ВЫ И АУДИТОРИЯ: НИКАКОЙ ЛЮБВИ, НИКАКИХ КОМПРОМИССОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЫ И АУДИТОРИЯ: НИКАКОЙ ЛЮБВИ, НИКАКИХ КОМПРОМИССОВ

Журналист – слуга общества. Но именно слуга больше других мечтает, чтобы его любил хозяин.

Я уже писал о вашем тщеславии. Миф о любви аудитории к журналисту так же стоек, как миф о Граале, но даже Спилберг оказался бы в затруднении снять что-то правдоподобное на эту тему.

Любовь вашей аудитории к вам является частью заговора против вас, вашего же тщеславия.

Вам мало, чтобы у вас брала автограф ваша подруга. Вам нужно, чтобы их брали широкие слои населения.

И ваше воспаленное сознание рисует дивные картины народной любви.

Вы идете на работу. Как только вы выходите из машины, вас окружают ваши слушатели и зрители. Часть из них берет у вас автографы, а часть передает папки со своими собственными расследованиями, посвященными злоупотреблениям властей. Они просят вас озвучить факты, чтобы жизнь вокруг стала чище.

Рядом стоит представитель президента. Он передает личную благодарность первого лица за вчерашний эфир. Кстати, президент вчера встречался с английской королевой. В результате, они слушали вашу передачу на пару. Факты о коррупции, которые вы озвучили в своем ток-шоу, наконец открыли президенту глаза на его администрацию, а королеве – на ее палату лордов, хотя о ее палате вы не говорили.

Меры уже приняты. Часть администрации просто выгнана на улицу, часть президент лично прибил собственной мухобойкой. Новая администрация будет состоять из коллег Папы Римского, правозащитников и членов экологических организаций.

Что касается палаты лордов, то все лорды отправлены подстригать английские газоны.

Не осталась незамеченной информация о личных богатствах президента – все сорок миллиардов долларов, которые принадлежали ему, но были записаны на знакомых и друзей, президент лично передал на покупку компьютеров для сельских школ.

Королева, потрясенная поступком президента, в свою очередь, подарила английским бездомным свою любимую лошадку.

К моменту вашего входа в студию во всех домах открыты окна, чтобы звук эфира царил не только в квартирах, но и свободно изливался на улицу.

Уроки в школах отменены, и дети вместе со взрослыми сидят с бумагой и ручками, чтобы записывать ваши мысли, которые завтра же будут признаны афоризмами и изданы отдельной книгой.

Во время эфира вам звонят исключительно образованные, интеллигентные люди. На ходу цитируя мыслителей древности, аудитория послушно и организованно участвует в интерактивах и голосованиях.

На экран компьютера идет поток SMS-сообщений, которые неоспоримо свидетельствуют о благотворном действии вашего эфира: слепые прозревают, калеки встают с колясок, у многих рассасываются послеоперационные швы, а портреты Кастро на Кубе начинают мироточить.

Однако эфир окончен, и вы выходите на улицу.

Тихо играет оркестр местной пожарной команды. В вальсе кружатся пары, одетые в белые платья. Миллионеры и полицейские, стоя на стульчиках, разбрасывают деньги, нажитые грабительским путем.

Перед тем как вы сядете в машину, пройдя к ней по дорожке, усыпанной цветами, вам успеют передать несколько Нобелевских премий. Их присудили вам сегодня, прямо во время эфира.

Сделать это было несложно, потому что специальная комиссия по присуждению лично вам Нобелевских премий работает ежедневно.

В машине плачет ваш водитель. Он говорит, что потрясен вашим финальным монологом о семейных ценностях, посему решил бросить свою новую красотку, с которой сошелся в пиццерии, и вернуться к растолстевшей злобной жене.

Ваша машина медленно рассекает совместную демонстрацию наркоманов и наркодилеров. Прослушав ваше мнение о здоровом образе жизни и немедленно прозрев, они идут в полицию, чтобы сдать шприцы, героин и «заложить» друг друга.

