3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3

Апрельское солнце пригревало хорошо! И это было приятно. Но больше радовался Павлов тому, что солнце не в состоянии быстро согнать с полей снега: только на возвышенных местах виднелись проталины. Да и на проталинах земля не черная, как обычно, а сероватая, со стерней. Стерня-то и помогла нынче накопить снега на полях.

В крае широко начали применять приемы обработки почвы и посева, рекомендованные колхозным ученым Терентием Семеновичем Мальцевым. А главное в этом комплексе — безотвальная обработка. Павлов доволен, что сами агрономы убедились в ее преимуществах: он сторонник полной свободы действий для агрономов. Вскоре после мартовского Пленума ЦК крайком принял решение, запрещающее кому бы то ни было отменять указания агрономов хозяйств по части технологии выращивания урожая. Это сыграло свою роль.

Теперь большинство, абсолютное большинство агрономов взяли власть над землей в свои руки!

— Значит, Андрей Михайлович, сначала в Ясную Поляну? — уточняет шофер Петрович.

— Да, в Ясную, к Варваре Петровне. Не забыл ее?

— Еще бы! — усмехнулся Петрович. — В прошлый раз она давала нам перцу! Помните? — в свою очередь спрашивает Петрович.

Павлов хорошо помнит эту поездку. Да и всегда Варвара Петровна была в этом смысле «на высоте», она не стеснялась высказывать ему «правду-матушку» и тогда, когда он был председателем райисполкома, и теперь не боится. До сих пор в его ушах звучат ее слова: «А я бы сделала так: мужиков поставила бы коров доить! После этого и облегчение на фермы пришло бы, это уж и к колдуну не ходи!» Так она ответила тогда на обычный вопрос Павлова «А что бы вы сделали, если бы вам поручили руководить?».

Павлов знал — слабо еще механизирован труд на фермах, очень плохо. Но тогда в разговоре с Варварой Петровной было нащупано важное звено — двухсменная работа доярок. Сама Варвара согласилась уйти с должности помощника бригадира и стать опять дояркой, чтобы показать, как надо работать на двухсменке. С этого началось движение за двухсменную работу животноводов, и вот Павлов с легким сердцем может доложить Варваре Петровне, что в две смены работают почти три четверти доярок края!

Но и теперь он не скажет ей, что с механизацией ферм дело наладилось. Нет еще умных машин для раздачи кормов, для уборки навоза, да и хороших доильных агрегатов не всем хватает.

— Она, Варвара-то, поди, совсем забогатела теперь? — усмехнулся Петрович.

То, что Варвара Петровна стала богаче, чем два года назад, Павлов не сомневался. Он вспомнил, как вручал ей орден в районном клубе — за высокие трудовые показатели.

«Да, этот барометр наверняка показывает хорошую погоду», — думает Павлов. За Варварой Петровной он наблюдает уже лет двенадцать. Бедно жила она вначале. Трое ребятишек, муж умер… Работала дояркой, подрабатывала тем, что пускала квартировать разных уполномоченных, готовила им еду.

Вот и сверток с асфальта, вот Ясная Поляна завиднелась лесом антенн.

— А тогда было вроде бы пять или шесть антенн, — заметил Петрович.

Машина остановилась у дома Варвары Петровны, и хозяйка мигом оказалась рядом.

— Андрей Михайлович, дорогой ты наш! — нараспев заговорила она. — Как чуяло мое сердечко: вот-вот заедет Андрей Михайлович! — Она сильно сжала его узкую руку в шершавых ладонях. — Вот спасибочко-то! Вот хорошо-то!

Павлов заметил, что Варвара Петровна навеселе: глаза блестят, язык немножко заплетается, лицо раскраснелось.

— А я только от сынка приехала, в гостях была… У меня же выходной сегодня, Андрей Михайлович! Да пошли скорее в хату, — торопила она.

— А председатель на месте? — спросил Павлов.

