которые подключали его к деятельности международных организаций в качестве суверенной стороны. В настоящее время всего 23 государства имеют официальные связи с Тайванем, причем, за исключением Ватикана, это — развивающиеся страны Африки, Океании и Латинской Америки, которые заинтересованы в «безвозмездной» тайваньской помощи для поддержания своей экономики.

Все большее место во внешней политике Китая занимает Россия. В Китае сохраняется историческая память о том, что на рубеже 1940–1950-х годов была создана особая модель отношений, суть которых — в разделении глобальной и региональной ответственности при продвижении общих внешнеполитических интересов по принципу «спина к спине». Китай признавал СССР в качестве старшего партнера, а себя как союзника Советского Союза.

«Затем, после китайско-советского раскола, он увидел себя в роли предводителя третьего мира в борьбе с обеими сверхдержавами, что повлекло за собой значительные издержки и немногочисленные преимущества. После смены американской политики при администрации Ричарда Никсона Китай попытался стать третьим участником в игре «баланс власти между двумя сверхдержавами», уравновесив в 1970-х США, которые тогда казались слабыми, но затем, в 1980-е, когда военный потенциал Соединенных Штатов возрос, а СССР испытывал экономические трудности и увяз в Афганистане, Китай занял равноудаленную позицию»[666], — писал Хантингтон.

Сегодня Россия — единственная крупная страна, на которую представители китайской внешнеполитической элиты традиционно могут положиться больше, чем на политическую элиту других стран, так как есть больший уровень взаимопонимания, взаимной рефлексии, более тесные исторические связи и т. д. Москва — независимый центр силы — интересует Пекин как определенный противовес в его сложных партнерско-конкурентных отношениях с Соединенными Штатами, Европой, с Японией, как один из гарантов проведения им собственной «независимой и самостоятельной» внешней политики. Китай разделяет российский взгляд на многополярность в мире. За идеалом многополярности стоит простая реальность: и Россия, и Китай достаточно сильны, чтобы иметь собственные подходы в международных отношениях, но не достаточно сильны, чтобы поодиночке противостоять одной сверхдержаве.

Бжезинский замечал, что «возрастающая роль Китая в мире и процесс восстановления России создают новый элемент в геополитической расстановке сил, не направленной открыто против Соединенных Штатов, как прежний китайско-советский альянс, но вызванный к жизни совпадающими региональными интересами, а также общим желанием (открыто не провозглашенным) подрезать распростертые крылья Америки»[667]. Россия и Китай отрицательно относятся к давлению Запада по вопросам их внутреннего устройства, к американской политике «продвижения демократии».

Россия является для Китая важным источником некоторых товаров, которые он либо не может приобрести где-то еще (вооружение), либо не может приобрести в необходимом количестве (нефть, лес и другие сырьевые товары). Пекин готов идти на многое, чтобы обеспечить долгосрочное и гарантированное поступление углеводородов из России, стремясь снизить свою зависимость от поставок с Ближнего Востока и из Африки. За счет наземных трубопроводов Китай надеялся снизить риски по сравнению с морскими маршрутами, которые могут перекрыть флоты недружественных держав. Китай заинтересован в приграничном сотрудничестве с Россией с целью развития своих северо-восточных территорий и поэтому конструктивно подходит к решению пограничных проблем, вопросов миграции и двусторонней торговли.

В то же время эксперты в Пекине применительно к российско-китайскому сотрудничеству порой повторяют поговорку: «Вверху шумит, внизу — тишина». Элиты достаточно хорошо взаимодействуют по вопросам современного мироустройства, но имеется разрыв между договоренностями «наверху» и реальностью двусторонних отношений. Россия на сегодня — десятый торговый партнер Китая, хотя для нас КНР — первый партнер.

Все еще низка взаимодополняемость экономик, недостаточное сотрудничество в приоритетных для России сферах — модернизации и инновациях. Не удается полностью нормализовать торговый обмен: «народная торговля» на Дальнем Востоке продолжается порой по тем же черным и серым схемам, что и десять-двадцать лет назад. Бурное развитие Китая приводит к загрязнению российского приграничья, реки Амур. Существует проблема усиления влияния Китая в Центральной Азии, хотя сегодня нет целенаправленной политики вытеснения России из этого региона и именно из-за учета российского фактора. Китай не может официально признать Абхазию и Южную Осетию или присоединение Крыма, для него проблемы территориальной целостности крайне болезненны.