Дома вас ждет жена. Она тоже плачет и признается, что, прослушав ваш эфир о морали, она должна сказать всю правду, вернее ее показать. По ее команде из-под кроватей и шкафов выскакивают молодые красавцы, которые тоже плачут и клянутся, что больше не будут. Многие, выпрыгивая в окно, успевают на ходу передать вам свои бизнесы и недвижимость.

Вы устало ложитесь в кровать, погасив лампу. В воздухе слегка светится силуэт странного парящего мужчины с нимбом над головой. Не беспокоя ваш начинающийся сон, он перстами благословляет вас. И неудивительно – ведь завтра новый эфир во благо человечества!..

Сразу хочу сказать, что вышенаписанный талантливый текст является одновременно сценарной заявкой на голливудскую мелодраму с моими любимыми актерами Мэлом Гибсоном и Мерил Стрип. Хотя, я понимаю, что подобную заявку не возьмут – слишком уж она фантастична.

И не удивительно, ведь в любом сценарии должна быть хотя бы частица правды.

Этой правды мы сейчас и коснемся, какой бы неприятной она ни была. Возможно, прочитав эту главу, многие из вас откажутся от журналистского пути.

Думаю, что мой двадцатилетний опыт общения с аудиторией позволяет уберечь вас от опасных иллюзий, неоправданных ожиданий и применения антидепрессантов.

Известна аксиома, что все люди разбираются в политике и футболе. Это комично, потому что существуют две самые большие загадки: почему мы все живем плохо и почему наши футболисты никогда не выигрывают тот самый главный матч.

Данную аксиому я бы чуть расширил: кроме политики и футбола, все люди разбираются в журналистике. И это уже трагично, потому что касается лично вас.

Эта глава посвящена вашей аудитории.

И не важно, собираетесь ли вы работать в газете, на сайте или на телевидении. Везде вы будете работать для людей. И вы будете надеяться, что ваша работа приносит им пользу.

Правда, в этом месте пути журналистов радикально расходятся.

Одни ограничиваются только надеждой, другие же пытаются это проверить.

Суть проверки проста – ты должен услышать, что говорит аудитория по поводу того, что ты делаешь.

Когда-то, во времена СССР, подобный вопрос перед журналистами не стоял. На экране телевизора появлялся диктор, который объяснял, почему все плохое в нашей жизни является хорошим, после чего шла сводка погоды. Погода, удивительным образом, тоже обещала быть солнечной, независимо от реального показания приборов.

Я помню, как должен был пойти страшный град. Он пошел, и это была настоящая трагедия, потому что лед уничтожил огромное количество посевов и виноградников. На следующий день упитанный диктор пояснил, что колхозники, выйдя на поля, могли полюбоваться самым крупным градом за последние пятьдесят лет. Диктор пояснил, что проклятый Запад и не мечтает о таком граде, потому что погряз в проблемах. Но наши колхозники гордятся тем, что держат в руках градины по полкилограмма, и это правильно, потому что в стране, где самые большие танки и атомные бомбы, должен быть и самый большой град.

Тему подхватывал диктор прогноза погоды, который обещал, что к новому съезду партии природа подарит еще больший град.

Несчастные зрители смотрели на этот идиотизм и ругали журналистов, но те были ни при чем, потому что эти новости делали не журналисты, так как при диктатурах они не нужны – они заменяются пропагандистами. А пропагандист не нуждается в оценке своей работы аудиторией, ему достаточна оценка начальства. В обычном обществе телевизор показывает то, что происходит в жизни, а при диктатурах жизнь рождается в телевизоре. Вернее, так хочется диктаторам.

То, что я буду описывать дальше, может быть непонятно молодым читателям. Они уже не понимают, что такое журналистика без обратной связи, они не верят, что может быть иначе, ведь это так естественно.

