Коллектив восходящего солнца

Япония — одна из самых оригинальных и сложных для понимания стран на планете. Японская цивилизация возникла в борьбе со стихийными бедствиями — землетрясениями, цунами, извержениями вулканов. Во многом именно стихия сформировала уникальную японскую культуру с ее эстетикой возрождения из пепла, способствовала воспитанию силы духа, трудовой этики, способности к самоорганизации, коллективистского поведения. Не случайно у японцев есть поговорка: «Нихондзин-но ти га нагарэтэ иру». «Японская кровь продолжает течь».

Хантингтон, определяя ее место в череде цивилизаций, приходил к выводу: «Наиболее значимая страна-одиночка — это Япония. Ни одна другая страна не разделяет ее самобытную культуру, а японские мигранты ни в одной стране не составляют значительной доли населения и не ассимилировались в культуры этих стран… Одиночество Японии усиливает и тот факт, что ее культура в высшей степени обособлена и не имеет потенциально универсальной религии (христианство, ислам) или идеологии (либерализм, коммунизм), которые можно было бы экспортировать в другие общества и таким образом установить культурную связь с этими обществами»[694].

Страна занимает острова Японского архипелага, протянувшиеся примерно на 3400 км вдоль восточного побережья Евразии. Территория Японии — 372,3 тыс. кв. км — состоит из четырех главных островов (Хонсю, Хоккайдо, Кюсю и Сикоку) и около 3900 небольших и совсем крошечных.

«Путь гор» — таково одно из толкований древнего имени страны — Ямато. 16 горных вершин поднимаются выше, чем на 3 тысячи метров. Из 150 вершин около сорока — действующие вулканы. Отсюда — повышенная сейсмичность Японии, особенно самого крупного острова — Хонсю. Ежегодно фиксируются около полутора тысяч землетрясений. Если же эпицентр землетрясения находится в море, возникают цунами. Нередки циклоны и тайфуны. Стихийные бедствия — одна из главных причин врожденной стойкости к превратностям судьбы.

Происхождение Японии — одна из неясных страниц мировой истории. Она как бы возникла из небытия уже сложившимся государством. Но непрерывность событий и времени в собственной стране — своеобразная навязчивая идея японского исторического сознания. Наиболее ранние сведения о Японии дают корейские и китайские династические хроники и истории, написанные в первые века нашей эры. Собственно, японские письменные источники появились в виде полумифических хроник только в VIII веке: «Кодзики» («Заметки о событиях прошлого») и «Нихонсёки» («Анналы Японии»).

В VI–VII веках клановое общество обретает черты полноценной государственности. Одной из важнейших причин этого стала встреча с Китаем. Мощь цивилизации, существовавшей уже не одно тысячелетие к тому моменту, как Япония появлялась на историческом горизонте, наблюдали посольства, отправляемые к китайскому двору династии Суй регентом при императрице Суйко принцем Сётоку Тайси. Началось проникновение из Кореи и Китая буддизма и конфуцианства, письменности, оттуда приходили высокое ремесленное производство, шелководство, чайная культура, новые формы орошения. Японцы, посещавшие Китай, не только восхищались роскошью двора, но и выражали тревогу по поводу его военной мощи, что подвигало к радикальным реформам, продолжавшимся весь VII век: сначала по инициативе принца Сётоку Тайси, затем — клана Сога, императоров Тэндзи и Тэмму. Были заложены основы государственной структуры рицурё, по сути воспроизводившей китайские порядки. Императорский двор активно поддержал распространение буддизма, который в 594 году стал государственной религией, тогда же началось строительство храмов Ситэнодзи и Хорюдзи, которые положили начало японской архитектуре в китайском стиле. Были введены в обращение иероглифы, а китайский язык — адаптированный к местной фонетике — стал официальным (первыми его преподавателями были корейцы).

В это же время страна получила название «Нихон» или «Ниппон» — «Страна восходящего солнца». Почему не Ямато? Одно из значений иероглифа, которым записывалось это название, звучало как «карлики, лилипуты», а другое — «далекий», «окраинный». Это не нравилось амбициозной правящей элите Японии, которая быстрыми темпами наверстывала отставание от великого соседа. Новое название и флаг — красный шар солнца на белом полотнище — имеют прямое отношение к солярной символике государственной идеологии. А откуда взялось название «Япония»? К нам оно пришло из европейских языков в XVII веке. Острова, лежавшие к востоку от восточного края земли, в Китае называли «жи-бэнь-го» (солнце-корень-страна). Иероглифы «жи-бэнь» на диалектах Южного Китая произносятся как «я-пон»[695].

На становление японской цивилизации Китай оказывал огромное влияние. «Китайская цивилизация преобладала на японских островах в течение многих веков, — утверждал Фернан Бродель. — Причем ее расцвет сопровождался такими деформациями, что зачастую она становилась неузнаваемой (пример тому буддизм, который в форме учения Дзэн стал идеологией «кровавых самураев» начиная с XII в.). В других случаях, напротив, китайская цивилизация в Японии сохраняла свои архаичные формы, уже преданные забвению в самом Китае (например, китайская музыка, утраченная в Китае, сохранилась в Японии)»[696].

Вместе с тем государственное устройство Китая и Японии заметно отличалось. В китайской традиции с глубокой древности господствовало представление о «Небесном мандате» (тянь мин) на управление Поднебесной, который дается конкретному правителю и династии в целом самим Небом. В Японии подобная доктрина прижиться не могла из-за совершенно иного отношения к персоне императора: согласно синто, император является прямым потомком богини Аматэрасу, то есть — живым божеством. Джеймс Джордж Фрэзер так описывал природу власти микадо: «Он есть воплощение богини солнца, правящей над всей вселенной, включая богов и людей. Один раз в год все боги делают ему визит и проводят месяц при его дворе. В течение этого месяца, который называется обязательным, никто не посещает храмы, потому что все пребывают в убеждении, что они пусты»[697]. Ни о какой смене династии даже речи быть не могло.

