ПРОВОКАТОРЫ В ЭФИРЕ, ИЛИ УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВЫХ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРОВОКАТОРЫ В ЭФИРЕ, ИЛИ УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВЫХ

Я вам желаю, чтобы в вашей работе этого не произошло.

Но такое обязательно будет.

Иногда окружающие ведут себя странно.

Часто это происходит в эфире.

Почему и как возникают такие ситуации и как выйти из них.

Как говорят психологи в голливудских комедиях: «Давайте поговорим об этом».

Особенно в учебнике.

Начну с примера, только этот пример из моего детства.

Когда я был школьником, на соседней улице жил парень Володя, который очень любил выпить водки. Пил этот Володя дома, а потом выходил на улицу прогуляться. Выглядело это так: вначале из калитки появлялся его живот, потом все тело, а уж потом голова и башмаки.

Я понимаю, что вы испытаете трудность, если решите визуализировать это появление. Вам будет непонятно, почему его тело выгнуто подобным странным образом.

Поясняю.

Володя был пьющий интеллигент, во всяком случае, он себя так называл. Интеллигенты тоже пьют, но, как он полагал, заботятся о том, чтобы при этом хорошо выглядеть.

Однажды, во время дождя, он сидел под уличным фонарем и крепко спал пьяным сном, не забывая трепетно сжимать в руке книгу Джеральда Даррелла «Моя семья и другие звери» (My Family And Other Animals). Вся улица потом его жалела: «Он такой начитанный, жаль, что пьет!» Не жалел его только я – это была моя книга, и он нес мне ее отдать. От дождя ее обложка скрутилась, и лицо Даррелла на обложке как будто было залито слезами. Хотя, если бы я рассказал Дарреллу, что между двумя стаканами водки им зачитывается русский алкоголик, я не думаю, что он был бы против. В конце концов, на книжке было большими буквами написано: «Для широкого круга читателей». И пусть кто-то мне скажет, что русские алкоголики не входят в этот широкий круг.

Так вот, у этого Володи было свое понимание общественного приличия во время запоя. Он мог горланить песню, мог бегать полураздетый, но было для него одно понятие, которое он не мог нарушить.

Это равновесие.

Да, простое физическое равновесие.

Пройти в трусах, распевая при этом песню, – это было можно.

Но при этом упасть – никогда!

Это правило для Володи было так же священно, как для городских интеллигентов пить воду из стакана, оттопырив мизинец.

Володя пил столько, что вестибулярный аппарат отказывался держать его строго вертикально и, чтобы не уронить тело, требовал более тонкой настройки организма.

Эта настройка оказалась возможна благодаря одному природному дару – невероятной гибкости Володиного тела.

Он выпивал первые полстакана, и его организм слегка прогибался назад. Вторые полстакана изгибали его еще больше.

Когда бутылка окончательно пустела, то все выглядело следующим образом: по улице шел человек, который, как казалось, играет в детскую игру, в которой нужно, изогнувшись назад, пройти под низким канатом.

Только каната рядом не было.

В таком невероятном изогнутом виде, животом вперед, он и шествовал. Иногда его голова была всего в метре от земли. Как при этом не ломался пополам его позвоночник, было непонятно. Возможно, у водки есть особое свойство размягчать не только мозги, но и спину.

Так вот, когда тело Володи превращалось в ходячий бублик, на близлежащих улицах понимали – пора запирать двери.

Возможно, в эти моменты кровь усиленно приливала к голове алкоголика, а может, отливала, но он совершал странные поступки.

Он переносил вещи с места на место.

Например, уносил дрова. Не воровал, а именно уносил, например, в соседний двор – это была его любимая шутка.

Он вообще был незлобным человеком – пьющий интеллигент все-таки, но шутил неприятно. Представьте, на улице 30 градусов мороза – это было еще до глобального потепления, – вы возвращаетесь домой, а дров нет, они у соседа.

