Глава 7. Нет чистого света и тьмы

Глава 7. Нет чистого света и тьмы

Нет чистого света и тьмы

15 мая день рождения главного лично для меня русского прозаика XX столетия — Михаила Афанасьевича Булгакова.

Еще раз: для меня лично.

Кому-то куда ближе Набоков, кому-то Платонов, а кому-то — вообще Шолохов. Это нормально.

Я сейчас говорю и буду говорить исключительно о своем.

О личном…

Жизнь хорошего писателя — метафора сама по себе. Потому что задача у литературы — у любой литературы — предельно простая: «поучать, развлекая».

Это, извините, не я сказал. Это Карло Гольдони. А я с ним просто согласен.

И что бы там ни плели, как иногда мне кажется, слишком много на себя берущие люди искусства про пророчества, миссии и прочие сверхзадачи — задача литературы и тогда была такова, и сейчас остается прежней.

Поучать, развлекая — и без того очень тяжкая профессия. Попробуй, справься.

Если оставить метафизику (хотя как ее оставишь, если речь идет о Булгакове), то первым булгаковским уроком для меня неожиданно стали увиденные во МХАТе «Дни Турбиных» и выпрошенная после этого у приятеля по спортинтернату, профессорского сынка, и проглоченная за ночь под подушкой «Белая гвардия».

Именно она меня — на тот конкретный момент времени правильного комсомольца и молодого советского спортсмена — неожиданно заставила задуматься о том, что жизнь, оказывается, может быть гораздо сложнее чем преподается в школьных учебниках. И что за «белыми» тоже может стоять какая-то своя, не очень мне тогда понятная правда.

Нет, «Белая гвардия» вовсе не сделала меня никаким диссидентом или, того хуже, антисоветчиком, она не об этом и не для этого написана — я не случайно уже приводил тут цитату «поучать, развлекая».

Она просто научила меня, что все не так просто, что в этом мире нет «чистого Света и Тьмы», как потом мне дословно довелось прочитать в другом романе Мастера, что надо учиться чувствовать и различать и другие краски и полутона.

Ну, а далее, как говорилось в знаменитом железнодорожном объявлении с расписанием электричек — везде: «Театральный роман», «Бег», «Жизнь господина де Мольера», «Собачье сердце», «Записки на манжетах», «Мастер и Маргарита».

Абсолютно сталинистский «Батум». Это, кстати, тоже было в свое время колоссальным уроком: отношения напряженные, тайные и личные Мастера и Вождя. И хорошей прививкой свободомыслия во времена перестроечной вакханалии. На ту же, кстати, самую тему — «не все так просто».

И дело тут не только в «окончательной бумажке» из «Собачьего сердца» и не в личном оформлении Иосифом Виссарионовичем гонимого отовсюду опального драматурга на работу во МХАТ, не в их ночных телефонных разговорах.

Отнюдь.

Помню, как был поражен, когда узнал, что именно Сталин был одним из главных прототипов персонажа, заявлявшего о себе: «Я зло, призванное покарать зло еще большее», — Воланда из последнего, предсмертного и заведомо неподцензурного варианта «Мастера и Маргариты».

А одним из главных прототипов Мастера Булгаков, естественно, считал самого себя.

И это уж не говоря о таких «мелочах», как то, что именно великий русский писатель, киевлянин Михаил Булгаков всем своим творчеством, и в первую очередь нежно любимой мною до сих пор «Белой гвардией», убедительно доказал, что любимый мною Киев был, есть и всегда будет оставаться исключительно русским городом.

Лично для меня — это очень важное знание.

И еще это — тоже очень важно.

Булгаков писал о Мастере: «Он не заслужил Света, он заслужил Покоя».

Но, несмотря на это, я сегодня о нем все-таки помолюсь, хоть и сам, честно говоря, довольно плохой христианин.

Не знаю почему, но думаю, это будет правильно: слишком об опасных вещах Михаил Афанасьевич писал, слишком на страшные темы шутил, слишком с жуткими силами играл и заигрывал.

И слишком важный оставил след в нашем с вами сознании, в сознании всего русского, да и не только русского народа. Но русского, разумеется, преимущественно.

Просто потому, что именно на этом языке Михаил Афанасьевич думал и писал.