В Японию, так же как в Корею и Вьетнам, проникли из Китая конфуцианство, буддизм и даосизм, но в состав «триады учений» даосизм включен не был, его место занимает исконная японская религия — синто (дословно — «путь богов») — культ природы и предков. Синто утверждает, что все в мире одушевлено, а значит — наделено святостью: и гора, и радуга, и лотос и т. д. Аматэрасу — богиня Солнца — является главой этих 8 миллионов божеств-ками. Синто — обожествление природы, рожденное восхищением ею. Японцы поклонялись предметам и явлениям окружающего мира не из страха перед грозными силами природы, а из чувства благодарности к ней за щедрость, многоликую красоту. Синто не требует от верующего ежедневных молитв, достаточно присутствия на храмовых праздниках и приношений за исполнение обрядов. В быту исповедующие синто проявляют свою религиозность обеспечением чистоты. Грязь ассоциируется со злом, а очищение служит основой всех обрядов.

Две несхожие религии — синтоизм и буддизм, языческий культ обожествления природы и вероучение с глубокой философией — мирно ужились в японской цивилизации и продолжают сосуществовать. «Поскольку синтоистские ритуалы акцентировались в основном на обращении к ками за помощью именно в земном существовании, а буддизм занимался судьбой души после смерти тела, человек мог практиковать оба эти вероучения, — подчеркивал американский японист Джеймс Мак-Клейн. — …На протяжении столетий, последовавших за появлением в Японии буддизма, ками в глазах как религиозных авторитетов, так и простых верующих превратились в воплощения будд и бодхисаттв»[698]. На территории синтоистских святилищ стали строиться буддийские пагоды. Считалось, что боги синто надежнее всего защитят Будду от злых духов. Третьим компонентом японской «триады учений» стало конфуцианство. В период сёгуната Токугава оно ляжет в основу воспитания и образования.

При этом порой веру японцам заменяет эстетика, поклонение прекрасному, культ красоты. Именно эстетические нормы во многом определяют жизненную философию японской цивилизации. Существует определение японской культуры как «фольклора четырех времен года» или «цивилизации сосновой иглы» (умение наслаждаться красотой сосновой хвоинки, не пытаясь охватить взором целое дерево). Характерная черта японской культуры — природоподражательность, она строится по образцу природы.

Японцы — коллективисты. Связано это, скорее всего, с традициями рисоводства, которое эффективно лишь при участии не менее двух десятков человек. Горный ландшафт вынуждал селиться отдельными, небольшими, прижатыми к подножию деревнями. Знать старалась не допускать ухода крестьян в чужие владения. В Японии вплоть до XIX века старались даже не возводить мостов через реки, чтобы затруднить сообщение. Все это и определило стиль жизни нации: из года в год, в одном и том же месте, дверь в дверь с одними и теми же соседями, подчиняя свои интересы коллективу.

На протяжении веков основной социальной единицей считалась патриархальная семья. Родовая единица «иэ» («дом») предполагала близость людей по крови в сочетании с заветами предков. Реестры, в которые сельские и городские управы заносили все важные события — рождения, смерти, бракосочетания, заслуги и проступки — на протяжении веков выступали действенным средством управления поведением: считалось позором, если в книгу попадали факты, порочащие семью.

Обожествление императора в сочетании с военно-феодальными порядками предопределило существование на протяжении многих веков системы правления, именуемой сёгунат: диктатуры сильнейшего в военном, политическом и экономическом отношении клана. Его глава носил титул сёгун («полководец», «военачальник»; полное название титула звучит как сэйи-тайсёгун — великий полководец и покоритель варваров) и обладал практически абсолютной властью в стране. При этом сёгуны, изолировав императоров от вопросов управления страной и оставив им право «общаться с богами», никогда не покушались на свержение правящей династии и провозглашение новой, как это неоднократно бывало в Китае. Сёгунские династии существовали параллельно с императорской[699]. В истории Японии выделяют три периода правления сёгунов: сегунат Минамото со столицей в Камакура (1192–1333), сёгунат Асикага с центром в Муромати (1338–1598) и сёгунат Токугава — в Эдо (1603–1867). Эпоху сёгунатов часто сравнивают с западным Средневековьем. «Вечное противостояние элит между кугэ, знатью императорского двора, и буси, воинами — одна из оригинальных черт японской цивилизации. Обозначившись в XII веке, это противостояние продлилось вплоть до эпохи Мейдзи»[700], — пишет французский японист Мишель Вие.

В Японии, в отличие от Китая, развилась сильная военная традиция. Почему? В Китае воины никогда не выделялись в отдельное сословие, занятие военным делом не считалось престижным. Настоящий воин должен одерживать победы, не воюя. Воинские заслуги не шли ни в какое сравнение с успехами в сфере государственного управления или в литературе. В Японии же, напротив, воинская доблесть была превыше всего.

Можно предположить, что здесь сыграл свою роль буддизм в его специфической японской форме дзэн-буддизма, сыгравший существенную роль в воспитании поколений самураев, проходивших выучку в дзэнских монастырях с их суровой дисциплиной и повиновением наставнику. Но почему буддизм, миролюбивый по своей сути, стал воинственным именно в Японии? Видимо, острое соперничество знати за ограниченные ресурсы, контроль над территориями и людьми при недостаточно сильной и эффективной власти центра способствовало выходу на передний план принципа силы.

Елисеевы подчеркивают: «Воины — буси, которые удерживали власть с XIII по XIX век, были не отъявленными милитаристами… а правителями, роль которых в организации такой гражданской деятельности, как образование и торговля, была выдающейся; будучи убежденными сторонниками конфуцианской этики, буси были очень образованными людьми, авторами политических и экономических сочинений»[701]. Низшая часть сословия буси состояла из мелкого военного дворянства — самураев — воинов на службе у князей. Самурай должен был беспрекословно отдать жизнь за своего сюзерена, а за малейшее нарушение совершить самоубийство — вспороть себе живот, предварительно написав предсмертное стихотворение. Кодекс чести самурая «Бусидо» считался — и во многом до сих пор считается — образцом достойного служения.