Моя дочь, в те редкие минуты, когда я ее вижу, все время сидит в наушниках, слушая какую-нибудь радиостанцию. Параллельно она закачивает в телефон любимую мелодию, участвует в SMS-голосовании и звонком голосует за то, какая именно песня должна сейчас прозвучать. Естественно, все ее электронные утехи оплачиваю я.

Поэтому, когда ее увозит ее жуткий мотоциклист, я иногда даже рад, потому что когда мотоцикл мчится по городу, то эсэмэску не отправишь.

Именно на примере дочери и ее отношении к многочисленным диджеям я вижу, как изменчива народная любовь.

Вчерашний «пупсик», постеры которого увешивали ее комнату и татуировки которого она пыталась нарисовать себе на плече школьным фломастером, внезапно сегодня сказал в эфире что-то не то.

И немедленно любовь и слезы моей дочери сменяются приступом ненависти.

Все постеры летят в мусор.

Но завтра на стене висят уже другие постеры, и новый «пупсик» что-то бормочет дочери в наушник.

Для меня нет загадки в том, что происходит с дочерью, но наша задача не констатировать результат, а разобрать процесс.

Вот почему, как мне кажется, взгляд на двадцать лет назад может помочь молодым журналистам понять, что такое аудитория и как правильно себя с ней вести.

Когда открылось «Эхо Москвы», это было подобно разорвавшейся бомбе. И понятно почему – в стране появилась радиостанция, в эфире которой впервые сидели обычные люди, которые каждую минуту принимали звонки. Это было так же революционно, как, собственно, революционной была эпоха Михаила Горбачева, во времена которого и появилась радиостанция.

Запад заучивал слово «перестройка», а москвичи зубрили номер телефона, по которому можно было позвонить в любое время дня и ночи. Этот номер действительно стоило запомнить, потому что, если дозвонишься, с тобой не только поговорят, но, что важнее, ты сможешь высказать свое мнение, причем в прямом эфире.

Для своего времени это была сенсация.

Я понимаю, что сейчас подобное может вызвать лишь недоуменную улыбку, ведь свобода слова и свобода мнений – это так естественно!..

Конечно, свобода естественна, если она есть.

Я напомню, что чистая питьевая вода – это еще более естественно, но в некоторых африканских странах ее нет, и мировое сообщество выделяет миллиарды, чтобы с помощью очень сложной техники она полилась из трубы.

Нужно помнить – чаще всего то, что теперь кажется естественным, стало таковым в результате тяжелой борьбы, а иногда и многочисленных жертв.

Кстати, вот почему я бесконечно и навсегда благодарен Михаилу Горбачеву.

Многие говорят, что он изменил мир. Это правда, потому что, во многом благодаря именно ему, в России появилась свобода – главное условие прогресса любой страны.

Я знаю Горбачева лично и горжусь тем, что могу написать эти строки.

Удивительный парадокс в том, что Горбачев, по сути, сам ничего не менял. Он просто не смог или не захотел стать на пути изменений. Подобное можно оценить как слабость, но можно – как мудрость. Только мудрый политик, чувствующий естественные изменения в обществе, сдерживает собственное желание «порулить» и «улучшить», тем самым способствуя прогрессу.

Сейчас модно ругать Горбачева, но те, кто ругает, забывают, что теперь они свободно могут кого-то ругать.

А ведь раньше не могли, но уже об этом забыли.

К хорошему быстро привыкаешь.

Поразительно то, что Горбачева ругают политики, которые прекрасно понимают, что если бы не было его – не было бы их. Но они это делают по расчету. И я могу их огорчить – их проклятия забудутся. Время безжалостно, оно спрессовывает события и имена.

Вспомните историю, разве много событий и имен дошло до наших дней? Причем чем дальше в глубину веков, тем меньше. Но те имена, которые сохранила история, она сохранила потому, что они стали частью эпоса. А стать частью эпоса можно только тогда, когда ты масштабен.