Вместе с тем Китай занял в целом пророссийскую позицию в связи с событиями на Украине, он не скрывает удовлетворения, что Россия щелкнула по носу Соединенные Штаты. Рейтинг Путина в Китае после Крыма стремительно вырос. Китай официально будет избегать действий, которые можно было бы истолковать как критику российской позиции, а неофициально Москве обещана полная моральная и экономическая поддержка, естественно, на взаимовыгодных условиях[668]. В 2014–2015 годах было подписано рекордное количество российско-китайских соглашений, одна только сделка по трубопроводу «Сила Сибири» стоимостью 400 млрд долл. чего стоит! Путин подчеркнул, что взаимодействие двух держав стало «наилучшим за всю свою многовековую историю»[669].

Стратегический диалог ЕС — Китай начался в 1990-е годы. «Европа — основное направление для Китая при диверсификации наших валютных резервов, — заявил в 2012 году на саммите ЕС — Китай премьер Вэнь Цзябао. — Китай искренне и твердо готов помочь Европе справиться с долговыми проблемами». А председатель Народного банка Китая Чжоу Сяо-чуань добавил: «Китай всегда будет привержен принципам владения такими активами, как суверенные долги ЕС»[670].

В апреле 2014 года Си Цзиньпин совершил 11-дневное турне по Европе, которое китайская пресса нарекла «визитом с улыбкой и уверенностью». Китайский лидер призвал ЕС к заключению договора о свободной торговле, который позволил бы запустить «двойной мотор глобального экономического роста» и довести объем торговли до 1 трлн долл. к 2020 году. 18-миллиардная сделка с Францией включала покупку 70 самолетов Airbus и контракт между автогигантами Dongfeng и Peugeot Citroen. Премьер Ли чуть раньше совершил турне по Восточной Европе, где поставил цель удвоить товарооборот с регионом за 5 лет и довести его до 150 млрд долл., а также осуществить инвестиции в крупные инфраструктурные проекты, включая строительство скоростной железной дороги между Венгрией и Сербией[671].

У Пекина накопился к Брюсселю ряд требований. Главное из них — признание рыночного характера экономики КНР, что лишил о бы ЕС оснований возводить таможенные барьеры. Пекин заинтересован импортировать из Европы больше высоких технологий и покупать больше европейских активов, добивается отмены действующего с 1989 года эмбарго на поставку европейских вооружений.

Пекин положительно оценивает любые сигналы японского руководства, указывающие на желание проводить более независимую от США политику. В 2010 году приоритетной целью было объявлено достижение формата «стратегических и взаимовыгодных интересов» как шаг к «стратегическому сотрудничеству». Китай стал крупнейшим торговым партнером Японии в 2010 году. Страны стали использовать юань и иену в двусторонней торговле и инвестициях. Япония приобретала китайские гособлигации[672]. Тем не менее отношения развивались в рамках формулы «не друзья и не противники».

С осени 2012 года, в связи с конфликтом вокруг островов Сенкаку, напряженность в отношениях между Китаем и Японией достигла небывалой за послевоенные годы остроты. Обозреватель Financial Times Гидеон Рахман в 2013 году сравнивал отношения в треугольнике Китай — Япония — США с положением в Европе летом 1914 года[673]. Китайские аналитики также отмечали, что, «к сожалению, китайско-японские двусторонние отношения находятся на самой низкой точке с момента установления дипломатических отношений в 1972 году, что подстегивается националистическими эмоциями, взаимным неуважением, плохой коммуникацией и внутренней политикой»[674].

Осенью 2014 года на саммите АТЭС, который принимал Китай, Си возобновил диалог с японским премьером Синдзо Абэ. Как отметил Гарри Кертис из Колумбийского университета, «это положило конфликт вокруг Сенкаку туда, где ему и следует быть — на полку»[675]. Но не окончательно.

Китайско-северокорейские отношения, с одной стороны, развиваются в рамках сохранившихся союзнических отношений, чрезвычайно важных для КНДР. Китай рассматривает самостоятельную КНДР как ключевое звено своей собственной безопасности, опасаясь чрезмерного американского влияния в потенциальной единой Корее. Пекин воздействует на Пхеньян в рамках закрытых контактов, побуждая к разумной гибкости. Вместе тем, невосприимчивость северокорейского руководства к попыткам подтолкнуть реформирование экономики на основе китайского опыта, стагнация КНДР вызывают раздражение Пекина, как и несогласованная политика создания ядерного и ракетного оружия. В Пекине полагают, что «полномасштабное и значимое экономическое партнерство между Северной Кореей и Китаем вряд ли может стать реальностью до того, как Северная Корея откажется от программы создания ядерного оружия»[676]. Отношения с Южной Кореей довольно тесные, высок уровень торговли, крупных политических разногласий нет, если не считать проблемы с КНДР и американское военное присутствие в РК.