Летом он тайно выкапывал у кого-то в саду картошку, клал ее в мешок и нес в другой двор. Соседи это ценили, потому что, согласитесь, копать картошку – это не всегда развлечение. А так ты пришел домой, а картошка уже собрана – нужно только забрать ее за забором.

Иногда, правда, возникала паника. Мешок находили не в соседнем дворе, а через две улицы.

А однажды произошла совсем ужасная вещь. Когда мешок нашли, хозяин соседнего двора сказал, что эта картошка его. И доказать ничего не удалось. Настоящий хозяин картошки указывал, что это именно его пластиковый мешок, на котором была надпись «Made in USSR». Но вредный сосед зашел домой и вынес двадцать таких мешков: дело в том, что все воровали эти мешки с одного и того же завода, который что-то экспортировал за границу.

Тогда-то Володю в первый раз сильно побили.

Следующий раз его побили, когда он тащил от одного соседа к другому старый холодильник, который стоял в саду. Люди оказались черствыми: холодильник – это не картошка и пользы от его перемещения не было.

И вот, когда его били за холодильник, он сказал историческую фразу, ради которой я вспомнил его в этой книге.

Убегая по улице, изогнувшись бубликом, он кричал: «Не трогайте меня, я шебутной».

Да, Володя был истинным пьющим интеллигентом. Только интеллигент может столь точно описать свои действия, которые заключаются в том, чтобы нагадить, но без злобы и без последствий.

Бедный Володя, он замерз зимой, перенося из одного двора в другой огромную свинью. Когда их нашли, они лежали в снегу в обнимку. Свинья слабо хрюкала – она была толстая, и ее удалось откачать.

А Володя умер. Он был в одной рубашке и домашних тапках.

Он выбежал на минутку просто перенести свинью.

С того времени я не люблю слово «шебутной».

Это очень точное, старинное слово с гадкой сутью.

Шебутной, это когда ты делаешь гадость с веселым видом.

Актер и писатель Евгений Гришковец приводит показательный пример подобной демонстративной безнаказанности.

В одном из городов он играл моноспектакль. Для провинциального города приезд звезды всегда событие, поэтому неудивительно, что в зале появился фотограф.

Удивительным было его поведение.

Вооружившись большой фотокамерой, он уселся в первый ряд и стал во время спектакля щелкать кадры. Естественно, он ловил динамические моменты, когда Гришковец взмахнет рукой, повернется или сделает шаг. Однако у него была профессиональная камера, и каждый снимок сопровождался мощной вспышкой и потрескиванием затвора. Более того, иногда фотограф включал режим спортивной серии снимков. Тогда все это сияло и жужжало не разово, а серийно.

Следует учесть, что Гришковец обычно выступает не на стадионе, а в соразмерных залах, где актер на сцене не теряется, а зритель в состоянии рассмотреть его персону без мощного телескопа.

Далее Гришковец описывает следующее: он прервал спектакль, подошел к фотографу и попросил его прекратить съемку, потому что в зале семьсот человек, которым он мешает.

Фотограф сидел, положив ногу на ногу, и в ответ буркнул что-то типа: «Иди, делай свое дело».

Потом, вдоволь наснимав артиста, фотограф, видимо, ощутил, что переутомился. Для восстановления сил он решил вздремнуть прямо на своем месте в первом ряду, поэтому дальнейшие тексты Гришковца сопровождались сопением и похрапываниями.

Евгений вновь прервал спектакль и предложил фотографу уйти, пообещав вернуть деньги за билет. Однако тот отказался.

Так он и просидел весь спектакль, портя артисту настроение.

Конечно, Гришковец мог сам вышвырнуть его из зала. Или мог позвать администрацию, чтобы это сделали они.

Но разве фотограф не ждал именно такого поворота?

Разве человек, который так вызывающе себя ведет, не делает это намеренно?