Люди, которых запомнила история, были либо великими созидателями, либо великими разрушителями.

Мне жаль, что навсегда запомнится имя Гитлера. Я бы хотел, чтобы его имя было стерто без следа. Но история заставляет помнить его, и возможно, она права. Это предостережение потомкам.

Но имя Нефертити живет, потому что это символ самой романтичной любви и красоты в истории человечества. И даже если все, что пишут о египетской царице, было совсем не так, если она была вздорной, сильно красилась и била слуг – именно это история забыла, а вынесла потомкам только ее прекрасный лик в краске и золоте. И это правильно.

Так что, если вы захотите навсегда вписать себя в историю, то запомните: для этого вы должны стать либо великим строителем, как Хеопс, либо великим злодеем, как Каин.

Единственное, кого история упорно не хочет помнить, так это запретителей, потому что их действия противоречат ее течению.

Вот почему все те, кто ругает Горбачева, очень скоро забудутся, а его имя будут помнить очень долго. Потому что на половине земного шара, которую занимала опасная и вооруженная страна, он включил демократию. И мир стал безопасней.

А история считает, что сделать половину земного шара безопасней – это ничем не хуже, чем построить Великую пирамиду.

Но вернемся к нашей теме изучения закономерностей поведения аудитории.

Когда открыли «Эхо», оно располагалось в одной крохотной комнатке с пишущими машинками и четырьмя стульями. Комната находилась в конце очень длинного коридора. Возле двери редакции, в коридоре, стоял огромный мрачный сейф. На нем, когда в комнатке не хватало места, можно было править материал. В самой редакции громко стучали три пишущие машинки и кричали по телефону.

С первого же дня журналисты «Эха» стали чувствовать, что такое народная любовь. Сотни людей выяснили наш адрес, и длинный коридор стал наполняться людьми.

Сначала люди приходили просто так – посмотреть на нас и убедиться, что мы действительно существуем. Зайти в редакцию и сказать нам приятное – это стало ритуалом, некой модой среди московской интеллигенции. Нам это очень нравилось, потому что нас кормили. Большой мусорный ящик был заполнен пустыми коробками от тортов. Их приносили, вручали нам и говорили, что принесли торт, потому что мы для них большой праздник. Мы сходили с ума, потому что есть целый день торты невозможно, а они ничего другого не приносили. А самим просить, чтобы нам приносили, например, бутерброды, нам казалось неудобно. Мы просили оставлять торты в коридоре, дарили их близким и неумолимо толстели.

На двух редакционных столах были разбросаны последние дары: огромный мохнатый игрушечный заяц для наших детей, толстая стопка рукописных листов с описанием того, как улучшить мир, и невероятных размеров модель самолета. Человек, который принес модель, с трудом затащил ее в комнату, пожелал нам лететь далеко и быстро и, так же как пожелал, сам быстро улетел в темноту коридора.

А однажды из этой темноты появился толстый священник с кадилом. Оказалось, что он представляет Катакомбную церковь и хочет нас освятить. Он втиснулся в комнату и динамично махнул кадилом, от чего на пол посыпались пленки и тексты, а помещение наполнилось сладким дымом. Взмахнув еще пару раз и довершив разрушение редакции, он гордо удалился. Наверное, в свои катакомбы.

После подобных визитов одиночек, когда окончательно выяснилось, что мы не марсиане, наступил второй этап – десятки людей уже ежедневно оставались в коридоре на целый день. Они приносили с собой еду, угощали друг друга и нас, а к вечеру расходились, назначив встречу на завтра. Это было прообразом современных социальных сетей, хотя тогда об Интернете никто и слыхивал. Все эти люди не просто толкались в коридоре, а иногда приносили нам какие-то новости или слухи, которые оказывались важными для нашего эфира.