— Где же ему быть? — усмехнулась Варвара. — Ох, и тяжелый день этот понедельник! — покрутила она головой. — Гуляем шибко, Андрей Михайлович, одного воскресенья в неделю никак не хватает, ей-богу, не хватает. — Она рассмеялась. — Председателю по понедельникам приходится бегать, высунув язык на плечо…

Павлов попросил Петровича разыскать председателя.

В избе Варвары Павлов сразу увидел новинку — телевизор с большим экраном.

— Значит, с покупкой!

— Второй год уже… Да все больше ребята мои: купи да купи, мама, когда приедем, чтобы вроде не забыли про городскую жизнь, — снова весело смеется Варвара. Она приняла от Павлова его пальто, пристроила на вешалку. — Так вы туда же, к телевизору, в комнату, и проходите, Андрей Михайлович. Идите-идите, а я тут мигом…

Павлов начал отказываться от еды, сказал, что заехал на полчасика о деле поговорить, но Варвара заявила решительно:

— Нет уж, Андрей Михайлович, так не пойдет! В които веки заглянет наш главный руководитель — и так сразу его отпустить? Нет, не обижайте меня, Андрей Михайлович… Проходите, а я скоро, теперь у нас все на городской лад, и с закусками быстро управляемся…

Павлов огляделся. Тесно в этой половине от мебели и вещей. «Надо расширять крестьянские хаты», — подумал он и вышел на кухню. Варвара вылезла из подпола, выставив на пол посудины и свертки. Павлов спросил про ребят.

— Все пристроены, Андрей Михайлович… Старший, Ваня, вы его знаете — на центральной. Механизатор он хороший, и бабенка ему попалась подходящая — учителка, уж второй раз меня в бабушки произвели, вот и ездила внучатков посмотреть.

— А вы никак пополнели? — улыбнулся Павлов.

— А как не толстеть-то, Андрей Михайлович! — воскликнула Варвара. — От лени и безделья не худеют…

— Вас-то бездельницей, наверное, никто еще не называл.

— Так и сейчас не называют, права не имеют, я же на пенсии и работаю, так что… А вот вы про ребят спросили. Дочка Лизавета в городе, на швейной фабрике. И сына младшего отправила в город — в техникуме он, а потом на завод пойдет. Чего теперь мне? Только пить да гулять!

Еще в прошлый приезд Павлов узнал, что Варвара настроила младших детей уезжать в город. А ему очень хотелось на селе видеть потомков вот такой работящей женщины, какой он знал Варвару. Но так не получилось, и он чувствовал в этом не ее вину, а больше свою, как руководителя края: не удержали на селе детей отличной работницы. «Ну пусть, — думает Павлов, — не остались они на ферме, как их мать, но на зоотехника или агронома могли учиться?» Досадно Павлову, и он не знает, как продолжить разговор с Варварой. А Варвара тем временем сняла со стола в комнате клеенку, постелила скатерть, торопливо расставила закуски.

— Петрович вернется, колбаски принесет, — сказал Павлов.

— Да вот она, колбаска, — откликнулась Варвара из кухни, неся блюдце с нарезанной колбасой.

— Что, в совхозе колбасу продают? — удивился Павлов.

— Нет, это из города. Вчера Лизавета приезжала, а когда сама езжу, тоже привожу в запас.

И тут Павлов увидел, что стол накрыт не так, как в тот приезд. Тогда было свиное сало, холодец, яйца, капуста. Правда, и теперь огурцы с капустой на тарелку положены, но появились чисто городские закуски — колбаса, сыр, шпроты…

— По-городскому зажили, Андрей Михайлович! — воскликнула Варвара, подставляя стулья к столу. — Присаживайтесь, гостенек наш дорогой! — пригласила она. — А выпивка у нас деревенская… Стояла в шкафу поллитровочка, сама удивляюсь: как уцелела вчерашний день! Пьем теперь много, Андрей Михайлович, вот беда-то! А чего не пить? Мне ведь только пенсии платят чуть не семьдесят рублей, да и заработок весь отдают.

— Вы по-прежнему дояркой работаете?