1 января 2010 года состоялось открытие зоны свободной торговли Китай — АСЕАН. Это 3-я по экономической мощи зона свободной торговли в мире после ЕС и НАФТА. КНР в отношении государств АСЕАН проводит тактичную политику, не вмешиваясь в их внутренние дела. Всем им КНР предоставляет более свободный доступ на свой рынок и допускает дефицит в торговле с ними (что принесло рекордные прибыли предпринимателям АСЕАН).

В октябре 2013 года на саммите АТЭС на Бали Си заявил о цели увеличить товарооборот с 400 млрд долл. в 2012 году до 1 трлн в 2020-м[677].

Впрочем, везде в ЮВА опасения от соседства с северным гигантом присутствуют. Китай не может поделить с Филиппинами одинокий риф Скарборо (китайское название — Хуанъянь), ценный только как место рыбного промысла. Весьма непросты отношения с Вьетнамом. В годы американской агрессии Пекин однозначно поддерживал ДРВ. Но когда объединенный Вьетнам стал претендовать на роль лидера комдвижения в Азии и региональной державы, Китай решил поставить его на место. КНР поддержал камбоджийский режим «красных кхмеров» в его конфликте с Ханоем, а когда вьетнамцы свергли этот режим, Пекин двинул войска во Вьетнам, где потерпел болезненное поражение.

В мае 2014 года в очередной раз обострились отношения с Ханоем, после того как китайский траулер протаранил вьетнамское рыболовецкое судно, и Китай установил буровую платформу в акватории Сиша, или Парасельских островов, которые обе страны считают своими. Позиция Пекина: он не пойдет «ни на какие уступки и компромиссы» в территориальном вопросе. В то же время китайское руководство осознает, что обострение территориальных споров с соседями повышает риск изоляции или создания их единого фронта, который с удовольствием поддержат США[678]. Что уже и происходит. В августе 2014 года председатель Комитета начальников штабов Джон Дэмпси стал первым американским военным такого ранга, который посетил Вьетнам впервые более чем за 40 лет, и речь шла о приобретении оружия США и о совместных усилиях по сдерживанию китайской мощи[679]. Впрочем, 29 октября 2014 года китайский лидер Си Цзиньпин выступил с программным заявлением, в котором провозгласил «политику добрососедства, основанную на дружбе, искренности, взаимной выгоде и инклюзивности»[680].

У Китая непростые отношения с Индией. Страны в их современном виде были образованы почти одновременно после Второй мировой войны и демонстрировали взаимные симпатии, которые, правда, омрачались взаимными подозрениями, пограничными спорами и претензиями обеих стран на лидерство в третьем мире, спорами по Тибету. Когда в 1959 году Пекин ликвидировал автономию Тибета, его лидер — Далай-лама XIV — бежал в Индию, где образовал правительство в изгнании. Сразу возобновились пограничные распри. Неру был уверен в нерушимости установленной британцами границы их империи, Мао считал их проявлением несправедливой империалистической политики и одним из символов национального унижения[681]. В 1962 году дело дошло до вооруженного конфликта, в котором Китай взял верх, сохранив контроль над районом Аксайчин, который Индия считает территорией своего штата Джамму и Кашмир. Москва тогда не поддержала КНР, а США и Великобритания начали прямые военные поставки в Индию. В 1993 и 1996 годах Китай и Индия подписали соглашения, по которым обязались уважать «линию фактического контроля».

В основе партнерств с Индией лежит взаимный экономический интерес, прежде всего, возрастающая торговля, выход на 100 млрд планировался на 2015 год. В то же время обе стороны признают, что конфликтная основа не исчезла, а политически «законсервирована». В Пекине не остались незамеченными шаги Индии по сближению с США, Японией, Австралией, имевшие место после заключения Дели в октябре 2008 года соглашения с Вашингтоном по сотрудничеству в ядерной области. Критически реагирует Китай на активизацию Индией военного строительства в районе спорных территорий. Напряжение вызывает взаимное наращивание влияния в стратегическом «подворье» другой стороны (Индия — во Вьетнаме и Сингапуре, Китай — в Мьянме, Бангладеш и Шри-Ланке).