Потом в коридоре появились иногородние. Они располагались поодаль, потому что, ближе к двери, все было занято постоянными коридорными сидельцами. Приезжие ели на корточках, потом доставали смятые от дальней дороги листы и бережно передавали их нам. Это были бесконечные жалобы на несправедливость, на беспредел и нарушения. Приезжие объясняли, что правду у них в регионе нельзя найти, что они собрали последние деньги на билет и приехали, потому что существует слух, что мы честные.

Оставив бумаги на столе, приезжие торопились на вечерний поезд, а мы складывали эти жалобы в стопку, чтобы потом отдать их какому-нибудь депутату, если он захочет это взять.

Я рад, что мы многим помогли.

Прошло еще совсем немного времени, но в коридоре наметились явные изменения.

Нам так же носили подарки, но в основном это было то, что уже не нужно было дома.

Привычные торты были полусъеденными, а детские куклы старыми. Кстати, модель самолета тоже оказалось старой, она развалилась сама, осыпав всех облупившейся краской.

В то время был дефицит всего, в том числе батареек для радиоприемников. Однажды мы обратились в эфире к слушателям, чтобы они помогли тем, кто не может их достать в магазине, и принесли ненужные батарейки, которые мы раздарим тем, у кого радио замолчало. Внизу у охранника мы поставили огромный бумажный мешок.

Через три дня он был полон. Но три четверти батареек были старыми.

Это был нехороший симптом.

Изменения в коридоре продолжались. К нам в комнату заходили все меньше. Люди встречались в коридоре, обсуждали новости, уходили и приходили, но мы им собственно теперь были уже не нужны.

Мы понимали, что новизна нашего появления пропала и теперь в коридоре собираются больше по привычке. Просто хорошее место для встречи в центре города.

Понятно, что развязка должна была наступить, и она наступила.

Однажды на пороге комнаты появился интеллигентный мужчина, один из лидеров этой компании. Появится ему было несложно – он сделал только три шага от группы людей в коридоре до нашей двери.

Переступив порог, он сразу обратился к нам с раздраженной речью.

Интеллигентный мужчина сказал, что «наш клуб» – оказывается, они себя так назвали – нами очень недоволен.

Мы совсем отбились от рук. Мы не так подаем материалы, наши новости выстроены неправильно, а тематические передачи сделаны не по тем темам.

В ответ мы объяснили, что считаем правильным то, что делаем, и попросили нам не мешать.

Услышав наш ответ, представитель «клуба» был потрясен. Он спросил, не ослышался ли он?

Он напомнил, что их клуб ежедневно слушает наш эфир. Они знают все наши передачи, наши имена и биографии. Они – люди с прекрасным образованием, среди них много специалистов, а мы никогда не учитываем их мнение, как нужно правильно делать передачу.

Мы терпеливо объяснили, что мнений может быть много, но передачу делают не они, а мы; поэтому передачи будем делать так, как считаем нужным, потому что журналисты мы, а не они.

Интеллигентного мужчину затрясло. Он назвал нас предателями своей аудитории и демократии и прямо спросил – понимаем ли мы, что существуем для них, для аудитории.

Мы ответили, что существуем для аудитории, но аудитория потому и аудитория, что слушает нас, а не пытается учить, как делать передачи.

Лицо члена «клуба» исказила горькая усмешка.

Он сказал, что ему все понятно. «Клуб», оказывается, давно считал нас непрофессионалами – простейший анализ наших программ показывает, что их можно сделать гораздо лучше. Более того, любой из членов клуба их бы сделал, но у них на это нет времени – у них дети и семьи, поэтому они хотели помочь как минимум советами. Но мы оказались обычными трамвайными хамами, поэтому «их клуб» покидает наш коридор. И еще вопрос, как сложится наша судьба!..

Коридор опустел, но «наш клуб» еще долго напоминал нам о своем существовании гадкими телефонными звонками.

Я рассказал вам все это не для того, чтобы осуждать этих людей.

