Л. Троцкий. РАЗОЧАРОВАНИЯ И БЕСПОКОЙСТВА

Л. Троцкий. РАЗОЧАРОВАНИЯ И БЕСПОКОЙСТВА

Возобновлению работ Государственной Думы предшествовала непосредственно поездка русских депутатов, представителей руководящего Думой прогрессивного блока, в союзные страны. Протопопов,[202] Гурко и Милюков не только развозили по союзным столицам благую весть о полной готовности русского народа довести войну «до конца», но и демонстрировали на самих себе великое значение русского парламента: разве им поручили бы такую высокую дипломатическую миссию, если бы Государственная Дума не успела занять первостепенного места в государственной жизни России? И в свою очередь выполнение депутатами блока столь важной миссии разве не должно было еще более упрочить существование и увеличить значение «народного представительства»? Сколько одних тостов было произнесено в Лондоне, Париже и Риме за русскую Государственную Думу!

Таким образом благотворное влияние западных демократий к моменту открытия новой сессии обещало обнаружиться в самом прямом и непосредственном виде.

С другой стороны, открытие думской сессии непосредственно предшествовало русскому наступлению на волынско-галицийском фронте. Во французской прессе печатался портрет Шингарева,[203] председателя думской военной комиссии, и перечислялись заслуги этой последней в деле возрождения русской армии после прошлогоднего разгрома. Альбер Тома вывез самое лестное впечатление о работе военно-промышленных комитетов по части изготовления пушек и снарядов. Все это должно было опять-таки чрезвычайно укрепить политическое значение общественных организаций, мобилизовавшихся для службы тыла. И к тому моменту, когда объединенные усилия бюрократии и буржуазии (вместе с социал-патриотическими стрелочниками) должны были увенчаться победой над Австрией, необходимо было ожидать другого увенчания усилий – в стенах Таврического дворца.

Мы снова, таким образом, имеем поучительнейший политический опыт перед собою. И надо отдать справедливость Штюрмеру – он позаботился о том, чтоб опыт развернулся почти в химически чистом виде.

В своей программной речи в прошлую сессию Штюрмер заявил, что сперва, разумеется, победа, а потом реформы, и что поэтому Дума должна в первую очередь сосредоточиться на тех законопроектах, которые продиктованы потребностями войны. Хотя штюрмеровский тон и коробил либеральную буржуазию, но по существу она сама была согласна с премьером: ведь даже социал-патриотические стрелочники империализма стремятся внушить рабочим, что сперва победа, а потом классовая борьба. Вся тактика думского блока, земско-городских организаций и военно-промышленных комитетов была целиком построена на обслуживании войны, при чем именно борьба за победу означала: для «начальников движения» – борьбу за влияние, а для храбрых стрелочников даже борьбу «за власть».

Но вот ко дню возобновления думской сессии правительство опубликовывает сразу девять законов,[204] изданных правительством помимо Думы в порядке знаменитой 87-й статьи.[205] Законы о налоге на военную прибыль, о помощи пострадавшему от войны населению, о наказуемости лиц, работающих в общественных организациях, о надзоре над акционерными компаниями, об акцизе на табачные изделия и проч. – все эти законы Штюрмер совершенно готовыми преподнес Думе в день ее открытия, как доказательство того, что правительство отлично справляется с потребностями войны и без содействия господ народных представителей. А правая пресса только пояснила этот жест, потребовав немедленного прекращения думской сессии – за полной ненадобностью. Одновременно Штюрмер подал царю докладную записку о том, что земский и городской союзы, обслуживающие тыл войны, совершают слишком широкие операции и потому должны быть введены в пределы. Военно-промышленные комитеты, как жалуется Гучков, «переживают тяжелое время», – это как раз, когда занялась заря «побед»! – а всякие общественные съезды признаны нежелательными.

Было бы грешно требовать от царского правительства более ясной постановки вопроса: новых слов Штюрмер, конечно, не выдумал, но ему, слава богу, и со старыми хорошо. Что скажут, однако… социал-патриоты? Более смышленые промолчат или поведут речь о засилии Гогенцоллерна и его юнкерства в Германии, а простоватые, разумеется, заявят: мы ждем твердых поступков от прогрессивного блока! Социал-либеральные фальсификаторы марксизма еще раз повторят: кадетская партия в тупике! Теперь или никогда! – и даже пригрозят разувериться окончательно в либеральной буржуазии, если та не вступит на путь «решительной борьбы».

Но социал-либеральные фальсификаторы марксизма, они же ныне социал-патриоты, представляют собою только ноющий зуб либеральной буржуазии: на самостоятельное существование они совершенно неспособны, и их угрозы разрывом сами по себе не могут тревожить патриотический сон г.г. Милюковых.

Беспокойство в сердце политиков прогрессивного блока и их бюрократических партнеров идет совсем из другого источника. Об этом лучше всего свидетельствует внезапный прилив интереса у Думы к рабочему вопросу. Целых три законопроекта из области социального законодательства извлечены из архива и поставлены в порядок дня: об обеспечении рабочих и служащих министерства финансов на случай профессиональных заболеваний, о введении женской фабричной инспекции и о нормальном отдыхе торговых служащих. Законопроекты имеют совершенно частичный и притом скаредный характер. Но запоздалая торопливость, с какою третьеиюньцы ставят эти разрозненные осколки социального законодательства в порядок дня, лучше всего свидетельствует, где – по немецкому выражению – жмет сапог. Дума, которую правящая реакция третирует сейчас, как выжатый лимон, пытается в самом унижении своем помочь реакции, выливши три ведерка законодательного масла на волны рабочего движения. Но господа кандидаты в министры общественного доверия меньше всего пользуются доверием пролетариата. Робеспьер[206] когда-то говорил, что демократия – это организованное недоверие. Углубить и организовать недоверие пролетариата и дать этому недоверию действенное выражение – такова сейчас задача революционной социал-демократии.

«Наше Слово», N 143, 21 июня 1916 г.