С стороны Индии — особенно на неофициальном уровне — к Китаю обращен внушительный набор претензий: поддержка Пакистана, стремление стать региональным гегемоном, поддержка маоистов в Непале, подавление протестов в Тибете, желание контролировать ключевые отрасли в индийской экономике, искусственное создание профицита внешней торговли и т. д. В 2013 году было несколько вооруженных инцидентов на китайско-индийской границе с жертвами с обеих сторон[682]. Смягчили напряженность визиты Ли Кэцяна и Си Цзиньпина в Дели в 2013–2014 годах и индийского премьера Нарендры Моди в Китай в мае 2015 года.

Для Пекина традиционно приоритетным является пакистанский вектор. В Исламабаде также относят Китай к числу ближайших партнеров, несмотря на союзнические отношения с США. Пакистан заинтересован в более активном вовлечении Пекина в дела Южной Азии, что могло бы привести к корректировке баланса на субконтиненте не в пользу Индии. Сложилась система взаимной поддержки по продвижению в региональные организации: с ее помощью Китай получил статус наблюдателя в СААРК (Ассоциация стран Южной Азии), а Пакистан — в ШОС. В 2009 году были подписаны соглашения о помощи КНР в строительстве двух пакистанских АЭС, что особенно симптоматично, учитывая отказ Соединенных Штатов предложить Пакистану сделку в ядерной сфере, аналогичную той, которую они заключили с Индией. Пакистанский вектор будет объективно осложнять китайско-индийские отношения.

Центральная Азия для Китая — перспективно важный, стратегический тыл, в том числе и в его конкуренции с США, источник стабильных и все возрастающих поставок углеводородов и сырья. Китай стал крупнейшим инвестором и торговым партнером стран Центральной Азии, а для некоторых из них (Киргизии и Таджикистана) еще и важнейшим экономическим донором. Строятся новые линии коммуникаций, призванные соединять транспортные артерии ЦА. Наибольшие инвестиции Китаем в ЦА сделаны в приобретение нефтегазовых активов. Сегодня компании из КНР контролируют до 40 % всей нефтегазовой сферы Казахстана. На Китай ориентированы два крупнейших транспортных проекта, реализованных в регионе в последние годы: нефтепровод Казахстан — Китай (Атырау — Алашанькоу) и газопровод Туркмения — Китай (Саман-Тепе — Алатау). Достигнуты соглашения о строительстве двух газопроводов Казахстан — Китай пропускной способностью 40 и 10 млрд куб. м в год[683]. Заполнение Китаем образующегося в результате «ухода России» вакуума представляется некоторой части элит стран региона более предпочтительным, чем усиление влияния США, Турции, ЕС, а тем более исламских фундаменталистов. Но нельзя сказать, что в Центральной Азии «смирились» с неизбежным доминированием Китая. В политических кругах государств региона весьма распространены опасения по поводу перспектив зависимости от Китая.

В 2014 году Китай заявил о новых крупных инициативах на азиатском направлении: создании Азиатского инвестиционного банка, который будет соперником Всемирного банка, и вложении 40 млрд долл. в долгосрочный инфраструктурный проект Шелкового пути, призванный теснее соединить Китай с Центральной и Южной Азией[684].

Китай негативно рассматривает военное присутствие США в Ираке и, особенно, в Афганистане, оценивая его не столько в контексте антитеррористической борьбы, сколько как часть американского плана по военному окружению самого Китая. В этом контексте Пекину важно политическое сотрудничество с Тегераном. Исламская республика обеспечивает около 11 % потребностей КНР в импортных углеводородах — на Китай приходится около 22 % ее нефтяного экспорта. Кроме того, Пекин является одним из крупнейших инвесторов в нефтегазовый комплекс Ирана, куда из-за санкций не могут вкладывать крупнейшие международные энергетические компании. Китай занимает солидарную с Россией позицию по Ближнему Востоку, по ситуации в Сирии. Вместе с тем Китай поддерживает отношения и с союзниками США в регионе. В 2009 году Китай стал крупнейшим покупателем саудовской нефти. Саудовские компании активно инвестируют в нефтеперерабатывающие и нефтехимические проекты в Китае. В сравнении с США, чья поддержка Израиля постоянно создает сложности в двусторонних связях, отношения с Китаем менее нагружены и легче приводят к взаимной выгоде. Примерно пятая часть китайского нефтяного импорта приходит из Саудовской Аравии.