Анализ данной истории необходим, потому что аудитория – это сложная общность, и нужно знать, как с ней себя вести.

Итак, вы появились в эфире. Как и любое свежее лицо, вы привлекаете к себе новую волну внимания. Она просто падает на вас, потому что, как я ранее писал, аудитория все время хочет что-то новое.

И это естественно. Если главный редактор не заботится о том, чтобы в эфире были изменения, если все журналисты долгое время сидят на одних и тех же программах, начинается естественная усталость аудитории. Даже если вы семи пядей во лбу, количество пядей будет неуклонно уменьшаться, потому что вы не дарите аудитории ничего нового.

Мне приходится часто давать интервью на других радиостанциях, и обязательно попадается звонок, где слушатель радостно сообщает мне, что наконец-то в эфире этой радиостанции появился настоящий журналист – то есть я. Более того, слушатель начинает жаловаться на местных журналистов, заявляя, что они скучные и глупые.

Я сразу обрываю подобные звонки и резко заявляю, что не допущу, чтобы аудитория превозносила заезжего журналиста, унижая местных. Но после таких эфиров я стараюсь переговорить с местным руководством, чтобы выяснить, как устроена сетка эфира и не пора ли произвести в ней изменения.

В ответ я часто слышу, что на этой радиостанции все в порядке – сетка устойчива, все на местах. В эфире все стабильно, причем уже года два.

Тогда я пытаюсь объяснить, что стабильность в эфире – это начало стагнации. Если слушатель день за днем в одно и то же время встречает одного и того же ведущего, если ведущий работает долго и слушатели уже три года знают наизусть все его фразы, то любой новый человек покажется гением. Нельзя три года вести одну и ту же программу в эпоху Интернета и видеоклипов. И вина за подобное полностью лежит на руководстве, которое не понимает психологию восприятия.

Слушатель не виноват – он просто естествен.

Я привожу в пример «Эхо», где изменения в сетке и проба себя в новых программах давно стали правилом. Я напоминаю, что многие знаменитые компании, такие как Би-Би-Си, обязательно ротируют своих сотрудников, чтобы они не застаивались, да и не было привыкания аудитории.

Кстати, если вы заметили, что слишком долго ведете какую-то программу и ощущаете от нее усталость – знайте, ее конец близок. Постарайтесь мягко убедить руководство поставить вас на другую программу или добейтесь ее кардинального изменения по структуре. Деликатно объясните, что за пять лет, которые вы неизменно ведете эту программу, вы от нее устали. Что, в конце концов, вы просто стали старше на пять лет и хотели бы говорить с аудиторией другим языком и на другом материале.

Если вам пойдут навстречу – вам повезло. Если категорически отказывают, ссылаясь на вашу гениальность именно в этой программе, вежливо поблагодарите и начинайте негласно искать другое место работы, потому что когда руководство наконец взглянет на ваши рейтинги и увидит, что они стремятся к нулю, то в этом обвинит именно вас.

Глупое руководство никогда не признает своей вины и не чувствует своей ответственности.

Однако продолжим.

Итак, вы в эфире, ваше руководство адекватно, вы меняете программы, не надоедая самому себе и аудитории, и поэтому надеетесь быть вечным общим любимчиком эфира.

Не надейтесь.

Даже в этом случае все ваши приемы, словечки, шутки и обороты, которыми так восхищались в первый день, в тысяча первый будут работать против вас. Вы не будете успевать сказать слово, как аудитория будет скандировать это слово вместо вас.

Но и это не все.

Знайте – вас давно приватизировали без вашего желания.

Кроме того, что аудитория уверена, что вы работаете лично для нее, а поэтому должны безропотно выслушивать все ее указания, она полагает, что вы работаете на их деньги.

