ИЛЬЯ ГЛАЗУНОВ: «РАСКУЛАЧИВАНИЕ»
ИЛЬЯ ГЛАЗУНОВ: «РАСКУЛАЧИВАНИЕ»
В Центральном Выставочном зале Манеж проходит выставка Ильи ГЛАЗУНОВА, на которой представлена новая большая работа мастера "Раскулачивание". Здесь мы приводим несколько мнений об этой картине, рассматривая её как художественно-идеологический, политический феномен.
Владимир ЛИЧУТИН:
Картина "Раскулачивание" вызывает много эмоций. Она любопытна по технике исполнения. С одной стороны, она несколько похожа на агитационный плакат, с другой — напоминает простонародный лубок. Одним из ярких представителей такой эстетики был замечательный художник Ефим Честняков. Будто всё разрушено, смещено, пропорции нарушены, но это "разрушение" создаёт вполне созидательное ощущение, словно наблюдаешь движение киноленты. Полотно недвижно, но всё живёт, колышется, страдает, переживает.
По содержанию хватает и умственного отклика, и внутреннего несогласия. Сама эта эпоха даже мне, человеку, родившемуся накануне войны, представляется смутно. Теперь объяснить это время можно, либо не принимая его, или же симпатизируя, находя какие-то здравые зёрна. Коллективизация возникла совершенно не случайно, как не случайна была революция. Присоединяюсь к тем мыслителям, философам, которые считают, что революцию семнадцатого года делали мужики. Это был сознательный выбор мужика, русского крестьянина, который сотни лет искал воли. Высший смысл жизни на земле для русского человека был — оказаться в состоянии воли. Тысячи крестьян ушли в Сибирь, многие погибли в поисках обетованной земли. Вожатым в этом бесконечном поиске Беловодья для русского мужика был Христос. И когда крестьянин пошёл в революцию, он с собой невольно привёл и Христа. Тогда уже мало ходили в церковь, потому как Церковь отошла от русского человека. Церковь посчитала, что мужик для Церкви, а не Церковь для народа. Но, отодвинувшись от Церкви, не посещая храмов и не совершая обрядов, русский мужик никогда не забывал Христа. И когда он вошёл в революцию и сделал её, и выиграл Гражданскую войну, то произошло это по Божьей воле. Тогда русский мужик победил дворянство, необразованный крестьянин, в лучшем случае имевший церковно-приходское образование, победил выучку, образование, спесь, гордыню. Чернозём победил белую кость. Значит, Бог благоволил именно тем, кто шёл с Христом, а не против Христа. Именно белые не победили, потому что утратили Христа. Ведь они не только Царя свергли, но и Бога. Преданных Церкви среди офицерства было меньшинство.
Русский мужик исполнил свой вековечный завет — получить землю. И вместе с землёй он получил волю. Другое дело, произошёл великий обман. В революциях часто выигрывают те, кто во время событий сидит на галёрке, устраивает всяческий шум, заглушает здравые голоса. Эти посторонние люди и провели русского мужика. Оставили его и без земли, и без воли. И тогда снова начался поиск воли.
Что такое коллективизация, почему она возникла? С одной стороны, это был ответ на поиск русским человеком воли. А желание воли не обходится без анархии, без бунта, без восстания. Ведь восстание или бунт — это высшее проявление человеческого поиска, торжество души, не поддавшейся давлению. Высшее, что есть в человеке, — это желание бунта. И русский человек в здравом теле, в соках ещё мог бунтовать, и желание это было бесконечно. Сотни бунтов сотрясли Россию. Потому что у мужика отняли и Христа, и волю вместе с землёй. Сошлись в клинч стяжатели, которые мыслили взять от революции себе, и нестяжатели, которые хотели жить по-человечески.
Другое дело, что новое государство, которое возникло по желанию русского крестьянина, обязано было, дабы сохранить народ, проявить свою государственную силу. В тридцатые сошлись воля государства и желание воли мужика. Самое интересное, что здесь сложно кого-то осуждать. В этих потрясениях можно сочувствовать обеим сторонам.
