Л. Троцкий. ПОЛИТИКА «ТЫЛА»
Л. Троцкий. ПОЛИТИКА «ТЫЛА»
С духовной скудостью остяка, песня которого исчерпывается пятью или шестью словами, русская пресса твердит изо дня в день о «мобилизации промышленности» и «организации общественных сил». Высшим средоточием этой мобилизации и организации должен явиться военно-общественный комитет, главной чертой которого остается пока полная неопределенность его задач, состава и полномочий: речь идет не то о вспомогательном органе при военном министерстве, не то о сверх-правительстве, органе парламентской диктатуры, комитете общественного спасения.
В одном только все как будто сходятся: и мобилизация сил и военно-общественный комитет – все это нужно против внешнего врага, все это – политика «тыла»: поскольку буржуазная оппозиция проявляет признаки жизни, она остается целиком на патриотической почве, и пока что весьма жидкая мобилизация общественных сил совершается во имя более действительной «национальной обороны», так что можно бы сказать, что Гучков[141] и Милюков учинили политический плагиат у Плеханова, если бы вся позиция Плеханова не была печальнейшим заимствованием из фондов Гучкова и Милюкова.
Под мобилизацией промышленности понимается такое ее приспособление к военным нуждам и такое распределение казенных заказов, при котором армия получала бы как можно больше амуниции и боевых припасов. За образец взяли Англию. Закрыли только глаза на то, что в Англии дело идет о приспособлении могущественнейшей и в своем роде очень совершенной капиталистической организации и гибкого демократического государственного аппарата к потребностям войны, при чем, как показывает опыт, и там дело идет гораздо медленнее, чем предполагалось и обещалось вначале. У нас же дело идет о технической, экономической и государственной импровизации: о создании хорошо налаженной сети железных дорог, новых заводов, новых технических кадров, толковых и не ворующих чиновников, т.-е. дело идет о таком техническом и культурном скачке вперед, – пред линией немецких маузеров и штыков, – который является чистейшей утопией. Этого не может не понимать само правительство, которое лучше, чем кто бы то ни было, знает, как глубоко оно увязило отечественную телегу. Для него вопрос сводится поэтому в действительности, главным образом, к переложению более прямой и непосредственно-хозяйственной ответственности за войну на те имущие классы, которые уже раньше взяли на себя полноту политической ответственности за нее. В ответ на это партии и организации имущих классов требуют – без всякой, однако, энергии и настойчивости – не власти, но большего приближения к ее источникам: политическим, административным и финансовым. Правительство отнюдь не обещает, но и не отказывает начисто. Происходит симуляция «сближения» – по классическому образцу «весны» покойника Святополк-Мирского.[142] На почти-девственное косоглазие власти «общественные деятели» отвечают робкими касаниями рук, газетный хор умоляет о «доверии», – словом, проделывается заново весь ритуал лицемерия и глупости, как если бы после «весны» Святополк-Мирского не было никогда 9 января и всего вообще 1905 г., как если бы на свете никогда не существовало опыта двух первых Дум и 3 июня 1907 г., как если бы, наконец, не те же самые персонажи стояли на сцене, только облезшие и потерявшие последние зубы за протекшие десять лет.
Комитет национальной обороны должен стать центром объединения власти с обществом и средоточием национальной мобилизации против внешнего врага. Но чем же в таком случае должно быть министерство? По смыслу вещей, именно оно должно бы, кажись, играть роль «комитета национальной обороны». Между тем оно намерено, сложив с себя добрую долю ответственности, тем вернее оставаться бюрократическим средоточием власти. Все слухи о назначении в министры братьев Гучковых, Волконского[143] и других оказались преждевременными. Очищения всей Галиции недостаточно для очищения бюрократией хотя бы только двух или трех министерских мест. Пока что дело ограничивается назначением «деятелей» в совещательные комиссии.
Но если бюрократия не торопится очищать посты, то так называемые общественные деятели как будто не торопятся сейчас протягивать к ним руки. «Беспартийная» левая печать обвиняет Милюкова в недостаточно настойчивом требовании созыва Государственной Думы и создания комитета национальной обороны. Но чего искать Милюкову сейчас в Думе? Ему придется там не призывать к отчету правительство, а давать отчет в своем доверии правительству. Еще меньше может ему дать пресловутый военно-общественный комитет: взяв на себя практическую ответственность за непосредственную «организацию обороны», кадетская партия[144] закрыла бы для себя ту последнюю щель, в которой еще может оперировать сейчас ее оппозиция, – между политикой государственной власти и ее материально-техническими ресурсами и методами. Это и есть та самая щель, куда Плеханов и иные наши социал-патриоты покушаются загнать политику партии пролетариата.
Но социал-демократия так же мало может примкнуть к «тылу» Николая Николаевича, как усмотреть своего союзника в армиях Гинденбурга, приоткрывающих министерские двери пред партиями национального либерализма. Та страшная «критика оружием», которая совершается на русском западном фронте, не идет дальше оружия же, т.-е. военно-технических плодов государственного режима России. Идейная и материальная критика этого режима в целом ложится сейчас, более чем когда-либо в прошлом, на российский пролетариат.
«Наше Слово» N 145, 22 июля 1915 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.