Нам непрерывно звонят и обижаются, почему мы позволяем себе то или это – ведь мы работаем на их налоги. Мы терпеливо объясняем, что мы частная радиостанция и работаем на деньги от рекламы. «Этого не может быть, это безобразие!» – выкрикивает аудитория и обижается еще больше, потому что рухнула последняя причина для нашего послушания.

Каждый из слушателей или зрителей в чем-то специалист, а вы дилетант, поэтому всех никак не может устроить то, что вы говорите.

Они считают, что нужно было задать другой вопрос – более точный. Да и тема передачи сформулирована плохо – можно было лучше. Нужно было пригласить другого гостя – этот неинтересен.

Если вы молчите, а говорит в основном гость, то вы плохой, потому что не возражаете ему. Если вы возражаете и задаете уточняющие вопросы, то вы плохой, потому что мешаете ему говорить – ведь аудитория хочет слушать его, а не вас.

Вообще, аудитория лучше вас провела бы все ваши программы, но пробки на дорогах, жены и пиво по вечерам не дают осуществить эту логичную замену.

Я сижу в эфире, а на экране компьютера текут сообщения, где меня ругают, критикуют и оскорбляют. Сообщения начинаются еще до начала эфира, а заканчиваются через полчаса после его окончания, и проклятия в мой адрес читает уже следующий ведущий. А когда я только сажусь в эфир, то читаю оскорбления и замечания в адрес предыдущего несчастного коллеги.

Неадекватность аудитории доходит до абсурда.

Однажды, во время эфира на Америку для одной русскоязычной радиостанции, меня оскорбил радиослушатель. Мое правило – не отслушивать звонки и работать без эфирного редактора, поэтому я просто предупредил его, чтобы он больше этого не делал. Но возмущение радиослушателя моим существованием было столь велико, что в следующий раз он позвонил снова и вновь оскорбил меня. Так продолжалось несколько раз. Этот слушатель упивался своей безнаказанностью, потому что он был в Нью-Йорке, а я в Москве и ему казалось, что я ничего не могу с ним сделать. Конечно, сразу после его звонка звонили другие слушатели и извинялись за него. Но это отнимало кучу времени, которое я мог потратить на обсуждение более полезных вещей. Эфир тратился впустую.

Однако я придумал, как ему отомстить.

На экране моего компьютера был определитель номера. Когда в следующий раз он позвонил и вновь оскорбил меня, я сказал, что не буду заниматься его воспитанием, а сделаю так, чтобы его воспитали другие. После чего я объявил его телефон и попросил, чтобы другие радиослушатели позвонили не мне, а ему и объяснили, что так вести себя нехорошо.

Слушатели, я так думаю, действительно ему позвонили, потому что его звонки немедленно прекратились.

Но я рано праздновал победу.

Вечером того же дня мне позвонил директор радиостанции и сообщил, что у него неприятности. Этот слушатель позвонил ему и сообщил, что будет подавать на радиостанцию в суд.

Я был потрясен! Негодяй, оскорблявший меня много раз в прямом эфире, собирается подавать в суд?! При том, что существуют записи программ с его голосом, а установить, что гадости говорил именно он, не представляет труда?

Именно так, подтвердил директор, но он собирается подать в суд совсем по другому поводу. Дело в том, что я разгласил в эфире его телефон, а это считается нарушением закона. Это его личная информация, добытая и оглашенная без его согласия. Он пенсионер – ему нечего делать, поэтому он легко потратит время, чтобы содрать с радиостанции пару тысяч долларов.

Я спросил, а как же быть с оскорблениями? Директор ответил, что согласно закону эфир – это общественная площадка, на которой каждый может говорить, что хочет. Запрещать говорить человеку, что он хочет, это нарушение демократии и свободы. Более того, ведь именно я предложил людям звонить в прямой эфир. А от предварительного отслушивания звонков я же и отказался.

