Можно ли в России жить по норме?

Можно ли в России жить по норме?

Разумеется, нормы в зоне нужны; они существуют в тюрьмах всех государств мира. И тут мы натыкаемся на такой парадокс, что всем парадоксам парадокс. Дело в том, что нигде в мире нет такого противоречия между нормой и практикой её выполнения, как в российской зоне. Здесь норма – будто такая специально придуманная вещь, которую следует обойти, не выполнить именно тем людям, для которых она разработана. Ушлый прапорщик или ещё более ушлый зэк так и считают: норма существует для того, чтобы её нарушать.

Там, где много народа, это очень легко: недодать мяса в котёл или заменить его костями; умыкнуть десяток-другой наволочек или табуреток (а потом под видом экономного использования имущества изготавливать новые из отходов или из списанного барахла); спихнуть налево или захапать на дачу фондовый материал; записать выполненную кем-то работу на того, кто не работал; изменить техпроцесс в угоду, мать его, объёму; подчистить наряд… Всё это считается нормальным и чуть ли не поощряется.

Воровство на зоне стало нормой, хотя само по себе воровство есть нарушение закона, нормы. При недостатке материальных благ нарушение нормы становится нормальным мировоззрением простого человека, тем более в российской зоне. Впрочем, в стране, где всё разворовывается на уровне недр, госзаказов, федерального бюджета и прочего народного достояния, это можно счесть за мелочь.

Итак, норма в зоне. Начинается она с Уголовно-исполнительного кодекса (УИК), где в общей форме оговорены основные нормы и правила содержания в исправительных учреждениях. Проф. А. Зубков, руководитель авторского коллектива по разработке нового (1997 года) Кодекса и автор комментария к нему, признаёт, что старый, действовавший с 1970 года Исправительно-трудовой кодекс безнадёжно устарел, ибо не отражал он принципов законности, гуманизма, демократизма и равенства осуждённых перед законом.

В новую редакцию кодекса эти принципы, спасибо проф. Зубкову, вошли; в нём принцип гуманизма, сообщает нам проф., воплощён «много полнее». То есть он и раньше был, но такой, знаете, неполный; то ли был неполный принцип, то ли неполный гуманизм. А теперь стал «полнее». Нормативная база в сфере исполнения уголовных наказаний «приведена к мировым стандартам», – пишет проф., – а из норм, регулирующих исполнение наказаний, «изъята излишняя тюремная атрибутика» – чего бы, казалось, ещё пожелать? – а, вот: «закреплено требование соблюдения гарантий защиты заключённых от пыток, насилия и унижающего достоинство обращения».

Что ж, нормативная база действительно постепенно приближается к мировым стандартам[15], от этого просто никуда не денешься. Но вот практика! Практика наказаний, в том числе и в первую очередь в виде лишения свободы, вряд ли приблизится к мировым стандартам даже в ближайшие сто – сто пятьдесят лет.

И об «изъятии тюремной атрибутики» тоже можно поспорить. Всё совсем наоборот: решётки укрепляются, карцеры строятся ударными темпами, как будто их мало было; в каждом региональном управлении созданы отряды специального назначения; нары надстраиваются до трёх-четырёх этажей; мыло выдают только хозяйственное (по 200 граммов в месяц, если вообще выдают); одежда и обувка – только единого образца; усовершенствован нагрудный и нарукавный знак осуждённого, типизирован распорядок дня (даже установлен Законом «непрерывный сон» в течение 8 часов) и прочая, и прочая, и прочая.

Хитры же эти законодатели!

Вот ещё пример: предложили ввести новый изощрённый вид наказания, арест (ст. 54 УК и ст. 68—72 УИК), означающий кратковременное, до шести месяцев, лишение личной свободы и содержание в условиях строгой изоляции.

Соблюсти на практике арест оказалось совершенно невозможно.

Этот вид наказания в отдельных странах применялся достаточно эффективно, – особенно в бывшей ГДР. Он весьма понравился некоторым нашим учёным-теоретикам, предложившим его в качестве «альтернативы» реальному лишению свободы ещё во второй половине 1980-х годов. В таком варианте борьбы с преступностью понятие «преступление» разделялось на два подвида: «собственно преступление» и «уголовный проступок»; за совершение последнего и должна была наступать ответственность в виде ареста.

Идея возродилась вновь при разработке проектов нового УК РФ. Многие учёные и практические работники достаточно аргументировано высказывались против идеи ввести наказание в виде ареста, используемого в качестве шоковой терапии для лиц, совершивших преступление впервые и небольшой тяжести; в их числе был и проф. Зубков, надо отдать ему должное. Но единственное, чего им удалось добиться – это ввести отсрочку на пять лет. Статья 5 Закона «О введении в действие Уголовно-исполнительного кодекса РФ» поясняла, что арест применяется «по мере создания необходимых условий», но не позднее 2001 года.

Но и пяти лет оказалось мало; и вообще идея оказалась дохлой. Создать условия – значит, за два-три ближайших года построить во всех субъектах Российской Федерации суммарно 140 арестных домов, и выделить почти 14 тыс. персонала. Для этого в бюджете необходимо было предусмотреть до 10 млрд. рублей (а смета на всю систему УИС в 2000 году составила 14 млрд.). Ведь арестный дом – тот же изолятор, но гораздо более изолированный: условия содержания приравнены к тюремным, ни свиданий, ни посылок, ни работы, ни учёбы, ни ларька не предусмотрено; чокнуться можно.

Никакой профессор-теоретик не мог рассчитывать, что Минфин утроит смету или каждый год будет увеличивать её на 1,5-2 миллиарда на постройку арестных домов. Куда там «увеличивать»! Отдали бы задолженность. Год за годом наша тюремная система финансировалась лишь на 70% от минимальной потребности.

Самое удивительное, что понятие ареста в УК и УИК РФ ввели, но при этом из них почему-то выпал уголовный проступок, а именно – за что арест должен назначаться в качестве наказания.

В общем, предпосылок для введения ареста не было никаких. Даже начальник юридического отдела Штаба ГУИН признавал:

«…В настоящее время отсутствуют какие-либо предпосылки к введению наказания в виде ареста с 2001 года. Кроме того… ни у кого нет уверенности в эффективности этого наказания. Никто не может гарантировать, что, потратив колоссальные деньги, мы не придём к выводу о том, что с новым видом наказания мы поторопились».

Вот вам и «норма», и Закон.

Получается, не только прапорщик и ушлый зэк смотрят на норму, как на некую хитрость, которую нужно и можно обойти, нарушить. Законодатели, а до них – профессора, готовившие новый УИК по поручению МВД, поступают точно так же.

Содержание осуждённых в арестных домах должно было стать достаточно дорогим, так как их не предполагалось привлекать к общественно полезному труду и, естественно, никаких доходов они бы не дали. Все расходы по содержанию арестных домов, осуждённых и персонала, должны были лечь на бюджет. Понятно, что правительство РФ вошло в Государственную Думу с законодательной инициативой о снятии срока введения ареста в практику. Теперь живём под дамокловым мечом: понадобится государству для чего-нибудь изъять из общества «лишних» людей, введут арест, как меру, законодательно предусмотренную. Не понадобится – так обойдётся.

Есть преступники и заключённые. Есть международные нормы содержания заключённых и общения с ними. Есть пожелания милицейского начальства. Есть возможности бюджета. Нет лишь никакой корреляции между ними: начальство и нормы, зэки и деньги на их содержание существуют отдельно друг от друга.

И так – по всей цепочке отношений внутри системы!