В ноябре 2006 года в Пекине состоялся китайско-африканский саммит с участием 48 лидеров стран континента (от приглашения традиционно отказались пять союзников Тайваня). Было объявлено о выводе отношений на уровень стратегического партнерства. КНР выдала кредитов 5 млрд долл., а 12 китайских госкомпаний заключили контракты с африканскими правительствами на 2 млрд, крупнейшие из которых — освоение нефтегазовых месторождений в Либерии, постройка железной дороги в Нигерии и строительство ГЭС в Гане. После этого многие политики и СМИ на Западе заговорили об угрозе китайской экспансии на Черный континент и утрате позиций США и ЕС.

Эти разговоры резко усилились после аналогичного форума 2009 года в Шарм-эш-Шейхе, где Вэнь Цзябао пообещал выделить Африке льготных кредитов еще на 10 млрд долл. и создать фонд с уставным капиталом в 1 млрд для кредитования средних и мелких африканских компаний. Пекин ввел нулевую пошлину на 95 % товаров из беднейших стран Африки, списал долги самым безнадежным должникам, предоставил медицинское оборудование 30 госпиталям, начал строить 50 школ и осуществлять 100 проектов по производству энергии из возобновляемых источников. Была расширена программа обучения африканцев в китайских вузах.

КНР вышла на первое место по товарообороту с Черным континентом, опередив США и Францию. Если в 1995 г. объем торговли КНР с Африкой составлял 6 млрд долл., то в 2010 году превысил 130 млрд, а по итогам 2012 года — 200 млрд. Огромные инвестиции направляются в топливно-энергетический и горнодобывающий секторы стран Африки. Инвестиционные риски покрывает специально созданный China-Africa Development Fund. В большинстве африканских стран работают постоянные торговые миссии КНР. В Пекине открыта китайско-африканская торговая палата, ведутся переговоры о создании зоны свободной торговли с государствами Юга Африки.

Стремительное укрепление позиций Китая в Африке на фоне ослабления влияния западных стран вызывает озабоченность последних, обвиняющих КНР в безразличии к нарушениям прав человека, коррупции и авторитаризму. В 2011 году Хиллари Клинтон, выступая в Замбии, прямо обвинила Китай в проведении политики «нового колониализма». Многие африканские лидеры «не на публику» также высказывают опасения относительно того, что амбициозные проекты Китая могут привести к «новому экономическому закабалению африканцев». А ряд экспертов был склонен рассматривать даже операцию НАТО против Ливии как, не в последнюю очередь, антикитайскую акцию. К ее началу в Ливии работало 75 крупных китайских компаний, заключивших контрактов на 18 млрд долл[685]. Впрочем, среди населения континента антикитайские настроения уступают антиамериканским. Опрос PEW Research Center в Сенегале 86 % населения положительно оценили роль Китая в их стране, роль США — 56 %; в Кении — 91 % против 74 % и т. д[686].

И Китай не ослабляет своих усилий по проникновению в Африку. Си Цзиньпин в ходе своего первого зарубежного турне через Москву направился в Танзанию, а затем на саммит БРИКС в ЮАР, а оттуда в Конго. Повсюду китайский лидер обещал «уважать достоинство и независимость африканских держав». Эти слова сопровождались обязательствами выделить льготные кредиты в размере 20 млрд долл., бесплатно обучить 30 тысяч африканских специалистов и 18 тысяч студентов в китайских вузах. Только на модернизацию портов и железных дорог ЮАР Пекин предоставит кредит в 5 млрд долл. А резервный банк ЮАР объявил о намерении держать до 3 % международных резервов в юаневых активах[687]. В крупнейшей африканской стране — Нигерии часто можно услышать, что Китай оккупирует страну. В Лагосе, где живут более 17 тысяч китайцев, — огромный Чайнатаун, на въезде в который висит огромный плакат: «Да здравствует китайско-нигерийская дружба!» Рынки и магазины забиты китайскими товарами. Но основной интерес Пекина — нефть, в добычу которой в бассейне Бида он инвестировал 10 млрд долл[688]. На Черном континенте работают более тысячи китайских компаний, в которых занято более миллиона граждан КНР, которые реализуют 1200 масштабных совместных проекта[689].