Япония была едва ли не единственной страной Востока, в чьем развитии период индустриального колониализма и энергичной вестернизации означал не кризис, а, наоборот, интенсивный подъем. Все это происходило без радикальной ломки устоявшихся традиций. Хантингтон замечал: «С началом реставрации Мейдзи к власти в Японии пришли динамичные группы, которые изучили и переняли западные технологии, практику и институты, после чего начали процесс японской модернизации. Однако они провели ее таким образом, что сохранили основные черты традиционной японской культуры, которая во многих отношениях помогла модернизации и которая позволила Японии вспомнить, переформулировать и дополнить элементы этой культуры, чтобы поддержать и оправдать свой империализм в тридцатые-сороковые годы двадцатого века»[702].

Революция Мейдзи привнесла важнейшие изменения: открытие некоторых портов для иностранцев и отправка японцев за границу для обучения и сбора информации; восстановление централизованной власти в лице императора (реставрация); модернизация армии, экономики и государственных институтов с использованием достижений Запада. Император Муцухито (Мейдзи), ставший единоличным правителем после уничтожения сёгуната, и действовавшие от его имени советники в ходе реформ 1860–1870-х годов ликвидировали феодальные уделы и наследственные привилегии князей-даймё, подорвали основы самурайства. Япония была разделена на губернии и префектуры во главе с назначаемыми из центра чиновниками. Их кадры комплектовались из тех же даймё и самураев, но это были уже не независимые аристократы, а находившиеся на службе у государства и получавшие жалованье из казны чиновники. Причем чиновники, не имевшие бюрократических традиций и потому еще не погрязшие в коррупции (вы можете себе представить коррумпированного самурая?), не научившиеся бюрократическим проволочкам.

Создавалась стройная административно-бюрократическая система, основанная на равенстве сословий, усилении роли казны и единой финансовой системы.

Хотя самурайство как сословие было отменено, кодекс бусидо продолжал жить, и он не позволял усомниться в превосходстве Японии. Для защиты от западного господства был выбран прагматичный путь — наращивать силу. Быть современным для японцев стало означать — быть победителем в различных областях жизни, прежде всего — на поле боя. Создание сильной армии и, особенно, флота стало задачей номер один, что еще больше подтянуло за собой промышленное развитие. Правительство взяло на себя строительство наиболее крупных предприятий (арсеналы, металлургические заводы, верфи), а затем, согласно принятому в 1880 году закону, за символическую плату продала их в руки крупных компаний, таких как Мицуи, Мицубиси, Фукава.

В 1889 году от имени императора был обнародован текст конституции. Создавалась конституционная монархия с большими правами императора, которому принадлежало и право законодательной инициативы. Парламент был созван в 1890 году, причем правом избрания нижней его палаты (верхняя напоминала палату лордов) пользовались не более 1 % налогоплательщиков страны.

Но это не привело к формированию политической системы западного типа. «До соприкосновения с Западом Япония уже располагала сильным правительством, имевшим многие черты верховной бюрократии, в котором баланс государства и общества был сильно смещен в сторону государства, — писал Фукуяма. — Существовали различные социальные группы — крестьяне, купцы и военные, — но они не были организованы для коллективных действий на манер, сравнимый с европейскими независимыми городами, церквями, гильдиями и т. п.» Гражданское общество до сих пор гораздо слабее и менее организовано, чем на Западе[703]. Фернан Бродель точно описывал суть перемен: «Сын солнца, почитаемый в храмах за свое божественное происхождение, велел приступить к индустриализации страны. Чтобы выполнить эту волю, Японии не понадобилось новой идеологии или религии — они уже существовали. Они-то и позволили управлять Японией, как одним человеком»[704].

Япония — единственная из неевропейских стран, чье развитие уже к рубежу XIX–XX веков позволило ей не просто сравняться с ведущими европейскими державами, но и стать одной из наиболее влиятельных и успешно развивающихся стран, вступивших в борьбу за передел мира. Вчерашние самураи и их потомки, ставшие офицерским корпусом новой армии, воспитывались в готовности умереть во имя величия новой Японии и ее императора. Но если ранее дух самураев реализовывался в междоусобных войнах, то теперь он направлялся вовне. В конце XIX века получает распространение концепция «азиатизма», отражавшая претензии националистов на лидерство Японии в Восточной Азии. Япония претендовала на роль «старосты азиатской семьи». Именно так интерпретировался лозунг «восемь углов под одной крышей» (хакко итиу)[705].

Эти претензии, как мы знаем, вовлекли Японию в союз с гитлеровской Германией и привели ее в стан проигравших во Второй мировой войне. «Поражение в войне обернулось глубоким шоком системы. Все, что было в их умах, потеряло свою ценность и было отвергнуто»[706]. Япония лишилась всех своих колониальных владений и завоеванных территорий. Встал вопрос о ее статусе, и здесь свое слово сказали американцы, оккупировавшие страну. Японские правительственные органы были обязаны проводить в жизнь директивы штаба американского главнокомандования.

В октябре 1946 была принята парламентом и 3 мая 1947 года вступила в силу новая Конституция. В 9-й статье декларировался отказ от применения вооруженной силы как средства разрешения международных конфликтов и от создания с этой целью вооруженных сил. Были проведены чистка государственного аппарата от военных преступников, децентрализация полицейской системы, реформа системы образования. Как заметил приехавший в Японию Джордж Кеннан, «американская военная администрация действовала в этой области слишком догматично, безлико и карательно, мало чем отличаясь от тоталитарных режимов»[707].

Во многом под влиянием подобных оценок с конца 1948 года Соединенные Штаты начали проводить «обратный курс»: была принята «программа экономической стабилизации», способствовавшая восстановлению позиций японских монополий, в 1950 году создан полицейский резервный корпус как основа будущей армии. 8 сентября 1951 года на конференции в Сан-Франциско был подписан мирный договор с Японией, в котором, кстати, она отказывалась от Курильских островов (СССР отказался его подписать). В этот же день был заключен японо-американский «договор безопасности», который предоставил США право создавать свои базы и на неопределенный срок держать свои войска в Японии.

