Илья Глазунов: «ЖИТЬ В РОССИИ» Из цикла «Встреча для вас»

Илья Глазунов: «ЖИТЬ В РОССИИ» Из цикла «Встреча для вас»

В Москве, в Доме книги на Новом Арбате, состоялось представление четырехтомного собрания сочинений "Россия распятая" знаменитого русского художника Ильи Сергеевича Глазунова (издательство "Голос-Пресс", 2008). Ранее отрывки из его воспоминаний печатались в журнале "Наш современник", "Роман-газете" и вызвали большой интерес у читателей. Толпа людей ждала кумира с нетерпением. Завезенных в магазин книг не хватило на всех. Администрация явно перестраховалась: редко случаются ныне подобные конфузы. Но ведь это Глазунов! И можно было бы предположить, что книги будут пользоваться большим спросом. По сути, весь второй этаж магазина был заполонен почитателями великого художника. Илья Сергеевич долго отвечал на вопросы, а потом целый час подписывал тома тем, кто успел их приобрести. Издание действительно заслуживает серьезного внимания, поскольку воспоминания художника — это сама история России XX-начала XXI веков.

Мне посчастливилось познакомиться с Глазуновым еще в 1978 году. Помню его квартиру и мастерскую в башенке верхнего этажа в Калашном переулке. У него всегда было много гостей. Пока Илья Сергеевич с кем-то беседовал, я пил чай в одной из комнат, где стояли шкафы с шикарными альбомами русских и зарубежных художников. С замиранием сердца листал странички книг: "Древнерусская иконопись", "Новгородская икона", "Феофан Грек", "Мастера старой живописи", "Борис Кустодиев", "Василий Суриков", "Из истории реализма русской живописи", "Репин: жизнь и творчество"… А потом мы долго говорили с художником не только о живописи, но вообще о жизни. В то время Глазунов дружил с писателем Владимиром Алексеевичем Солоухиным и много рассказывал о совместных поездках по древним монастырям серединной России. Мне было очень интересно слушать это, так как сам немало колесил по стране и писал о проблемах сохранения памятников старины. Тоже находился в дружеских отношениях с Солоухиным, бывал у него дома, на даче. Это нас сблизило. Вообще-то, круг единомышленников был весьма широкий.

Что поражало в Глазунове? Необычайная работоспособность, умение сосредотачиваться на главном, искренность, доброжелательность, глубокая порядочность. Он не раз "обжигался", но тем не менее всегда оставался самим собой. Приходилось бывать в стенах созданной им Российской академии живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой, в мастерской — особняке на задах Новинского бульвара. Несмотря на занятость, всегда находил время для общения. На Рождество встретил Илью Сергеевича в храме Воскресения Славущего, что в Брюсовом переулке. Он стоял перед иконой Божией Матери "Взыскание погибших" и истово молился. Поздравил меня с великим праздником и пригласил к себе посмотреть новую картину о трагедии раскулачивания крестьян в тридцатые годы прошлого века.

— Приходите, очень интересно узнать ваше мнение, — сказал он. — Ведь вы столько лет занимаетесь крестьянской темой…

Картина еще не закончена. Художник не торопится выставлять ее на суд зрителей. В этом суть характера Глазунова: быть правдивым и честным до конца.

В прологе к четырехтомнику он скажет: "Я не мог не написать эту книгу… Мне иногда кажется, что я прожил сто жизней, но все они, и счастливые, и кошмарно-трагические, объединены одним понятием: моя жизнь в жестоком XX веке… За 450 последних лет мир видел три главные революции, каждая из которых была разрушительнее предыдущих. Эти три революции: английская, французская и русская, — очень близки друг другу, как ступени одной и той же лестницы, ведущей к мировой революции. В начале каждой революции всегда говорилось, что она направлена против угнетателей — "королей, царей и помещиков". А в наши дни, когда власть царей и попов кончилась, а революция в новых формах и под новыми лозунгами продолжается бесконечно, для многих стало ясно, что всё это имело целью обмануть народы. Истинное предназначение революции — это разрушение во имя мирового господства избранного меньшинства…"

Глазунов очень бережно относится ко всему тому, что связано с родовыми корнями. В его воспоминаниях и квартира на Плуталовой улице в Ленинграде, куда его привезли из роддома, и угол Матвеевской и Большого проспекта, где жили позднее, и дача под Лугой, и детская школа искусств на берегу Невки — в бывшей вилле графа Витте…