Можно много говорить о тридцатых годах — у меня очень сложное мнение о них. Я сейчас занимаюсь этим временем, пишу о северном крестьянине, том самом, что воевал за советскую власть, был в лагере у интервентов, и, в конечном счёте, погиб уже в советском лагере в тридцать восьмом году. Это очень сложное время, и очень сложное психическое состояние всего русского народа. Вот рушили церкви. Кто рушил церкви — те самые люди, у которых внутри был Бог, крестьяне, которые с Христом. Не случайно у Блока: "В белом венчике из роз — впереди Иисус Христос". Смысл революции заложен в этой фразе. Да, они были с Христом, но против храмов. Ещё весь девятнадцатый век шла борьба веры истинной и веры измышленной.
Сказать, что коллективизация была целиком пагубной, тоже нельзя. Русский человек — коллективист по натуре. До революции было мощное артельное движение. Но и здесь вмешался "чёрный человек", который исказил сущность коллективизации, принципы замысла. Если бы было сделано без перехлёста, в крестьянском ключе, то коллективизация, конечно, сыграла бы огромную роль в сплочении русского человека. Задумано было хорошо, исполнено плохо. И исполнился, к сожалению, замысел Бухарина и Троцкого — русского человека держать в казарме и водить на работу под ружьём.
Действительно, в состоянии полного хаоса и брожения нужны были новые формы жизни. Сейчас любят говорить, что НЭП — это благоденствие. Всё это чистые сказки. Когда крестьянам дозволили работать на земле, они стали себя обеспечивать и излишки смогли отдавать на рынок. Но никакого движения вперёд, прогресса в этом не было. НЭП — это разгул черноты человеческой, а нам его подают как вершину хозяйствования. В душе человеческой в это время возобладал негодяй. Коллективизация стала ответом — надо было этого негодяя загнать обратно "в темницу". Тяжёлыми средствами негодяй был подавлен. Да, многие пострадали. Но таков урок истории, которому не учатся.
Такое яркое полотно, как "Раскулачивание" — это душевный выплеск самого художника, его понимание тех лет. И его право так понимать. Но это не говорит, что именно в этом полотне заключена вся правда о том времени. Ту эпоху часто хотят загнать в обойму, как патрон — но истины из этого не вывести. Люди, жившие в то время и много выстрадавшие, порой вспоминают о нём с упоением, чуть ли не с восторгом, без осуждения. А кто не переживал — они именно и осудители, вот что для меня странно.
Мои предки были лишенцы, лишённые прав, видели много горя. Но я ни разу не слышал от них слов осуждения. Не из страха, совсем нет. Вот говорят, русский человек — раб. Чушь, раб не смог бы покорить такие огромные пространства. В русском человеке нет раба — он самостоятелен и живёт по своим внутренним законам воли или желания воли. И по законам поиска воли. Вот сущность русского человека. Такого нет ни у одной нации мира.
Геннадий ЖИВОТОВ:
Если смотреть на картину Ильи Глазунова как на целое, то поражаешься пространственной слаженности, организованности и затейливости мышления художника. Глазунов — он наш Веронезе и Тинторетто, в то же время он создатель колоссальных русских шкатулок в стиле Палех. Ничего подобного нельзя ни сфотографировать, ни выдумать. Это произрастает из недр художественной фантазии. Тут можно вспомнить о Борисе Кустодиеве, который полулёжа — не имея ни натуры, ни фотографий — двигался по бескрайней России, мог в своем искусстве воспроизвести потрясающе тонкие, глубинные пространственные ходы. Пожар в деревне, косьба, дерущиеся мужики — наша бесконечная и безумная русская жизнь, которая сливается в одну великую симфонию во времени и пространстве
Глазунов — фигура, стоящая над правыми и над левыми. Он художник сущности, которая при педантично-академическом взгляде может быть даже не усмотрена. Перелистывая на днях альбом Глазунова, я ещё раз прочувствовал изумительно тонкую его внутреннюю черту — жалость! Жалость как синоним сострадания и любви. Любви к Родине, что невозможно сымитировать, сыграть на публику. И только поражаешься, как, проходя через все эти толковища, суждения и мнения века сего, он может эту сокровенную свою черту развивать и усиливать.
Его обычно определяют как эдакого классика-традиционалиста. На мой взгляд, Глазунов высшей степени авангардный художник. На раннем своём этапе в силу обстоятельств и возможностей общаться с Западом, он почувствовал и прочувствовал множество веяний и влияний, вплоть до поп-арта. Он — и только он в России! — художник "прямого действия". Он апеллирует ни к коллегам, ни к Академии — он обращается к самым широким слоям общества. В этом его сила, он это рано в себе почувствовал и старается эту свою главную черту, этот свой дар умело эксплуатировать.