Первое — откровенно проамериканское — правительство Иосиды в декабре 1954 года ушло в отставку. Новое правительство возглавил Итиро Хатояма — президент основанной в 1954 году Демократической партии, которая после слияния с либералами получила название Либерально-демократической партии Японии. Она окажется правящей на следующие 54 года. Раны Второй мировой войны с 1950-х годов залечивались быстро. Японский капитал в новых и весьма благоприятных для него условиях стал наращивать темпы роста, что и заложило фундамент феномена Японии.

Япония, в отличие от Китая или СССР, никак не была ограничена в возможностях получения западных — прежде всего, американских — технологий и ноу-хау, активно скупала по всему миру и активно внедряла десятки тысяч патентов и лицензий. Земельная реформа и ликвидация помещичьего землевладения привели к созданию большого количества индивидуальных хозяйств, демонстрировавших высокую производительность. Япония была избавлена от высоких военных расходов, что увеличивало норму накопления. При этом страна получала огромные военные и связанные с ними заказы от Соединенных Штатов в годы их войн в Корее и во Вьетнаме[708].

Япония опережала едва ли не весь остальной мир (за возможным исключением Швеции) в создании социального государства. От лозунга «все люди солдаты» страна перешла к лозунгу «все люди должны иметь страховку», активно укрывая своих граждан от превратностей жизни. С 1950 по 1974 год экономика росла в среднем на 10 % в год. В 1980 году Япония производила 15 % мировой промышленной продукции, выйдя на 2-е место в мире по объему ВВП[709]. После чего ее экономика… встала.

Что же произошло? В 1985 году Соединенные Штаты, обеспокоенные низкой конкурентоспособностью американских товаров, убедили крупнейшие экономики, включая Японию, увеличить стоимость своей валюты (Плазовское соглашение). Японские экспортеры стали нести потери, которые решили компенсировать финансовыми спекуляциями, после чего деньги потекли на Токийскую фондовую биржу и в недвижимость. Начал раздуваться капитал кредитных организаций, и японские инвесторы бросились приобретать зарубежные активы — от государственных облигаций до небоскребов и курортов. К 1988 году все десять крупнейших банков мира были японскими, индекс Nikkei вырос на 300 %, а японская недвижимость по своей совокупной стоимости превысила американскую. Чтобы охладить рынок, Банк Японии в 1989 году поднял учетную ставку с 2,5 до 4,25 %. Инвестиционные банкиры начали паническую распродажу, фондовый рынок за несколько месяцев потерял 6 трлн долл. капитализации[710].

В 1991 году экономический рост Японии фактически прекратился. Инвестиции падали из-за большого объема накопленных банками «плохих долгов», началась дефляция на фоне неспособности правительства и бюрократии, сращенных с бизнесом, принять болезненные для предпринимателей решения. Для оживления экономики власти прибегли к увеличению государственных расходов на инфраструктуру и строительство за счет выпуска облигаций, которые покупало, главным образом, собственное население. Государственный долг начал быстро нарастать в период депрессии 1990-х годов, и по отношению накопленного долга к ВВП Япония заняла первое место в мире. Она стала также жертвой своих чрезмерных социальных обязательств в условиях сокращения числа трудоспособного населения и увеличения количества пенсионеров и иждивенцев.

Расширение экспорта в результате улучшения положения в мировой экономике и масштабная программа антикризисных мер стали главными факторами восстановления японской экономики. Но все рухнуло 11 марта 2011 года, когда северо-восточное побережье острова Хонсю было разрушено катастрофическим землетрясением магнитудой в 9 баллов и накрыто цунами, что вызвало разрушение атомной станции в Фукусиме. «Тройной удар» унес жизни более 20 тысяч человек и оставил без крова более 150 тысяч. Суммарная величина ущерба составила более 430 млрд долл., 7 % годового ВВП Японии. До сих пор 170 тысяч человек обитают во временных жилищах. Считается, что преодоление последствий катастрофы займет 30–40 лет[711].

Непростая ситуация складывалась в сфере внешней торговли. Японские корпорации уступили компаниям Южной Кореи, Тайваня и Китая мировое первенство в производстве электронных компонентов, персональных компьютеров, телевизоров, энергосилового оборудования, черных металлов и пластмасс. Лидерство сохраняется в области уникального оборудования (суперкомпьютеры), в производстве медицинской техники и новейших лекарственных средств, строительных машин.

Япония попала и в демографическую ловушку. Численность населения в трудоспособном возрасте, определяемом с 15 до 64 лет, достигла максимума в 1995 году — 87,3 млн, а к 2012 году сократилась до 81,5 млн человек. Доля лиц в возрасте старше 65 лет в общей численности населения удвоилось с 1990 до 2010 год, в абсолютных цифрах — с 18,3 до 29 млн человек[712]. Продажи памперсов для пожилых превысили продажи для малышей. Япония стала своего рода демократической геронтократией, где старшее поколение — решающая политическая сила, политический вес которой заметно превосходит ее численность. Во-первых, пенсионеры участвуют в выборах активнее других. Во-вторых, избирательные округа нарезаны таким образом, что регионы с пожилым населением имеют большее представительство в парламенте. Японские корпорации переполнены пожилыми сотрудниками, получающими большую зарплату, чем их более молодые коллеги. Социальные лифты закупорены сверху.

Уровень безработицы, составляющий менее 5 %, по международным меркам является низким. Однако для Японии, где на протяжении послевоенных лет безработицы как социального явления практически не существовало, это наиболее высокий показатель за несколько десятилетий. Число временных рабочих, не имеющих страховок и социального обеспечения, вырос к 2012 году до 20 млн человек (34 % рабочей силы). Суицид и «кароши» (смерть от изматывающей работы) все чаще поражают молодых мужчин. Растет число «хихикомори», как называют молодых людей, не выдержавших выпускных экзаменов в престижных университетах или не получивших сразу после их окончания работу в крупной корпорации. У них уже, скорее всего, никогда не будет «второго шанса»[713]. Уровень бедности (по японским меркам — это душевой доход менее 12 тыс. долл. в год) достиг 14 %, вдвое больше, чем десятилетием ранее. Бросается в глаза рост числа бездомных на улицах японских городов.

Долгое время Япония переживала период политической нестабильности: ни один из шести кабинетов, предшествовавших избранию Синдзо Абэ в 2012 году, не продержался у власти больше года. Но это не было особенностью момента: с 1885 года в стране сменилось 96 премьеров, то есть средний срок пребывания каждого у власти — 1,4 года[714].