Какая сладкая перспектива: артист уже уехал, а местные газеты полны заголовков типа «Наглая звезда расправилась с беззащитным фотографом, только что забравшим двух малюток из роддома, засунув ему в глотку его собственный фотоаппарат!!».

И «беззащитный» в многочисленных телеинтервью описывает леденящую душу череду оскорблений и надругательств звезды над его фотографической персоной. Малютки, которые странным образом оказались двумя взрослыми девицами – медсестрами из роддома, нервно поправляя разрезы и перебивая друг друга, рассказывают, что фотограф их друг; и как только он их забрал из роддома на спектакль – тут-то все и началось!

Два нервных адвоката с кожаными портфелями – поясняют, что уже готовится иск в международный суд по правам человека.

Потом все это продается желтой столичной прессе, которая описывает позорное поведение «столичных», которые «отрываются» в провинции.

Безусловно, читатели знают десятки подобных примеров и понимают, что тут «ничего личного – просто бизнес». И не нужно на мотоциклах гонятся за принцессой Дианой в Париже. Можно все обтяпать и в своем маленьком городке. Таких людей, как этот фотограф, устраивает любой исход: если их вышвырнут, если подадут в суд, даже если сильно побьют в кулисах.

Тут синяки значимей любой медали.

Этого фотографа не устроило бы только одно: если бы зрители встали и сами выволокли бы его из зала. То есть волоча его по полу и разбивая ногами его фотокамеру, зрители как бы намекали: парень, а туда ли ты пришел? А случайно зацепив его голову об угол, они как бы интересовались: а стоило ли нам портить культурный вечер после тяжелого трудового дня?

И в финале этой процедуры, аккуратно укладывая его тело в придорожную канаву, аудитория как бы заключала: не смей касаться своими грязными руками тонкой души артиста.

Вы такое можете себе представить?

Я – нет.

И правильно, потому что те же тончайшие интеллигенты, которые сидят на спектаклях у Гришковца и бросают на него восхищенные взгляды, готовы были бы с не меньшим интересом наблюдать драку Гришковца с фотографом в зале. А наутро побежать и купить местную газету, чтобы почитать подробности и сравнить со своими живыми ощущениями.

Что важно отметить в этой истории?

Как пришедшему фотографу, так и зрителям в зале сам Гришковец в этой ситуации был малоинтересен. Каждый из участников имел свою задачу: фотограф отснять артиста и желательно нарваться на скандал, а зрители развлечься. Причем развлечься можно чем угодно.

И только Евгений Гришковец хотел сыграть свой спектакль.

Важно понять, что и вы часто можете оказаться в ситуации, когда внешне все вокруг вас очень похоже на обычный эфир. Но, по сути, эфиром не является. И его участники – новые «шебутные» имеют цель с вашей помощью решить совсем другие задачи – задачу собственного пиара. При этом им на вас наплевать.

Сегодня совсем не обязательно, как Володе из моего детства, выкапывать картошку в соседнем огороде, чтобы прослыть шебутным.

Можно быть шебутным громко, на всю страну.

Когда-то, в девяностых, и это уже стало классикой жанра, политик Владимир Жириновский, известный своими радикальными заявлениями и эксцентричными выходками, во время ток-шоу плеснул апельсиновым соком в лицо другому политику Борису Немцову. Жириновскому было плевать на ведущего программы, он просто использовал его эфир для своего пиара.

После этого со стороны телевидения сообщества не последовало никаких выводов и заявлений. Телевидение хотело лишь одного – повышение рейтинга.

Тогда Жириновский понял, что набрел на золотую жилу, и устроил несколько экспериментальных драк в парламенте, таская за волосы женщин-депутатов, естественно, зная, что это снимает телевидение. Потом он еще несколько раз дрался с оппонентами в прямых эфирах и во время предвыборных баталий.

И снова не последовало никакой реакции.

Более того, партия Жириновского все года занимает третью строчку популярности и уверенно проходит в парламент.

