Л. Троцкий. >СВОИМ ПОРЯДКОМ

Л. Троцкий. >СВОИМ ПОРЯДКОМ

В любезном отечестве события совершаются своим порядком.

Чтоб ярче ознаменовать, насколько новый министр внутренних дел враждебен всяким исключительным положениям, – так он заявил представителям печати, – Москва объявлена на военном положении, т.-е. наиболее исключительном из всех возможных. Сенатор Крашенинников,[165] великий судебный «ликвидатор» событий революции, подводит один, в тиши, без переписчиков и при спущенных шторах, итоги московскому погрому, организованному градоначальником Адриановым[166] против внутренних немцев, оказывающихся на поверку евреями. Но еще не въелись как следует быть в бумагу тайные сенаторские письмена, как Хвостов[167] призывает Адриановых всех губерний и областей России к повсеместному устройству погромов, объявляя к их руководству, что стачки и волнения устраиваются немецкими агентами на немецкие деньги.

Все идет своим предопределенным порядком в нашем отечестве. Один из министров разъяснил любопытному сотруднику «Русского Слова», что теперь нет надобности в созыве Думы: «такая необходимость значительно (!) ощущалась в июле, когда положение на фронте было несколько (!) неблагоприятно, ныне же этот мотив, к счастью, отсутствует». Так как несчастная Сербия отвлекла на себя часть немецких сил, то монархия, пользуясь военными каникулами, может продлить парламентские каникулы Государственной Думы. При этом не может быть, разумеется, и речи об удовлетворении финляндских ходатайств на счет созыва сейма: «его заседания, ввиду перерыва сессий палат, давали бы повод думать, – по разъяснению г.г. министров, – что Финляндия находится в привилегированном положении». А наши Хвостовы являются, как известно, непримиримыми противниками всяких привилегий и всякого неравенства. По этой самой причине «оставлена без последствий» жалоба последнего финляндского сейма на то, что центральное правительство распоряжается без согласия сейма штатным фондом. Было бы поистине противоестественным вводить для финнов «исключительный режим» законности – сейчас, когда немцы у Риги и Двинска не движутся вперед.

Правда, на Балканах дела идут из рук вон плохо. Но на что же существуют «союзники»? Не одним только проливам, но и Египту и Индии грозит ныне немецкая опасность. Стало быть, еще жить можно.

Правда, Сазонов,[168] обещавший 8 августа 1914 г. «не посрамить земли русской», ныне не без сраму уходит в отставку. Но зато в сан канцлера возводится Горемыкин.[169] Его бакенбарды должны отныне еще более символически свидетельствовать о том, что во внешней политике, как и во внутренней – все пойдет своим порядком.

Но Горемыкин – символ. Фактически министерство стоит под знаком хвостовщины. Премьер – Хвостов, один из двух Хвостовых, но какой: племянник или дядя? Если государственно-светский дядя – это значит черносотенство, полуприкрытое юридическими формами; если царски-народный племянник – это значит черносотенство оголтелое, базарное, демагогическое.

Но дядя, в качестве премьера, был бы во всяком случае только шагом к племяннику или только временным прикрытием для государственных трудов Хвостова младшего. Звезда последнего горит на небосводе царизма, союзника двух западных «демократий». Какое великолепное сближение: новое министерство республики, с бывшими социалистами во главе, с Гедом,[170] Самба и Тома[171] в резерве, получает «союзный» привет от царского правительства за подписью истинно-русского «союзника» Хвостова!

«Наше Слово» N 232, 5 ноября 1915 г.