Проблемы современной Японии связаны не только с экономикой, но являются производной и от особенностей политической системы. Институты представительной демократии были привиты стране, где до 1945 года органичные предпосылки для такой демократии отсутствовали. Современная политическая система Японии по целому ряду параметров отличается от западных. При теоретической многопартийности доминирует одна партия. Даже премьеры сильно зависимы от фракционной расстановки сил в парламенте и в правящей партии, от несменяемой высшей карьерной бюрократии, которая пользуется авторитетом в обществе и считает себя незаменимой. Бюрократия сохраняет монополию на информацию, которая сама определяет уровень гласности в отношении правительственной политики. Под давлением правительства с основных каналов в рутинном порядке удаляются ведущие популярных программ. Даже иностранные журналисты жалуются на попытки цензуры. «Репортеры без границ» за 5 лет снизила Японию на 50 позиций в рейтинге свободы слова, в котором страна опустилась на 61-е место[715]. Подзаконные акты имеют большее значение, нежели законы. Внушителен масштаб «серой зоны» принятия решений из-за взаимного переплетения интересов бюрократии, политических кругов и бизнеса[716]. В Японии существуют влиятельные политические династии: четыре из последних шести премьеров — Абэ, Фукуда, Асо, Хатояма — были детьми или внуками председателей правительства. Две пятых депутатов от ЛДП гарантированно избираются от округов, которые раньше представляли их отцы, деды или дяди[717].

Во время избирательной кампании 2012 года Абэ призывал к «неограничнному стимулированию» экономики в размере 15 трлн иен (181 млрд долл.), снижению высшей планки налогов на корпорации с 38 % до 20 %, чтобы добиться 2-процентной инфляция и 3-процентного роста ВВП[718]. Платформа ЛДП призывала отказаться от послевоенной Конституции и заменить ее документом, который подчеркивал бы «японскую честь и японскость», пересмотреть «несправедливый» взгляд на роль страны во Второй мировой войне как агрессивную[719]. После победы ЛДП председатель Банка Японии Харухико Курода объявил об удвоении денежной базы в течение двух лет и о вложениях в государственные облигации и акции, чтобы разогнать инфляцию до 2 % за два года[720].

Абэ получил карт-бланш на проведение любой политики[721].

В первом квартале 2013 года экономический рост достиг 4 % в годовом выражении, подстегиваемый ростом потребительского спроса и экспорта, но уже в четвертом квартале замедлился до 1 %, что дало среднегодовой рост в 2,6 %. Инфляция разогналась до 3,5 %, ВВП вновь начал расти — 6 % в первом квартале 2014 года, но при этом фондовый рынок потерял 13 %. С 1 апреля 2014 года был повышен с 5 до 8 % налог на продажи. Это не только не вызвавший восторга у населения, но и привело к падению ВВП на 7,1 % за квартал. Не случайно, что агентство Мудиз понизило кредитный рейтинг Японии до уровня А1, что ниже китайского или южнокорейского, на уровне Эстонии или Бермудских островов[722].

Главные риски аналитики видят в возможности долгового коллапса Японии. Пока японские инвесторы готовы под очень низкий процент оплачивать госдолг (95 % долга находится на руках граждан через банки, страховые компании и пенсионные фонды). Но если рост остановится, настроение граждан может измениться[723]. Очередной доклад МВФ 2014 года фиксировал, что «первоначальный импульс абеномики был сильным, но, похоже, он иссякает» и указывал на риски возвращения к низкому росту и дефляции[724]. В современной экономической науке слово «Япония» порой используется почти как ругательство, как символ экономической неэффективности. Пол Кругман, желая подчеркнуть неудачи экономической политики Швеции, написал, что она превращается в Японию[725].

Государственный долг в 2015 году достиг 229 % ВВП, что явилось следствием дефляции, удвоения — с 12 до 24 % ВВП — социальных расходов при стагнации доходов на уровне трети ВВП и увеличения расходов на обслуживание долга (четверть бюджета). Дефицит бюджета (без учета обслуживания долга) — 6,6 % ВВП, рост цен на нуле. Если в Китае цены на жилье падают, то в Японии, напротив, резко растут из-за низких ставок кредита, сильного предложения денег и ослабления иены. Японцы покупают квартиры меньшего размера, чем несколько лет назад[726].

Сегодня можно услышать, что традиционные качества японского общества и стали тормозом для развития. Жесткая система полной лояльности работодателю исключает несогласие с руководством и сдерживает инициативу. Нетранспарентная корпоративная культура, к тому же отторгающая иностранцев, оказалось плохо приспособленной к условиям XXI века. «Гармония между инсайдерами сопровождается отторжением аутсайдеров. Приверженность к консенсусу идет вместе с сопротивлением к инновациям. Лояльность авторитетным фигурам не сопровождается желанием бросать им вызов, когда они неправы»[727].

Долгое время Япония воздерживалась от участия в решении глобальных военных и политических проблем: как из-за травматического шока (первой в истории оккупации страны и ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки), так и наличия американского зонтика безопасности. Японская политика в выборе союзников традиционно строилась на «следовании за сильным, а не на противодействии ему», «заключении альянса с наиболее влиятельной силой». В современной Японии отсутствует сильная традиция самостоятельной внешнеполитической или военно-политической мысли. Все основополагающие концепции во многом вторичны по отношению к доктринам национальной безопасности США и планам американского военного развертывания. Набирают силы и сторонники ориентации на азиатский мир, но такая политика тоже непроста: Японию в Азии, мягко говоря, не любят.

Концептуальными основами национальной обороны Японии являются положения Конституции и ряд пацифистских законов, которые предусматривают проведение исключительно оборонительной политики, отказ от превращения в военную державу, гражданский контроль над вооруженными силами, соблюдение трех неядерных принципов (не обладать, не производить и не допускать размещения ядерного оружия на своей территории). Формально в Японии нет вооруженных сил, только «силы самообороны», на которые нельзя тратить больше 1 % ВВП.