Я не собираюсь анализировать странный выбор российского избирателя. Понятно, что Жириновский – «шебутной». Для него картошка – избиратели. Избиратели это знают, но вновь и вновь за него голосуют, потому что он безобиден, но веселит.

Любовь к подобным эксцентрикам существует не только в России.

Чего стоило, например, присутствие в итальянском парламенте в качестве депутата порнозвезды Чичолины. Любой читатель из любой страны обязательно найдет подобное чудо на своем политическом ландшафте.

Апельсиновый поступок Жириновского и то, что он за это не был наказан, открыл двери самым худшим проявлениям в эфире. Политики поняли – общество воспринимает их хулиганство как милую составляющую политического процесса. Да и где еще увидишь, как оппоненту плещут соком в лицо – в магазине он недешев. Что касается СМИ, то они быстро сделали свой вывод: драка на улице – это преступление.

Такая же драка в студии – это акт высокохудожественного творчества.

Что касается зрителей, то они решили так: если подобное показывают по телевизору, то значит так можно, а если бы было нельзя, то не показывали.

Таким образом, порочный круг замкнулся.

Как и в случае с фотографом на спектакле, драка нужна всем и нужна даже больше, чем сам спектакль.

Подобные выводы печальны, но так устроена психология аудитории.

Еще более снисходительное отношение к выходкам различных поп-звезд. Считается, что эти «дети цветов» действительно дети, несмотря на то что к студии они подъезжают не на игрушечном «Porshe», а на настоящем. И окружают их не Барби и Братц, а настоящие бройлеры-охранники, пухлые артдиректора и суетливые стилисты с бесконечными чемоданчиками.

Нужно понимать, что все эти персонажи, пока они кому-то интересны, считают, что оказывают великую честь, придя к вам на эфир. Их вообще не интересует, кто ведущий. У них две цели: рассказать то, что им хочется, и выкинуть какую-то штуку, чтобы подтвердить свой незабываемый имидж.

И, к великому сожалению, иногда они могут самоутверждаться именно у вас.

Конечно, вы можете что-то предотвратить, узнав информацию о госте, но все может произойти неожиданно. Кроме того, вряд ли вы найдете работу, где сможете выбирать гостей, как галстуки. Вести эфир нужно со всеми, кроме фашистов.

Даже понятие «отъявленный негодяй» не является критерием. Для вас он негодяй, а для вашего начальника – образец непорочности.

Как вести себя в этих случаях, чтобы выйти из них с минимальными потерями. Как сделать так, чтобы видеокамера или пауза в радиоэфире не демонстрировали вашу растерянность и глупый вид.

Ясно одно, вы должны раз и навсегда, прямо сейчас, определить свои человеческие принципы как основу своего поведения в эфире.

Вы должны решить: если я встречусь с подобным, как я буду на это реагировать?

Что я сделаю – мило улыбнусь, что-то негромко скажу, буду апеллировать к аудитории или ударю гостя микрофоном по голове?

Моделей поведения может быть много, но из них вы должны выбрать присущую именно вашей личности и вашим нравственным критериям, ибо следование любой из них будет иметь свои последствия – все подобные случаи связаны с нервами и административными разборками.

Давайте разберем подробно несколько примеров.

Однажды шла запись телешоу, тема разговора была «Как преодолеть депрессию, узнав нерадостный медицинский диагноз».

Среди гостей были врачи, психологи, а также один поп-певец, который, по его утверждению, излечился от рака.

Не знаю, понимало ли это дитя поп-культуры, что он находится на записи, либо на него воздействовали специфические, далеко не антираковые препараты, но он беспричинно смеялся и произносил нецензурные слова.

Обращаю ваше внимание, что он делал это сознательно. Ему, как и полагается, было наплевать, что по этому поводу думают не только ведущие этой программы, но и зрители. Наверное, он считал, что это эфир MTV.