Я спросил, что же мы можем сделать. Директор пояснил, что уже позвонил пенсионеру и предупредил, что мы выйдем со встречным иском, потому что этот человек нарушил другой закон – он произносил бранные слова в эфире, что оскорбило других радиослушателей, которым это нанесло моральный ущерб. И они готовы обратиться со встречным иском к пенсионеру.

Пенсионер испугался и затих, но мы стали размышлять, как уберечься от подобных случаев. И мы придумали.

Была разработана легкая компьютерная программа, которая позволяла помечать сомнительных радиослушателей. При первом звонке подобного пенсионера определяется его номер, вы нажимаете кнопку, и в следующий раз его номер телефона светится красным цветом. И далее вы уже сами решаете – брать его звонок или нет. Эта система все поставила на свои места, потому что я стал легко ориентироваться в потоке звонков, причем не только в свой адрес. Если человек помечен красным – значит он где-то с другим ведущим, совсем в другой передаче повел себя неэтично, о чем меня предупреждают. Если пенсионер осознал, что был неправ, то красный цвет можно снять нажатием другой кнопки.

Более того, в дальнейшем мы усовершенствовали эту программу. Дело в том, что у нас появилась новая проблема – оскорбления ведущих через SMS. На экране компьютера, параллельно с ответами на викторины, общие комментарии и вопросы к гостям, шел непрерывный поток оскорблений. Это неудивительно, потому что в Москве живут 12 миллионов человек, а «Эхо Москвы» одновременно слушают до миллиона. Даже если доля желающих оскорбить ведущего составляет доли процента, то этого числа достаточно, чтобы испортить ему рабочий день. Нужно было придумать систему, чтобы ведущий работал спокойно.

Помог технический прогресс. Новая опция компьютерной программы позволяет ведущему, увидев оскорбление, один раз нажать на кнопку и больше не видеть этого человека никогда: программа вносит его в черный список, и при следующем SMS его сообщение вообще не высвечивается на экране, попадая в специальный раздел, помеченный мерцающим кладбищенским крестом. Клиентов на это «кладбище» программа определяет по номеру мобильного телефона либо по IP-адресу компьютера.

Перед написанием этой главы я заглядывал на это кладбище. Там покоится около пятисот негодяев. Они пишут свои гадости, тратят деньги на эсэмэски, но не знают, что их никто не читает.

И это прекрасно. Пусть покоятся с миром!..

Правда, некоторые из них не желают покоиться. Они покупают дополнительный телефон, в котором отключают определитель номера, и, таким образом, появляются на экране. Но в каждом деле есть свои маньяки, и тут ничего поделать нельзя.

Некоторые из читателей могут удивиться, почему я посвящаю столько книжного пространства описанию этих случаев.

Ответ прост: потому что это правда, потому что мои коллеги бились в истерике после некоторых эфиров. Потому что тебя могут оскорбить по национальному или религиозному признаку. Потому что, как в хорошем триллере, когда ты неопытен, ты начинаешь вести эфир, но думаешь не о госте, а о том, где твой истязатель и когда именно он начнет очередную серию издевательств над тобой.

Да, ты сидишь в красивом офисе, внизу три охранника, которые никого не пускают в здание, справа от тебя чашка ароматного кофе, а напротив гость, которого ты месяц умолял прийти на эфир. Но перед тобой телефон и экран компьютера, которые, минуя все охраны, пускают абсолютно всех лично к тебе. И это было твое решение.

По поводу этого решения у нас идет много споров. Иногда мы спрашиваем себя: а не пора ли посадить редактора, который будет отслушивать звонки? И наша жизнь станет спокойной и приятной.

Не станет. Холодный анализ показывает, что минусов в таком решении больше, чем плюсов.

Редактор на телефоне – это своеобразный цензор твоего эфира. Через неделю после начала своей работы он будет отбирать слушателей по своим личным принципам, которые, безусловно, не будут совпадать с вашими. Иногда вы вообще не захотите принимать звонки, но тогда логичен вопрос: а за что он в это время получает зарплату?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.