Новая кампания за увеличение военных программ началась на фоне роста военного потенциала Китая и особенно после ракетно-ядерных испытаний КНДР в апреле — мае 2009 года. Правительство Таро Асо впервые назвало Северную Корею угрозой для Японии, развернуло на своей территории элементы американской системы противоракетной обороны, заявило об интересе к обретению собственных сил оперативно-тактического сдерживания. Был законодательно зафиксирован статус Министерства обороны, формировались полноценные разведсообщества, расширялась законодательная база для действий вооруженных сил за рубежом.

В декабре 2010 года были опубликованы «Основные направления Программы национальной обороны», где декларировался переход от «базовой» к «динамичной» обороне, призванной обеспечить более гибкий ответ на внешние военные угрозы.

Даже несмотря на сохраняющиеся ограничения на военные расходы в пределах 1 % от ВВП, Япония сегодня обладает пятым военным потенциалом в мире. Численность вооруженных сил — 230 тыс. человек, из них в сухопутных силах самообороны — 133,4 тыс., морских силах самообороны — 42,4 тыс., военно-воздушных силах — 34,8 тыс. Космическая группировка насчитывает 4 спутника. В Японии дислоцировано более 30 тыс. военнослужащих США (армия — 2,5 тыс., флот — 3,7 тыс., ВВС — 12,6 тыс., морская пехота — 14,4 тыс.)[728].

Япония способна создать собственное ядерное оружие и не исключает такой возможности. На третьем саммите по ядерной безопасности в Гааге в марте 2014 года японское правительство заявило о передаче США 700 фунтов оружейного плутония и большого объема высокообогащенного урана. Вместе с тем остановка атомных реакторов делает сложным обоснование продолжения программы обогащения оружейных ядерных материалов[729].

Премьер Японии Синдзо Абэ заявил себя как сторонник пересмотра 9-й статьи японской Конституции, но его далеко идущие планы в этом отношении встретили сопротивление со стороны пацифистски настроенного партнера по парламентской коалиции — партии Комейто. Поэтому курс на ремилитаризацию осуществлялся в слегка завуалированной форме.

В декабре 2013 года парламент принял закон о создании Совета национальной безопасности по образу и подобию аналогичных структур в США и Великобритании. Была опубликована новая Стратегия национальной безопасности и принят закон, предусматривающий резкое ужесточение ответственности за разглашение чувствительной информации (закон был непопулярен). Министерство обороны выпустило измененные Программные установки по национальной обороне и Среднесрочную оборонную программу, в которых декларировалось намерение создать «динамичные вооруженные силы», способные проецировать силу за пределами «японской периферии»; улучшить взаимодействие всех родов войск; создать силы, способные осуществлять одновременно и морские, и сухопутные операции (amphibious capability)[730].

С 1 апреля 2014 года в Японии отменен действовавший с 1976 года запрет на экспорт оружия — за исключением тех стран, которые находятся в состоянии войны или под санкциями СБ ООН. Токио способно предложить корабли, системы ПВО, средства радиоэлектронной борьбы, электронные компоненты, конкурируя скорее с США и странами ЕС, чем с Россией[731]. Офис премьер-министра создал специальный Совет по восстановлению правовой основы в области обороны, который в мае 2014 года представил свои рекомендации о том, как интерпретировать «самооборону» в современных условиях и как она соотносится с потребностями «коллективной обороны». После согласования с Комейто была принята концепция «ограниченной коллективной самообороны», которую будут использовать в трех случаях: если атака на другое государство будет представлять «очевидную опасность» существованию Японии и конституционным правам ее граждан; если не существует другой возможности защитить Японию и ее граждан; и если применение силы будет сведено к минимуму. В 2015 году принимается 17 законов, позволяющих вооруженным силам осуществлять такие операции. Как считают эксперты, эти изменения «откроют дорогу пересмотру всей «ориентированной на оборону военной политики», которая проводилась во все послевоенные годы». И все без изменения Конституции. Китай и Южная Корея уже выразили свою понятную озабоченность этим фактом[732].

Японской внешней политике в послевоенный период была свойственна безоглядная верность американскому союзнику, подкрепляемая американским военным присутствием. Вашингтон также рассматривает военно-политический союз с Токио в качестве основной несущей конструкции системы американских альянсов и инструментов влияния в АТР. Япония оказывала широкую политическую, дипломатическую и материально-техническую поддержку США в войне против Вьетнама. В 1964 году она дала согласие на заход в японские порты американских атомных подводных лодок, в 1967-м — атомных авианосцев и других надводных кораблей. Впрочем, позиция японской элиты никогда не была однозначной. В ЛДПЯ сложились «националистическое», «пацифистское» и «меркантилистское» течения, каждое из которых имело собственное представление об угрозах и приоритетах. «Меркантилисты» исходили из того, что главная угроза безопасности вызвана изоляцией страны и упадком системы мировой торговли, «националисты» били тревогу в связи с утратой суверенитета и полного подчинения Японии старшему партнеру, «пацифисты» тревожились по поводу риска вовлечения в вооруженный конфликт против своей воли[733].

Абэ выступает за тесное военно-политическое партнерство с США. Расширены рамки военного сотрудничества, ослабла напряженность в отношении американских баз на Окинаве. Обама стал первым американским президентом, который заявил, что обязательство США по защите территории Японии распространяется и на острова Сенкаку. Впрочем, мало кто в Японии поверил, что США действительно будут воевать с Китаем, если вспыхнет конфликт вокруг островов.

Серьезным вызовом для отношений Японии с внешним миром в целом представляет курс Абэ на подстегивание националистических настроений. Он отрицает нанкинскую резню 1937 года, корейское сексуальное рабство, регулярно посещает храм Ясукуни, где похоронены японские военные преступники, и считает унижением послевоенную оккупацию Японии Соединенными Штатами. При этом большинство японцев не подвержено националистическим настроениям, и электоральная поддержка Абэ больше связана с его экономическим курсом, чем с кампанией по подъему национального духа[734].

Для Японии Соединенные Штаты и Западная Европа являются не только партнерами, но и конкурентами, а азиатские страны — скорее нет, так как их развитие соответствовало концепции «летящих гусей», и они находятся в другой технологической нише. Роль Азии во внешней политике Японии неуклонно растет.