Я был приглашен, как гость, а те, кто вели программу, выглядели растеряно: им было неприятно, что главный герой так себя ведет, но запись они не прекращали. Если бы они ее прекратили, то, как я понимаю, только для одного – выкинуть хулигана из студии. Но ведущие стыдливо задавали какие-то вопросы, а редактор, в их наушниках, требовал продолжать запись.

Логика редактора была понятна: он надеялся записать побольше, а потом оставить главного героя «чуть-чуть», ведь передачу отправляли на монтаж.

Я оглянулся. Гости и зрители сидели с постными лицами, но молчали. Кто-то улыбался, бегая глазами.

После очередного «Fuck» я поднял руку.

Ведущие обрадовались и сказали, что готовы слушать мой вопрос.

Я сказал, что вопрос у меня только один – когда этого идиота выкинут из студии.

Зал зашумел – в передаче появилась интрига. Кто-то заулыбался. Всем было интересно, как прореагирует сам виновник торжества и как именно его будут вышвыривать.

Если его будут тащить за ноги, то будет ли он хвататься за мебель. Будет ли выкрикивать проклятия, когда застрянет в двери.

Как видим, скучная программа о преодолении депрессии и страха стала динамичной и увлекательной.

Во всяком случае, во время записи.

Реакция героя программы была незамедлительной: он в три раза чаще стал произносить свое любимое слово.

Я снова попросил слова и повторил свою просьбу его вывести.

Гости мрачно молчали. Зрители смотрели с любопытством.

Тогда ведущие объявили паузу и попросили меня подойти к телеоператору. Тот передал мне наушники, в которых я услышал голос руководителя съемки. Он сказал мне, что очень извиняется, все понимает, но просит и меня отнестись с пониманием к ситуации. Передачу нужно дописать, все потом хорошо смонтируют, и «от этого идиота останется чуть-чуть».

Я ответил, что все понимаю, но лишь не понимаю одного: почему руководители съемки ему не делают замечание.

– Но вы же видите, в каком он состоянии, он же уйдет! – сказал редактор.

– Пусть остается, но без меня, – сказал я. – Давайте я уйду.

– Но мы же не смонтируемся, – завопил редактор в наушниках. – У нас будет пустой стул.

– Это не моя проблема, – сказал я. – Все, что вам нужно сделать, – это хотя бы отвести его в сторонку и объяснить ему, что в зале сидят уважаемые люди, которые не переносят мат. Кроме того, тут школьники. Выбирайте.

– Но он может обидится и уйти, – уговаривал меня редактор.

– Да, тогда будет на одну передачу меньше, – я был непреклонен.

Редактор подумал и сказал, что они продолжат запись.

В его голосе звучала обида – я из его цеха, но не помог.

Немедленно покинув студию тогда, я и сейчас считаю, что поступил правильно.

Полагаю, что нет таких обстоятельств, которые могут заставить человека добровольно присутствовать в оскорбительной ситуации, кроме его собственного желания заработать деньги.

Справедливости ради замечу, что другие гости, да и зрители программы, отнеслись к моему уходу равнодушно. Но я и не ожидал демонстраций с транспарантами в свою поддержку.

В данном случае у каждого был свой резон для своего поступка. Зрители передачи долго ехали на запись с другого конца города и уйти, не поглазев на звезд, было бы катастрофой. Да и интересно было дальше посмотреть на матерящегося героя. Будет что рассказать соседям.

Что касается гостей, которые сидели рядом со мной на диванах, то они все понимали, но смотрели в другую сторону. У них была своя задача – они хотели посветиться на экране.

Я же не гнался за эфиром и ушел.

Естественно, что меня на эту передачу больше не приглашали. Они правы – а вдруг еще кто-то начнет ругаться, и я опять уйду.

На что же нужно обратить внимание в этой истории?

Совсем не на меня.

Важно понять, что неадекватный гость обязательно появится и в вашей программе. И именно вам придется решать – продолжать ее или остановить, попросив гостя уйти.