Его стилистика вырастает из "Крика" Мунка. На примере этой картины видно, как идет сосредоточение на больших планах-пятнах. Картина "Раскулачивание" произвела на меня впечатление просветлённости. Несмотря на жёсткость текста, здесь больше наслаждения цветом, пространством, нежели муки, обличения. Политически, внутренне Глазунов болеет душой за крестьянина-единоличника. Это соответствует его настроениям — он сам во всем единоличник! Подобно крестьянину, который работает напрямую с землёй, с природой, Глазунов работает с историей, с большим телом эпохи. Он — сказитель, эпический рассказчик, художник больших тем.
Андрей ФУРСОВ:
КоллективизациЯ — а именно её изобразил на своей очередной типовой картине-паззле Илья Глазунов — это одна из трагедий русской истории, последний акт Большой Смуты 1860-1920-х годов, и, что ещё важнее, гражданской войны. Обычно пишут о том, что режим таким образом решал зашедшую в тупик проблему товарообмена между городом и деревней, который он не смог организовать экономическими методами, о задаче ликвидации властью массового слоя частных собственников общества, построенном на отрицании частной собственности, о неприязни режима к крестьянству как отсталой и серой массе, о том, что в коллективизацию жестоко ломали деревню, часто вырывая из неё лучших работников, не желавших, задрав штаны, бегать в одном строю с деревенскими лоботрясами и пьяницами. Всё это так, но это лишь самый поверхностный уровень. Это одна правда, причём самый видимый её слой. Но есть и другая — правда не краткосрочной конъюнктуры, а долгосрочной истории, правда не отдельного слоя (класса), а социального, государственного целого. Собственно, трагедии в истории и происходят, когда сталкиваются, сшибаются стороны, у каждой из которых — своя правда. Ещё более трагично то, что историческую, целостную правду нередко персонифицируют мерзавцы — это отдельный вопрос, который здесь не место разбирать.
У коллективизации как одной из русских трагедий несколько источников и составных частей. Она была резким, почти одномоментным (5-7 лет), жестоким решением сразу нескольких проблем различной исторической длительности и различного масштаба (аграрная сфера, система в целом, страна, мировой уровень), проблем, без решения которых прекратил бы своё существование не только СССР, но русский цивилизационный комплекс.
Проблемами значительной исторической длительности были аграрная и крестьянская. Чтобы в Центральной России жить с земли, нужно иметь 4 десятины на человека. В 1913 г. было 0,4 десятины — то был финал относительного аграрного перенаселения, стартовавший ещё в начале XIX в. Выход из зашедшего в тупик мелкого землевладения один — крупное землевладение. Крупное индивидуальное землевладение — столыпинский вариант — русский мужик отверг, реформа провалилась: даже под нажимом властей только 25% крестьян вышли из общины, а к 1920 г. крестьяне силовым путём вернули в общинную собственность 99% земли. В таких условиях оставался только вариант крупного коллективного хозяйства, который в целом соответствовал традициям русского крестьянина и был реализован посредством коллективизации — при поддержке основной массы крестьян, но вопреки воле значительной (до 25%) и вовсе не худшей части самого крестьянства.
Ещё одна долгосрочная проблема — социальный контроль над крестьянством, утраченный властью после 1861 г. Тогда на место внеэкономических производственных отношений пришли экономические. Дело, однако, в том, что внеэкономические производственные отношения выполняли ещё и важнейшую внепроизводственную функцию — социального контроля, которая после 1861 г. провисла: у позднего самодержавия не было институтов, способных обеспечить эффективный социальный контроль над огромной массой крестьянства. "Положение о земских участковых начальниках" (1889 г.) не решило проблему, которая в ХХ в. начала обостряться, достигнув кульминации в начале ХХ в.
Крестьянская проблема была решена большевистским режимом путём раскрестьянивания. Но так решался крестьянский вопрос в XIX-XX вв. во всём мире. Особенность раскрестьянивания в СССР не в его жестокости — здесь все рекорды бьют англосаксы, а в его сжатых сроках (5-7 лет) и в его проведении на антикапиталистической основе, т.е. в ориентации на интересы не кучки сельских и городских богатеев, а основной массы сельского населения.