"Итак, кто мои предки? Скажу откровенно: со стороны отца русские крестьяне села Новопетровского Московской губернии, у дороги, ведущей к Ростову Великому. Мой дед, Федор Павлович Глазунов, управляющий директор Петербургского филиала шоколадной фабрики Джорджа Бормана, был удостоен звания Почетного гражданина Царского Села, имел там свой дом по соседству с Чистяковым, Гумилевым и другими именитыми петербуржцами. Знаю, что его брат был иконописцем, без вести пропавшим в годы революции. Дед умер задолго до моего рождения, а бабушка — Феодосья Федоровна Глазунова, родом из небогатой купеческой семьи, — оставшись молодой вдовой, воспитывала пятерых детей… Со стороны матери — мой род древний, дворянский, и по семейному преданию восходящий к легендарной славянской королеве Любуше, жившей в VII веке и основавшей город Прагу… Вырвавшись из объятий неминуемой смерти во время Ленинградской блокады, слушая внутренний голос, будучи двенадцатилетним подростком, записал всё, что знал о своем роде…"

Интересно становление живописца как личности. В шестнадцать лет он ученик средней художественной школы при Институте имени Репина Академии художеств СССР. Однажды преподаватель живописи Мария Яковлевна Перепелкина сказала: "По академии и СХШ объявлен конкурс на лучшую работу, посвященную Иосифу Виссарионовичу Сталину. Дело ответственное и сложное. Мне не хотелось бы, чтобы вы скатывались в официальщину: каждый из вас должен подойти к решению темы индивидуально, дать свой образ товарища Сталина. Завтра я посмотрю ваши первые наброски"…

Среди выставленных эскизов особо была выделена работа Глазунова: Сталин — один в рабочем кабинете, за окном брезжит рассвет; он работал всю ночь, перед ним на столе карта. Интересная деталь: наполовину выпитый стакан чая с долькой лимона. Преподаватель похвалила Илью за композицию, световое решение, правильную тональность. В конце каждого полугодия из Москвы в институт приезжали академики — от Грабаря до Лактионова. Смотрели работы студентов, в том числе и те самые эскизы на сталинскую тему. Каково же было удивление ребят, когда спустя некоторое время они увидели в одном из журналов репродукцию очередного сталинского лауреата, напоминавшую памятный эскиз Глазунова…

"Я счастлив тем, что Бог судил мне учиться в этом здании долгих 13 лет — вначале в средней художественной школе, а с 1951 по 1957 годы — в самой академии — институте имени Ильи Репина Академии художеств СССР. Мои друзья, преподаватели и я горели любовью к искусству!"

Известно, посредственности не любят, когда кто-то из их среды начинает выделяться. Так было и с Глазуновым. Он "копал" очень глубоко, вникая в тайны истории России. А это не всем нравилось. Еще будучи учеником художественной школы, приезжал в Киево-Печерскую Лавру с желанием поступить в монастырь, но отец Тихон благословил его на мирскую жизнь православного художника. Потом были увлекательные поездки в древний Углич, Плёс, Нижний Новгород, Жигули… Сотни чудесных этюдов, набросков, рисунков!

Первая персональная выставка Глазунова состоялась в начале февраля 1957 года в Москве — в Центральном доме работников искусств. Сколько шума она наделала! В зале было развешено 80 работ — живопись и графика. Достоевский, блокада Ленинграда, портреты. Все газеты мира писали о дерзком таланте, не согласном с догмами соцреализма. В день обсуждения итогов выставки для наведения порядка была даже вызвана конная милиция. Море людей. Все хотели посмотреть на картины 26-летнего ленинградского художника.

"Я был счастлив почувствовать, что мои впервые выставленные работы, мои мысли-образы затрагивают многочисленных зрителей, которые думают так же, как и я. Я осознал в полной мере, что искусство художника может объединять, а не разъединять людей, быть понятным, а потому любимым многими, но ощутил я тогда впервые непримиримую ненависть врагов, которые не могли мне простить, что я нарушил многие идеологические табу социалистического реализма".

Далее последовали "разборки" в МГК и ЦК КПСС. Руководители Союза художников и Академии художеств СССР были возмущены: как это студенту позволили провести персональную выставку? На "ковер" вызвали мэтра соцреализма Бориса Иогансона, в мастерской которого учился Глазунов. Учитель отмежевался от своего ученика. Началась травля молодого живописца. В течение многих лет ему отказывали в приеме в Союз художников. Он был вынужден уехать из Ленинграда. Жил с женой в Москве у знакомых, снимал квартиры. Совершенно без заказов, а значит, и денег.