Приоритетную роль в системе связей КНР с Латинской Америкой имеют ее отношения с Бразилией, Мексикой, Аргентиной, Венесуэлой, а также диалоговые механизмы с интеграционными объединениями (МЕРКОСУР, Андское сообщество, группа РИО, КАРИКОМ).

Пекин заключил соглашения о свободной торговле с Чили в 2005 году и Перу в 2009-м, вступил в Межамериканский банк развития, в Межамериканскую инвестиционную корпорацию и Многосторонний фонд инвестиций. За первое десятилетие XXI века объем товарооборота увеличился в 10 раз за счет сотрудничества в сферах добычи полезных ископаемых, транспорта, коммуникаций, производства продуктов питания и связанной с этим инфраструктуры. С бразильской компанией «Петробраз» заключен контракт на совместную разработку месторождений нефти на атлантическом шельфе (общая стоимость — 20 млрд долл. США). Совместные проекты китайских нефтяных компаний с венесуэльской ПДВСА в бассейне реки Ориноко оцениваются в 6 млрд долл. Кроме того, китайцы приобрели акции аргентинской нефтяной компании «Бридас» на 3,2 млрд долл. Вместе с тем и здесь китайская экспансия вызывает беспокойство.

В Пекине все больше понимают необходимость экспорта идей и культурных ценностей, что непривычно из-за традиционной самодостаточности китайской цивилизации, сложного и не всегда адекватного восприятия китайских ценностей в других регионах планеты. Основными источниками китайской «мягкой силы» считают культуру и успехи китайской модели модернизации. Проводники китайской «мягкой силы» — масштабные мероприятия типа Олимпиады-2008 и ЭКСПО-2010, активно работающие сети Институтов Конфуция по всему миру, все возрастающий прием иностранных студентов, появляющиеся глобальные китайские культурные бренды, создание китайских аналогов CNN и Голливуда.

Первый в мире Институт Конфуция был открыт еще в 1994 году в Узбекистане. По числу таких структур в зарубежных странах Китай далеко превзошел Россию и догоняет Британский совет — признанного мирового лидера по экспорту образовательных услуг, продвижению национального языка и культуры. Число Институтов Конфуция в мире планируется к 2020 году довести до тысячи. Интенсивно расширяется сеть китайских газет, журналов, радио– и телеканалов, а также информационных интернет-сайтов на разных языках: французском, английском, испанском языках, арабском, французском, русском, португальском. ««Синьхуа» занимает офис на Таймс-сквер, где установлен огромный экран, показывающий программы медиагруппы, которая начинала как Информационное агентство Красного Китая… В Вашингтоне китайская государственная телекомпания CCTV заняла новую штаб-квартиру, из которой намеревается соперничать с международными телеканалами, такими, как аль-Джазира»[690], — с явным неодобрением констатировал журнал «Time».

Важным уровнем присутствия Китая в глобальном информационном пространстве является стремительно развивающаяся культурная индустрия КНР, включающая шоу-бизнес, анимацию, компьютерные игры, кинематографию, телевидение, издательство, рекламу. Основными потребителями культурной продукции являются этнические китайцы, проживающие за границей. Однако растет и роль сугубо иностранной аудитории. Китайские актеры и режиссеры (Джеки Чан, Чжэт Ли, Чжан Имоу) на протяжении многих лет работают в американском Голливуде[691]. Накануне открытия XVIII съезда КПК в 2012 году у Китая появился еще один козырь — присуждение Нобелевской премии по литературе писателю Мо Яню.

Главная цель национального возрождения, конечно, заключается в восстановлении положения Китая в качестве регионального лидера в Азии, которое он занимал на протяжении 18 из 20 прошедших веков. Неудивительно, что КНР жаждет мира и стабильности внутри страны и на международной арене, чтобы наверстать упущенное и склеить осколки своей древней цивилизации, которая долгое время напоминала разбитую вазу времен династии Мин. Пекин также надеется достичь хотя бы подобия былого величия и славы. «Китай поддерживает старомодную, хрестоматийную вестфальскую архитектуру сдерживающих друг друга национальных государств, которую Меттерних метко и точно сравнил с «равновесием большого канделябра»[692], — считает Дэниел Фунг.

«В результате комплексной модернизации Китай вернул себе чувство цивилизационной полноценности и оптимизма»[693], — справедливо замечают российские китаисты. Трудно найти страну, с большей уверенностью смотрящую в будущее.