Тут есть два противоположных аргумента:

1. Мы очень принципиальные люди и не потерпим, чтобы гость вел себя неподобающе в нашем эфире. Мы понимаем, что это оскорбительно не только для ведущего, но и для аудитории. Присутствие «шебутного» героя в эфире – удар по авторитету всего вашего коллектива.

2. Мы понимаем, что человеческую породу не исправишь. Если гость не нарушает местные законы о СМИ, то пусть сидит и говорит так, как считает нужным. Кроме того, это придаст передаче хорошую остроту и скандальность. Что касается поведения гостя, то все понимают, что мы к этому человеку не имеем отношения и что он скоро уйдет. Более того, все увидели, какой он неприятный тип. Мы лишь показали его в натуральном виде. Это и есть свобода слова!..

Самое интересное, что и одна и другая точки зрения имеют право на существование. Вы можете поступить и так и так. Выбор зависит от вашей позиции, вкуса, уровня культуры и понимания потребностей вашего СМИ.

Серьезное издание либо эфирный канал больше не будут приглашать подобную звезду. Каналы с желтым отблеском радостно покажут все, «запикая» брань и выдав это за недельную сенсацию.

Возможно, из этого будет сделана специальная программа и о моем поступке, который назовут актом мужества и противостояния. В ней покажут моих соседей и школьных друзей, которые будут размышлять о моем решительном уходе с программы. Но там же будет и призыв к жалости и пониманию истоков порока. Дальние родственники матерящегося гостя будут рассказывать о его тяжелом детстве. О том, как в первом классе у него отобрали вкусную шоколадку, делая вывод, что порок всегда имеет свои социальные корни.

А виднейшие психологи будут размышлять о том, куда мы все катимся.

И все это будет показано в прайм-тайм, с огромным рейтингом.

Если же каналу намекнуть, что лучшая нравственная позиция – это не разносить дерьмо, и все это не показывать вообще, то менеджеры просто покрутят пальцем у виска. Они объяснят, что сейчас не эпоха Возрождения, что время моралистов ушло. Теперь Микеланджело – это всего лишь один из черепашек Ниндзя. Что главная задача журналистов – информировать, а аудитории – делать свои выводы. И что об этом, кстати, они читали в моих умных книжках.

Так что они могут угостить меня кофе, после чего я должен уйти, иначе они вызовут полицию.

Но есть еще один пункт, который наряду с вашей позицией является определяющим.

Это – умение противостоять начальству, которое обязательно вмешается в подобную ситуацию.

На одном телеканале я более трех лет вел очень сложное политическое и социальное ток-шоу.

В нем было шесть гостей – по три «за» и три «против». Кроме того, там были журналисты разных изданий, которые задавали вопросы и высказывали свои суждения. И еще был спутниковый телемост, который соединял студию с какой-либо другой страной, где сидел еще один гость.

Программа была громоздкой: нужно было всем дать изложить свою позицию, потом завязать спор. Нужно было обращать внимание на телемост, потому что там всегда сидел кто-то из правительства той республики. Ему нужно было дать выговориться от души, чтобы он не обиделся и не накатал жалобу в российский МИД.

Но время моста, как вы понимаете, всегда ограничено.

В моем радиоухе, которое надевает каждый ведущий для связи с редактором, царила вечная паника. Мне бесконечно напоминали, что кто-то заскучал, что нужно кому-то дать слово, что телемост уйдет через пять минут. А министр так, по сути, ничего и не сказал.

Я всегда спокойно отношусь к замечаниям редактора. Я понимаю, что редактор хочет, чтобы все было как можно лучше, поэтому пропускаю его панику мимо ушей.

В ту запись одним из гостей была дама из парламента. С самого начала записи она заняла агрессивную позицию, всех перебивала, старалась говорить монологом. Других говорящих она обрывала на полуслове.