— Не, Андрей Михайлович, я теперь, — Варвара неожиданно весело рассмеялась, — я теперь, как тут по телевизору говорили, вроде как тренером работаю.

— Это как? — не понял Павлов.

— Ну, как у футболистов… Бегает, пока помоложе, по мячику бьет, а отбегается, его тренером — молодых обучать. Вот и я доярок тренирую теперь, вроде как помощник зоотехника, а когда беда какая — за подменную доярку. Называюсь я инструктором по машинной дойке.

Да в общем, Андрей Михайлович, работа не ахти как выматывает, не то что бывало… Вот и лень пришла. Ей-богу, лени много… За своей коровой и то неохота ухаживать, продала я свою корову, Андрей Михайлович, вот телевизор купила, — кивнула она в угол. — С соседкой Матреной так постановили, обе сразу. Молочко, брат, покупаем у других, зажили как барыни…

Этот хмельной лепет Варвары Петровны не очень радует Павлова. Не на такой разговор рассчитывал он, собираясь взглянуть на свой «барометр». Ему трудно понять, почему Варвара отказалась от коровы. Работать при двухсменке стало легче, об этом она сама говорила, дети повседневной заботы не требуют. А корова все же доход приносит…

— Дался вам, Андрей Михайлович, этот самый доход, — отмахнулась Варвара. — Кажись, и в тот раз вы все про доход говорили. Ну, хорошо это, Андрей Михайлович, с коровы доход — я не понимаю, что ли? — Она глядит своими большими серыми глазами на Павлова. И вдруг вскрикивает: — Жить-то повольготней захотелось, Андрей Михайлович. Всю же жизнь в тяжелой работе, а года уходят, когда и пожить повольней-то? Мне уже пятьдесят семь годов… Недавно от нас уехал в райцентр лучший комбайнер, всегда был впереди всех, хоть на тракторе, хоть на комбайне, да вы его, наверное, помните, Андрей Михайлович, — Каширин… Василий Каширин. Помните?

Павлов хорошо помнит Каширина — ему тоже вручал орден.

— Уехал… Приезжал к нему сам секретарь райкома, уговаривал остаться, чего только не обещал! Василий-то с этим отъездом много терял… Ему за выслугу лет каждый год начисляли никак рублей по четыреста, а он в райцентре на движок работать-то настроился, а там не платят за выслугу. Секретарь-то тоже считал, сколько Василий потеряет в своем заработке. Чуть не половина выходит. А Василий зарядил одно: «Дайте мне пожить по-человечески». Вот так и сказал, сама слыхала, Андрей Михайлович… Он говорит, как после войны пришел, так и не выпрягался из работы, все время надо было спешить: когда посевная, до солнца вставать, когда уборочная — тут и говорить нечего, чуть свет выходит, работай до большой росы… И зимой не успеваем с ремонтом машин, работать приходилось, не считаясь со временем. А ведь и верно, Андрей Михайлович, у нас в деревне все так — не считаясь со временем! Да вы и сами знаете, если не забыли… Помните, уполномоченным были, у меня первый раз квартировали, — улыбнулась Варвара. — До солнца разбужу вас, как сама на ферму соберусь, а вы соскочите с кровати — и сразу: «А трактора работают?» Тоже боялись опоздать к началу-то… Так вот Василий и сказал: «Дайте под конец жизни пожить нормально. Чтобы к каким там часам пришел и знаешь точно, когда уйдешь, и в остальном времени сам себе хозяин». Вот так и сказал! Никакие, говорит, большие заработки мне теперь не нужны. Стало быть, и ему повольготней пожить хочется. И они с женой коровы лишились — хлопот много, а в райцентре особенно…

Примолкла Варвара. Задумался и Павлов: не для этого грустного разговора ехал он сюда…