В те трудные годы Глазунову помог в буквальном смысле выжить известный поэт Сергей Владимирович Михалков. "Пробил" ему сначала московскую прописку, потом квартиру. Ввел в круг многочисленных знакомых. Жены иностранных дипломатов мечтали, чтобы их портреты непременно нарисовал молодой художник. Появилось немало публикаций о его творчестве на Западе. Главный редактор журнала "Огонёк" Анатолий Софронов предложил Глазунову проиллюстрировать шеститомное собрание сочинений Андрея Мельникова-Печерского. Как вспоминал заместитель главного редактора Борис Иванов: "И здесь художник снова продемонстрировал свою индивидуальность и в трактовке образов, и в стиле исполнения. Не было подобного до него. Дело не только в особом прочтении произведений. Илья Глазунов почувствовал героев, их смятенные души, посмотрел на мир их глазами, да так пристально и глубоко, что зритель и сам интуитивно ощутил тот порыв, словно его нервы на какое-то мгновение соединились с нервами Фленушки и Манефы, Самоквасова и Дуни Смолокуровой. Ощутил и оставил в памяти навсегда".

В 1963 году по приглашению ряда деятелей итальянской культуры Глазунов едет в Рим. Известный критик Паоло Риччи написал о нем книгу, и многие знаменитости — Лукино Висконти, Эннио де Кончини, Альберто Фиоретти, Джинна Лоллобриджида — искали с ним встречи. На торжественном приеме на вилле великой актрисы Илья Сергеевич знакомится с кинорежиссером Федерико Феллини, его женой Джульеттой Мазини, Моникой Витти, Микеланджело Антониони, Витторио Гассманом. В течение короткого времени он создает портреты многих "звезд". Восхищению заказчиков нет конца! Кстати, позднее ему будут позировать президент Италии Алессандро Пертини и Папа Римский Иоанн Павел II. Слава о русском художнике докатится и до Парижа. В 1968 году он приедет сюда, чтобы нарисовать портрет президента Франции Шарля де Голля. В это время здесь началась студенческая революция, строились баррикады, вдребезги разлетались витрины. "Сидя ночью в одном из знаменитых парижских кафе неподалеку от Сорбонны, я на спичечном коробке сделал эскиз будущей картины. Правда, она получилась потом гораздо больших размеров, 3 на 6 метров. Итальянский журнал "Оджи" написал о "Мистерии": "Картина, которую никогда не увидят русские!" Но все-таки увидели! Правда, только через 10 лет: когда начались перестройка и так называемая гласность! Жизнь моя сложилась так, что весь столикий мир открыл мне свое бытие, столь не похожее на наше. Я побывал во многих странах Европы, Азии, американского континента. Остались в памяти образы прекрасной Италии, изысканные королевские дворцы Франции, мистический Толедо в Испании, священный мрамор Парфенона и синий простор Эгейского моря, самурайский дух одетых в бетон ультрасовременных зданий Японии, могучая коричневая водная стихия Меконга в буддийском Лаосе, непроницаемые ночные джунгли, озаренные огнем войны, во Вьетнаме и Никарагуа, человеческий муравейник громадного Нью-Йорка, небоскребы которого осеняет статуя Свободы — символ господства Америки над миром с ее "новым мировым порядком" — глобальной демократией по-американски. Считаю нужным подчеркнуть: почти в каждой из стран Запада, где я бывал только по самым высоким приглашениям, меня уговаривали остаться, предлагая выбрать "свободу". Учитывая гонения, которым я тогда повергался в СССР, любая их этих стран могла бы стать моей второй родиной. Но я всегда знал умом и чувствовал сердцем, что такое страна пребывания, а что есть Отечество. Я могу жить только в моей России."

Скажу откровенно: мне приходилось выслушивать о Глазунове прямо противоположные мнения. Казалось бы, он весь на виду, но что-то вызывало вопросы. Четыре тома его воспоминаний (скорее всего, они будут продолжены) всколыхнули душу: сильно написано! Безусловно, это событие национального масштаба. Не обошел художник и личную трагедию: самоубийство жены Нины Александровны Виноградовой-Бенуа 24 мая 1986 года.

Вспомнилась встреча в храме Воскресения Словущего. Оказывается, вовсе не случайно художник бывает здесь: "Икона Матери Божией "Взыскание погибших", перед которой молились моя жена, напоминает моей скорбящей душе о тайне жизни и смерти, что та, которую я любил, навсегда ушла с лика Земли. Неугасимо живет во мне память ушедших навсегда лет моего счастья с Ниной, нашей общей яростной борьбы за Россию"…

Материал подготовил Александр Арцибашев