Понятно, что через десять минут у нас с ней начал нарастать конфликт.

Я просил ее дать возможность сказать другим.

Она отвечала, что она еще не закончила свой монолог и просит не перебивать.

– Тогда и вы не прерывайте других говорящих, – просил я.

В ответ она отвечала, что не хочет тратить драгоценное время передачи и прерывает тех, кто говорит ерунду.

Она переводила разговор на совсем иную тему, оправдывая это тем, что ее рассмотрение нужно начать с истоков.

Короче, как вы понимаете, передо мной был типичный пример, когда гость использует эфир в своих целях, нагло презирая всех окружающих.

Естественно, в какой-то момент один из гостей не выдержал. Он потребовал от меня, чтобы эта дама не превращала передачу в свой бенефис, и пригрозил, что уйдет.

Дама из парламента окончательно вспылила и сказала, что всякие дилетанты не будут ею командовать.

Я понимал, что дело идет к концу.

Поэтому я тщательно подбирал слова, понимая, что каждое мое слово должно быть выверено, сказано спокойным тоном, причем со слегка просительными интонациями.

Я сказал даме, что очень ее уважаю, но попросил уважать и других, напомнив, что я ведущий и именно я определяю очередность говорящих. Кроме того, у нас может уйти телемост; и еще в передаче будет вторая часть, где можно будет спокойно высказаться.

Дама вскочила, сказала, что «всякие» ее воспитывать не будут. И что она уходит, причем навсегда – больше мы не встретимся!..

По студии простучали ее черные парламентские туфли, после чего хлопнула дверь.

Я знал, что мы встретимся. Сомнений в ее последующих действиях у меня не было.

Через пару дней мне позвонили от руководства канала и попросили прийти.

Разговор был суровым, потому что вести это шоу меня пригласил один начальник, но потом он ушел. И теперь другой начальник, у которого были свои кандидатуры на ведение этой программы, понял наконец, как меня убрать.

Он показал мне письмо из парламента. Дама-депутат не поленилась собрать профильный комитет для разбора моего персонального случая. В бумаге писалось, что я сорвал передачу и хамил депутату. Комитет напоминал, что этот канал межгосударственный и руководству нужно принять меры.

– Если бы она пришла ко мне, – железным голосом сказал новый начальник, – ваш вопрос был бы решен в секунду.

– Предлагаю посмотреть запись программы, – спокойно сказал я.

Новый начальник сказал мне, что ничего смотреть не будет.

Но на просмотре записи стали настаивать редактора программы, потому что их взяли на работу тоже при старом начальнике. Они понимали, что вылетят с канала вместе со мной.

Включили запись и в молчании посмотрели острый момент.

На экране бесновалась женщина, которую вежливо успокаивал идеальный ведущий.

– Да, она нарушала запись передачи, – холодно сказал начальник. – Идите…

Мы вышли.

Новый начальник провожал меня тяжелым взглядом. Он понимал, что я прав, но ему теперь придется доказывать мою правоту перед еще более высокими начальниками.

Поэтому отныне я был ему антипатичен вдвойне.

Как видите, те, кто предполагал, что я лихо победил, ошиблись.

Нужно помнить, что в споре журналиста с руководством всегда побеждает руководство. Даже если вы тысячу раз правы, ваш начальник впоследствии не простит вам вашей правоты. Вы все равно будете уволены.

Начальники умеют увольнять журналистов. И мой новый начальник выбрал простой способ отстранения меня от эфира: передача была реформирована, а ее новая редакция уже не требовала моего присутствия.

Но я и не рассчитывал победить. Вспомните фильм Клуни «Спокойной ночи, и удачи». Даже тогда, когда журналист просто выполнял свой долг, предавая гласности правдивые факты, он проиграл. Причина общая: начальство не любит конфликты вокруг собственного СМИ. Конечно, кроме тех случаев, когда СМИ политически ангажировано и конфликт необходим для решения политических целей. Или это СМИ откровенно желтое. Тогда ему важен любой скандал.