— Чего пригорюнились-то, Андрей Михайлович? — вдруг спохватилась Варвара. — Нагнала я вам тоски, а вы не слушайте меня, старую! Это я под горячую руку. Конечно, правду я вам сказала, чистую правду! Только другой раз и сама думаю: чего же это с тобой, Варварушка, приключилось? Сколько годков ждала зажиточной жизни, а дождалась — и вроде скучно… Я еще в прошлом году собралась на пенсию, да пришел Орлов, наш председатель, усовестил, и опять вот работаю… И Матрену уговорила. Погодки мы с ней, дружим, телевизор-то напополам купили, только у меня поставили, ко мне каждый вечер приходит, сидим, смотрим: везде у нас живут-то уж дюже складно! Все, что надо, есть, а веселья сколько! Смотрим-смотрим да с расстройства по рюмочке пропустим, — рассмеялась Варвара и сразу спохватилась: — А мы тут засохли совсем! — Долила стопки. — Давайте, Андрей Михайлович, за хорошее за все с вами выпьем!

Павлов решил до конца выяснить, почему Варвара продала свою корову. Она вытерла рукой губы, вздохнула.

— Я и раньше говорила вам, Андрей Михайлович, трудно управляться с коровой-то… Главное — корму где добыть? Кажинный год летом и осенью побираешься; там вырешат покосить маленько, там соломки выпросишь, там ребятишек ночью пошлешь к силосной яме — украдут маленько… Это я как на духу говорю, Андрей Михайлович. И вот набегаешься, намучаешься и каждый раз зарок себе даешь: последний год держу, ну ее к дьяволу! А чем ребятишек кормить? И другой год мучаешься, и третий… А теперь все дети выросли. Как барыня живу. У нас тут учительница корову держит, так у нее литру молока покупаю. Двадцать копеек в день, зато никакой тебе заботушки ни летом, ни зимой.

— А все же какая-нибудь скотина осталась?

— Не… Без коровы-то и поросенка трудно выкормить. Пять куриц да петух — вот и вся моя скотина, — опять рассмеялась Варвара. — Куры-то яички уже несут вовсю, три-четыре каждый день, на еду хватает, и для ребят припасаю… Может, яичек сварить, Андрей Михайлович?

Павлов отказался.

— Тогда колбаской-то закусывайте, да вот сыр, — пододвинула она тарелку к Павлову.

Павлову не до еды. Ему понятны доводы Варвары. Но тогда почему в Березовском совхозе так много коров в личной собственности? Значит, происходит что-то непонятное для него? Ему хочется уехать поскорее, он уже сожалеет, зачем послал за Орловым, — ситуация-то ясная. Варвара мастерски разъяснила все. Он спросил про жизнь колхоза и колхозников.

— Живут теперь хорошо, Андрей Михайлович, — просто ответила Варвара. — При плохой жизни от коров не отказывались бы… Чуть не у всех телевизоры. Только, Андрей Михайлович, не так дружно как-то стали мы жить, разбрелись: кажинный в свою хату, к телевизору, будто сурки. Как какое собрание объявят, не шибко идут. Бывало, чуть скажут — собрание! — бежишь, опоздать боишься: вдруг чего интересное пропустишь. Теперь трудно стало собирать… Как хуторяне стали. Еще когда мало телевизоров было, так в те избы, где есть, наберется народу, все же как-то повеселее: пошутишь, посмеешься, — а теперь кажинный по-своему… А мы с Матреной. Вот к рюмочке другой раз за помощью и бежишь. И тоже от хорошей жизни — зарабатывают хорошо, а копить не привыкли…

Приехал Орлов. Варвара усадила его и Петровича за стол.

Павлов рассеянно слушал сообщение Орлова о производственных делах. Уловил, правда, что к севу колхоз в общем готов, недостает лишь запасных деталей на два трактора. Спросил про животноводство.

— Животноводство? — сверкнув карими глазами, заспешил Орлов. — План по сдаче молока выполнили, квартальный имею в виду, и по мясу тоже…

— А прибавка против прошлого года большая?

— Прибавки почти нет, — сокрушенно покрутил головой Орлов. — Удои маленько пониже, с кормами у нас туговато…

— А сколько колхозников лишились коров в этом году? — все больше нервничая, спросил Павлов.