Вторым по значимости — после США — направлением внешнеполитической стратегии Японии является Китай. Дипломатические отношения между ними были установлены только в 1972 году. В 1978 году Япония заключила с КНР договор о мире и дружбе, согласившись (с некоторыми оговорками) на включение в него пункта о борьбе с «гегемонизмом», которому китайское руководство придавало антисоветскую направленность. Одновременно японо-китайские отношения характеризуются глубоким взаимным недоверием и острыми проблемами: восприятие истории (диаметрально противоположные подходы к событиям японо-китайской войны 1937–1945 гг.); территориальные разногласия (притязания Китая на острова Сенкаку); будущее Тайваня; вопросы прав человека; незаконная иммиграция из Китая в Японию; негативное отношение Китая к американо-японскому союзу; резкий рост потенциала Китая как региональной сверхдержавы и возможность разработки в Пекине концепции «Большой Восточной Азии» без Японии[735].

В апреле 2014 года Япония продемонстрировала Китаю объединенный японо-тайваньский фронт, подписав в Тайбее соглашение о допуске тайваньских моряков в акваторию Сенкаку. Абэ и Си Цзиньпин впервые встретились только в ноябре 2014 года на саммите АТЭС в Пекине, что позволило несколько подтопить лед недоверия. Впрочем, как подмечает исследователь истории двусторонних отношений Уильям Чунг, «ф окус исключител ьно на современных проблемах упускает тот факт, что отношения между Японией и Китаем всегда были цикличными, разворачиваясь от конфликта к сотрудничеству и наоборот»[736]. Так что впереди еще много зигзагов.

Важное место во внешнеполитической стратегии Японии занимает Республика Корея — и с точки зрения экономических интересов, и как «прифронтовое государство» в системе безопасности от «угрозы со стороны Пхеньяна». В последние годы все более очевидно стремление Сеула к выравниванию многолетних «подчиненных» взаимоотношений с Токио. Важный раздражитель в двусторонних отношениях — территориальные претензии Токио к Сеулу и «глубокие расхождения» в оценке исторического прошлого. Встреча на высшем уровне между Абэ и его южнокорейским визави в марте 2014 года оказался возможным только потому, что на этом настояли США, и встреча проходила в трехстороннем формате. В марте 2015 года смогла состояться встреча глав МИД Японии, Китая и Южной Кореи, а первый за многие годы двусторонний саммит Япония — РК прошел в апреле[737].

Япония занимает все более жесткую позицию в отношении КНДР. Токио поддерживал и поддерживает введение самых жестких санкций против Пхеньяна. В одностороннем порядке были введены запреты на любой импорт из КНДР и на заход северокорейских кораблей в японские порты. Односторонние санкции против Пхеньяна были продлены еще на два года в апреле 2013 года, когда Северная Корея заявила о состоянии войны с Южной, Токио на время даже привел свои силы в боевую готовность. Северокорейская угроза воспринимается многими не сама по себе, а как «дополнение» китайской. Разработки ПРО ТВД усилиями Токио и Вашингтона следует рассматривать как часть стратегии сдерживания Китая, хотя формально он направлен против угрозы со стороны КНДР.

Одним из приоритетов внешнеполитической стратегии Японии в АТР становится углубление отношений со странами АСЕАН, основными направлениями которых назывались «открытый регионализм», экономическое партнерство, создание двусторонних и, по возможности, многосторонних зон свободной торговли. Парадоксально, но партнером Японии в регионе становится ее недавний геополитический противник — коммунистический Вьетнам. В рамках объявленного стратегического партнерства Токио помогает Вьетнаму в создании службы береговой охраны и освоении месторождений редкоземельных металлов, чтобы обойти монополию Китая на их производство[738].

К концу 2013 года Абэ закончил объезд столиц всех государств АСЕАН, где работал над созданием единого фронта противодействия Китаю. На саммите Япония — АСЕАН в декабре 2013 года в Токио странам десятки была обещана экономическая помощь в размере 20 млрд долл. Однако способность Японии организовать государства ЮВА для противодействия Китаю остается под вопросом[739]. Ограничителями для роста влияния Японии в экономике и политике АТР является нежелание региональных стран принимать политическое, и тем более военное, лидерство Токио. В военно-политическом плане соседи склонны видеть в Японии исключительно дублера США. Мало кто готов к формированию новой «сферы сопроцветания» во главе с ней. У Японии надежных друзей в Восточной Азии нет.

Япония все более активно заявляет о себе в Африке, для которой, как считают в Токио, очень подходит опыт индустриальных рывков эпохи Мейдзи и послевоенного восстановления. Осуществляются инвестиции в Программу инфраструктурного развития Африки (транспорт, энергетика, вода), японцы помогли оборудовать 14 пунктов быстрого пересечения границ между африканскими государствами. С 2008 года Японский банк международного развития выделил 2,9 млрд долл. на кредиты под низкие проценты в Африку, японские компании ведут на континенте активную геологоразведку[740].

Японцы ни на йоту не отошли от своей позиции, согласно которой Россия «обязана» вернуть им все четыре острова Курильской гряды. Промежуточные варианты даже не обсуждаются. Крупная уступка Владимира Путина, который, проявив заметное политическое мужество, согласился вернуться к формуле подписанной и ратифицированной двумя сторонами Совместной декларации 1956 года, предусматривавшей передачу нами двух островов после подписания мирного договора, встретила бурное возмущение и была Токио отвергнута.

Поскольку Россия представляет хорошо пристрелянную пропагандистскую мишень, Токио не может убрать проблему «северных территорий» из повестки дня двусторонних отношений. В Москве же считают, что вопросы послевоенного урегулирования решены в Совместной декларации 1956 года и в серии заключенных и ратифицированных двусторонних договоров.