Да, у сопротивлявшихся коллективизации крестьян была своя правда — правда маленького мирка, которому плевать на большой мир национального целого, на мировые проблемы. Но именно эти проблемы в лице Гитлера и зондеркоманд достали бы русского крестьянина, не встреть он войну в качестве советского человека, трансформированного коллективизацией. В войне победил не русский крестьянин, а русский советский человек, советская — сталинская — система, создавшая государственное целое с помощью коллективизации. И здесь мы подходим к самому главному.
Коллективизация стала радикальным прорывом из интернационал-большевистской клетки, в которой Россия отбыла десятилетний срок между 7 ноября 1917 г. и 7 ноября 1927 г. (попытка троцкистского путча), к национальному государству, которое строит социализм в своих пределах, а не несёт мировую революцию вовне, расшатывая мир в интересах фининтерна. Коллективизация стала логическим следствием перехода от интернационал-большевизма к национал-большевистской стратегии, ориентированной на создание современного промышленного общества, в которое сельское население интегрировано в качестве элемента целого.
Начало коллективизации не случайно совпало по времени с разгромом бухаринской команды, высылкой Троцкого из СССР, резкой активизации британцев в продвижении Гитлера к власти и началом мирового экономического кризиса. Надежды банкиров Нью-Йорка и Лондона, о которых Троцкий говорил, что они-то и есть главные революционеры, на переустройство мира посредством мировой революции рухнули — Россия вышла из "проекта". Теперь расчёт был на мировую войну, началом подготовки к которой и стал 1929 г., войне, которая, помимо прочего, должна была стереть русский народ с лица земли. В таких условиях коллективизация должна была быть резко ускорена, причём главным образом не в экономических целях (хотя и в них тоже — в условиях мирового кризиса упали цены на промышленное оборудование, которое, ловя момент, следовало закупать), а в социальных, социосистемных, в целях сохранения и развития национального целого. Только дом, не разделившийся в самом себе и к тому же современный по конструкции, мог рассчитывать на победу в войне с англосаксонско-германскими хищниками.
Коллективизация вытаскивала страну из ловушки 1920-х годов, из комплекса проблем, возникших в XIX в., была единственным способом — очень жестоким — спасти СССР и русскую цивилизацию — по трагической диалектике истории ценой раскрестьянивания русского крестьянства, ценой нескольких миллионов жизней.
Была ли коллективизация жестокой? Без сомнения. Как и многое в России, да и не только в ней. Во-первых, все переломы в истории вообще и раскрестьянивания, в частности — штука жестокая, и, например, до жестокостей английского раскрестьянивания России ох как далеко. Но почему-то англосаксам счёт не предъявляется. Во-вторых, у массовых процессов — своя логика, и логика жестокая, и центральная власть сделала немало, чтобы эту жестокость умерить. В-третьих, чем дольше откладываются социальные/управленческие решения, чем больше копится проблем, тем больше социальное напряжение, социальная ненависть, социальный гнев, которые и рванули во время коллективизации. О социальном динамите, который вырабатывался непосредственно НЭПом, я уже не говорю.
Во время коллективизации одна часть народа экспроприировала другую, при этом, как всегда бывает в таких ситуациях, в первых рядах экспроприаторов было много биологических подонков человечества — революции так и совершаются (мораль: не надо доводить до ситуаций, когда революция оказывается единственным способом решения проблем). Результатами коллективизации, которые были уже вполне очевидны к концу 1930-х годов, пользовалось практически всё население страны, включая коллективизированных. Какой контраст с экспроприацией 1990-х годов, когда кучка социопатов экспроприировала народ в целом, реализовав на криминально-капиталистический манер троцкистский интернационал-большевистский проект превращения России в сырьевой придаток Запада, в хворост, но только не для мировой революции, а для мировой неолиберальной контрреволюции. Последняя в условиях конца ХХ в. решала иным способом те задачи, которые не решили для верхушки мирового капиталистического класса (портреты его представителей так любит писать И. Глазунов) интернационал-большевизм и национал-социализм.
Остаётся ждать от И. Глазунова картины с названием типа "Постсоветская расколлективизация" или "Герои мутного времени". Впрочем, возможных "героев" такой картины уже изобразили Босх и Брейгель-Старший.
Эксклюзивная итальянская штукатурка 6 : декоративная, венецианская.
2