— Да, пожалуй, семей полсотни за весь-то год…

— Больше, — возразила Варвара. — Только в нашей деревне восемнадцать коров продали…

— Может, и побольше, — согласился Орлов.

— Ну, и как вы на это смотрите?

— Подальше от хлопот, Андрей Михайлович! С этими индивидуалами возни столько, что… Тому дай участок, у того не хватило сена на зиму, тому отходов выпиши, — сплошное мучение.

— Значит, доволен, что колхозники остаются без коров?

По тону, каким были произнесены эти слова, Орлов, как видно, догадался о настроении Павлова, замялся, но все же ответил в том же духе:

— Замучили меня индивидуалы, Андрей Михайлович… Как на всех напастись кормов? Да некоторые и поворовывают.

Павлову ясно: вот откуда все идет. Нет у руководителя желания повозиться с кормами, проявить какую-то заботу сверх положенного по штату. И он задал последний вопрос Орлову: перекроет ли колхоз недобор молока, потерянного из-за продажи коров колхозниками?

— Это если считать весь удой? — спросил Орлов.

— В прошлом году те полсотни коров дали примерно полторы тысячи центнеров молока. В общегосударственный фонд…

— Так его сами хозяева потребляли, — усмехнулся Орлов. — У нас закупок тут не было.

— А масло или сметану они на рынок возили?

— Это было… Излишки продавали.

— Да, поди, всей семьей ели молоко и сметану, — чуть не выкрикнул Павлов, и Орлов сразу как-то съежился.

— Установки на поддержку индивидуалов не было же.

— Значит, колхоз эти полторы тысячи не перекроет? А кто же за вас будет прибавлять? Теперь и колхозников будем кормить продуктами из города? Вот и Варвара Петровна уже на городскую пищу переходит, — кивнул Павлов на закуску. — Вы считаете это правильным?

Орлов молчал. На висках показались капли пота.

Молчание нарушила Варвара:

— А ведь и верно… Из города продукты в деревню приходится возить. Бывало, наши колхозники то и дело выпрашивали у бригадира лошаденку, чтобы на рынок чего отвезти продать, а теперь никто не ездит. Задумает если овечку или кабана резать, к нему набегут свои же деревенские: тот килограмм, другой два — и разберут. Я и сама мясо покупаю у своих деревенских…

Павлов все же переборол себя, попытался спокойно объяснить Орлову, что невмешательство в это дело может привести к весьма нежелательным последствиям, что надо изыскивать корма и для скота колхозников, потому что вся произведенная продукция в конечном счете попадает на общий стол советских людей, и она сейчас пока что очень нужна.

— Тогда и в планах надо предусматривать частный скот, — заговорил Орлов после некоторого раздумья.

— Может быть, и так. Даже обязательно так! — поправился Павлов. — Надо понять, что не чужой нам этот скот. А разве в создании кадров деревни этот скот не играет роли?

— Играет… Я понимаю это, Андрей Михайлович. Только вот дело-то какое, — заспешил Орлов. — Молодые колхозники, ну, которые только семьи создали, совсем отказываются коров заводить.

— Так потому и не заводят, что насмотрелись, как старшие мучаются со скотом-то, — бросила Варвара.

Павлов поднялся. Варвара спохватилась:

— Как же, Андрей Михайлович, а чаёк? Да вы и колбаски ни единого кусочка не попробовали…

Павлов усмехнулся. Полезет ли ему в рот эта колбаса? Его и так досыта накормили сегодня.

Прощанье на этот раз было тягостным. Так казалось Павлову, так оно было и на самом деле.

— Чем-то обидела я вас, Андрей Михайлович, а вот чем, не могу в толк взять, — завсхлипывала Варвара. — Уж простите, если чего не так…

Павлов холодно простился. И потом всю дорогу до «Березовского» корил себя за то. Ведь Варвара честно рассказала ему о некоторых явлениях в жизни деревни, и он обязан поблагодарить ее… И вот теперь думал: надо будет извиниться перед Варварой Петровной.