Вот почему в моем учебнике так часто встречается фраза «подыскивайте новое место работы».

Помните, без конфликтов вам работать не удастся.

Будьте бдительны.

И если вас провоцируют, соберите нервы в кулак и будьте вдвойне вежливы и корректны.

Как говорил мой любимый герой сериала «Морская полиция» (NCIS) специальный агент Гиббс, арестовывая очередного преступника, «каждое ваше слово может быть использовано против вас». И хотя не он придумал эту фразу, такое ощущение, что Гиббс понимал специфику работы журналистов.

Вы должны постоянно быть готовы защитить свою журналистскую честь. Правда, в том случае, если она у вас есть.

Однако продолжим рассмотрение странных гостей и неожиданных ситуаций в эфире.

Мой коллега Сергей Бунтман рассказал мне про еще одного парламентария, который пришел к нему в студию и начал эфир с обвинения журналистов «Эха Москвы», явно рассчитывая спровоцировать ведущего.

Это еще одна типичная ситуация, когда гость презирает СМИ, в которое его зовут, но использует его. Видимо, он предполагает разрушить его изнутри.

Делается это на голубом глазу.

Например, если передача о сталинских репрессиях и ведущий напоминает, что в те страшные годы безвинно погибло около полутора миллионов человек, гость заявляет, что это вранье. Что все цифры подтасовал Хрущев, а ведущий работает на ЦРУ и олигархов.

Гость лжет сознательно, и у него уши горят от восторга.

Это его минута славы.

Так вот, после двух-трех таких заходов, когда гость сказал, что в СССР никогда не было политических заключенных, что люди были счастливы, что магазины ломились от товаров, что сами товары стоили копейки, а за границу все ездили куда и когда хотели, Сергей Бунтман не выдержал и сказал, что гость лжет.

Гость ответил, что если так, то он уйдет.

Сергей сказал: «Пожалуйста!»

Гость встал, военным шагом пошел к двери и вошел в нее.

Раздался грохот.

Оказалось, что гость ошибся дверью и вошел во встроенный книжный шкаф.

Выбравшись из книжек и рухнувших полок, гость вышел из студии.

Сергей утверждает, что поступил совершенно правильно, потому что этот гость фактически сознательно срывал передачу.

Но это не все.

Когда гость вышел, то у Сергея случился нервный срыв, и он сам прекратил передачу.

То есть он просто остановил передачу, оставив в растерянности звукорежиссера, который не знал, что ставить в эфир в оставшиеся двенадцать минут.

Вот этот, свой второй шаг Сергей теперь считает категорически неправильным.

В этой программе еще был второй собеседник. Сергей полагает, что если бы он сохранил хладнокровие, то мог бы поступить по-другому. Например, мило улыбнуться в лицо лжецу и передать слово другому участнику. И с ним вести дальнейшую беседу.

А провокатору больше не давать слово вообще.

Он бы от бешенства лопнул!

Но даже если бы провокатор ушел, а Сергей остался в студии вообще один, то он мог бы продолжить эфир. Например, включить телефон и обсудить с аудиторией тему передачи либо прочитать последнюю информацию с ленты новостей, поговорив со слушателями о событиях дня.

Какой вывод необходимо сделать из подобных историй.

1. Нужно понять, что вы в них попадете.

2. Обязательно заранее подумайте, как лично вы будете поступать в подобных случаях.

3. Теперь главное: если вы молодой журналист, обязательно пойдите к вашему руководителю и спросите, как рекомендует поступать в этих случаях он. Этот поступок крайне важен, он никогда не унизит ваше достоинство и покажет, что вы мыслите стратегически, что не хотите доставить неприятности своему СМИ. Этот поступок, что очень возможно, приведет вашего начальника к пониманию, что нужно письменно сформулировать правила поведения для всех ведущих на случай подобных гостей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.