Так что же, российско-японские отношения остаются в тупике? Не все так безнадежно. Среди стран «семерки» в 1990-е годы Япония занимала наиболее благоприятную позицию в отношении России по целому ряду вопросов: борьба с терроризмом на Северном Кавказе, права человека, предоставление экономической помощи после дефолта 1998 года, подключение России к АТЭС[741]. Налицо сдвиги в сфере экономики, которая долгие десятилетия была заложником политики. Товарооборот между двумя странами вырос с 3 млрд долл. в 2000 году до 31 млрд долл. в 2012-м[742]. Россия является важным поставщиком энергетических ресурсов, цветных металлов, морепродуктов, леса. Японские компании стали абсолютными лидерами среди иностранных партнеров по объему капиталовложений в российский ТЭК. Японские инвестиции составили 30 % в проекте Сахалин-1 и 22,5 % в проекте Сахалин-2. Последний снабжает сырьем принадлежащий компании «Сахалин Энерджи» первый в России завод по сжижению природного газа в поселке Пригородное на юге Сахалина, мощность которого 9,6 млн т в год (5 % от мирового производства сжиженного природного газа), 60 % его продукции законтрактовано для поставок в Японию, в результате чего степень зависимости японского внутреннего рынка от поставок газа с проекта Сахалин-2 превысит 6 %[743].

Политические сдвиги менее заметны. Большинство японских экспертов, ведущие газеты по-прежнему настроены к России весьма негативно. Уровень осведомленности о России и ее политике крайне низкий. В Японии существует комплекс превосходства в отношении России. Ей, как показал лондонский японист Александр Бух, приписывались все те недостатки неразвитости, культурные и психологические патологии, которые можно было обнаружить в англо-американском дискурсе о Японии времен II мировой войны. Россия для Японии (где вообще доминируют западные модели знания), как и для Запада — ее Другое, и «инаковость России для Запада использовалась в японском дискурсе для конструирования принадлежности Японии к универсальной цивилизации, но в то же время и для указания на уникальное социокультурное превосходство не только над Россией, но над самим Западом»[744]. Выводы о подъеме «российского империализма» — в порядке вещей.

Одновременно антияпонские настроения усиливались и в России. С 1995 по 2011 год уровень симпатий упал с 70 до 45 %, тогда как уровень антипатий вырос с 19 до 31 %. Более 90 % россиян против передачи Курильских островов.

На какой-либо принципиальный прорыв в двусторонних отношениях в ближайшем будущем рассчитывать трудно, особенно в свете введенных в отношении России санкций и ответного запрета на ввоз японских продуктов. Однако следует заметить, «до сих пор санкции Японии были самыми мягкими по сравнению с мерами, принятыми другими странами «семерки»[745].

Японию нередко относят к Западу. Но цивилизационно, как мы убедились, она точно не Запад.

В 1970–1980-е годы успешное экономическое развитие Японии, которое контрастировало с застоем американской экономики, вызвало разочарование в западных моделях и новый интерес к родной культуре. Но японцам не так просто «соединиться с Азией». «Только Запад считает Японию «азиатской» страной, — подчеркивает Моизи. — В сегодняшней Азии, по прошествии более 60 лет с конца Второй мировой войны, Япония до сих пор презираема большинством своих соседей как надменная страна «Ниппон». Будучи слишком западными для большинства азиатов, японцы по-прежнему остались слишком азиатами, и люди Запада не способны полностью их понять»[746].

Для японцев азиатские страны долгое время были «другими, от которых надо отличаться». Но в последние годы наметился психол огический сдвиг, и некоторые страны Азии становятся «другими, на которые следует быть похожими»[747]. Японцы стали ездить на экскурсии, отдыхать в соседних странах. Растет интерес к азиатской культуре. Очарование Запада и зависть по отношению к нему не исчезли, но очевидно любопытство японцев к тайской и китайской кухне, прикладному искусству Вьетнама и острова Бали, к кино Гонконга, Тайваня и Южной Кореи. Велик интерес к Индии как колыбели буддизма, к ее эзотеризму и древней культуре. «Японцам до недавних пор было свойственно смотреть на Восток сквозь фильтр стереотипов западных «азиаскептиков» — с нескрываемым чувством превосходства. Сейчас в основном японцы относятся к азиатам без примеси снобизма, как к родственникам»[748]. Япония сама настойчиво применяет «мягкую силу» в Восточной Азии. Японская поп-культура все больше захватывает молодое поколение Восточной Азии. Магазины «Исэтан», «Маруи» сильно влияют на потребительские вкусы в регионе.

Экономический застой негативно влияет на национальное самочувствие. Страна не уверена, какова ее природа и куда ей идти. Она болезненно воспринимает тот факт, что ее потеснили с экономического пьедестала не только Китай, но и Индия. В политических кругах Токио и, особенно, в МИДе (Гаймучо) чувствуется навязчивый страх перед Китаем.

Поиск новой идентичности идет по старому руслу — японцы мечтают об «уютной Японии», «красивой стране», «азиатской Швейцарии», «стране второго шанса для человечества», строят «хорошее общество», в котором, однако, угадываются контуры старого традиционного уклада. Может ли Япония претендовать на роль сверхдержавы XXI века? Вряд ли. «Размером примерно с Калифорнию, Япония никогда не обретет географические и демографические параметры Соединенных Штатов, — писал Джозеф Най. — Ее успех в модернизации, демократизации и в массовой культуре дает Японии некоторую мягкую силу, но этноцентричные настроения и политика ее подрывают»[749].

Японский традиционализм отступает под давлением глобализации, но сохраняет свою скрытую мощь. Японию ни с чем не спутать, как ни с чем не спутать кимоно (буквально означает «одежда»), для мужчин и женщин — халат с широкими рукавами, который запахивают на груди на правую сторону и завязывают поясом. Даже с распространением европейского костюма японцы надевают кимоно как парадный костюм по праздникам или в качестве домашнего халата. Ни с чем не спутать деревянные сандалии гэта в форме скамеечки, удерживаемые веревками или ремешками большим и вторым пальцами ног. При входе в жилище их оставляют за порогом дома, как и другую обувь. В Японии получили распространение заимствованные из Китая искусство составления букетов (икебана) и выращивания карликовых деревьев (бонсай). И все знают карате, катаны, суши и сакэ. Россия — одна из немногих стран, где японская кухня пользуется большей популярностью, чем китайская.