Перед сменой эпох

28 июня 1986 года открылся 8-й съезд Союза писателей СССР. Слово для отчётного доклада было предоставлено первому секретарю правления Георгию Мокеевичу Маркову . Он вышел на трибуну, проговорил несколько минут и вдруг остановился, обвёл зал невидящим взором и начал медленно оседать. Возникла гнетущая пауза. Маркова успели подхватить, он пришёл в себя, его проводили к дежурной медицинской бригаде.

Пока всё это происходило, в президиуме, где сидел и я в тени Чаковского, шло молниеносное совещание (заведующий отделом культуры ЦК КПСС Василий Филимонович Шауро, Юрий Николаевич Верченко,

секретарь правления Владимир Васильевич Карпов ), после которого Владимир Васильевич получил текст доклада и без промедления его продолжил.

Этот эпизод предопределил, кто сменит Маркова на посту первого секретаря Союза. Карпов был одним из тех, кем гордилась писательская организация. Фронтовой разведчик, Герой Советского Союза, на фронте вступивший в партию, автор нескольких книг военной прозы, он пользовался уважением в среде собратьев по перу. Возраст для писателя самый рабочий – 64 года, на 11 лет моложе предшественника. К сожалению, политического опыта никакого. А ведь предстояло руководить важнейшим из творческих союзов.

Георгию Мокеевичу искренне сочувствовали. Его сибирская проза была широко известна, имела много почитателей. Ленинская премия за неё воспринималась безусловно заслуженной. И сама личность Маркова, человека независимо и оригинально мыслящего, всему имеющего собственные оценки, органично воспринималась на его нелёгкой, сверх меры перегруженной чужими заботами и проблемами должности. Но жизнь есть жизнь, всё, что имеет начало, должно также иметь и конец. Он оставил работу в Союзе в 75, положив много сил и здоровья на общее благо. Многие и многие поминали его добрым словом.

Смена руководства в Союзе писателей, хотя и не преднамеренная, продолжила длинный список кадровых перестановок в партийном и государственном руководстве. С одной стороны они не то что назрели – сильно перезрели. В 70 - 80 лет вести вперёд огромную страну наперегонки с лавиной мирового технического прогресса никак невозможно. Это все прекрасно понимали и никак не сочувствовали отправляемым на пенсию престарелым министрам, руководителям областей и республик, секретарям ЦК. Наоборот, приветствовали замену их молодыми, не вдаваясь в вечные вопросы кадровиков: какой путь прошёл, чем себя зарекомендовал, из какой среды вышел, каковы деловые качества и так далее.

Но! Самое время было вспомнить популярный некогда спектакль «Смотрите, кто пришёл». Новая горбачёвская команда составлялась из людей, не подготовленных к возложенным на них обязанностям, а подчас вообще не имеющих серьёзного опыта. Я с комсомольских времён знал Галю Семёнову, редактора журнала; Петю Лучинского, секретаря комсомола Молдавии, немного

поработавшего вторым секретарём в Туркмении; Гену Янаева, взятого из ВЦСПС, до того – председателя КМО, Сашу Дзасохова, его заместителя в КМО, приобретшего небольшой опыт партийной работы в Северной Осетии. Галя – милейший человек, умница; Саша, Петя и Гена – компанейские ребята, признанные тамады в застольях. Наслышан был об Эдике Шеварднадзе , о том, как он делал карьеру. Народная молва разнесла, что министром внутренних дел Грузии он стал, передав через известного художника адекватную этому посту взятку министру внутренних дел СССР Щёлокову. Путь к общесоюзным государственным должностям ему открыл бриллиант мировой известности, преподнесённый супругой Раисе Горбачёвой.

И вот из этих комсомольских кадров формируется новое Политбюро… Плюс злые

гении страны Лигачёв, Яковлев, Медведев . Во главе – первый в нашей истории тандем, Рая и Миша, философ, защитившая кандидатскую диссертацию по теме о развитии художественной самодеятельности в Ставропольском крае, и юрист с крестьянской психологией, усердно прислуживавший стоявшим на постое в их доме немцам во время оккупации. И он, и она с комплексом потомков пострадавших при Советской власти дедов.

Читателям, не жившим в последнее десятилетие ХХ века, трудно понять, как это многомиллионная армия коммунистов, обладавшая неизмеримым коллективным политическим и хозяйственным опытом, могла отдать власть над великой мировой державой такой вот компании. Между тем, всё объясняется предельно просто. Людям поперёк горла стала пресловутая брежневская стабильность, они со скрежетом зубовным переживали «пятилетку трёх п» – пятилетку пышных похорон, как это время наименовали в анекдоте. И готовы были принять хоть чёрта в ступе, только бы не видеть опостылевшие портреты старцев из Политбюро. Восторг, с каким миллионы приняли пришествие Горбачёва, выражался одним словом: надоело.

Однако же история учит, что случайно такие фигуры не выдвигаются. Сошлюсь на выступление Маргарет Тэтчер 1991 году в американском городе Хьюстоне ( цитирую по книге А.И. Лукьянова 38 ): ««Советский Союз, – заявила Тэтчер, – это страна, представляющая серьёзную угрозу для западного мира. Я говорю не о военной угрозе. Её в сущности не было. Наши страны достаточно хорошо вооружены, в том числе и атомным оружием. Я имею в виду угрозу экономическую. Благодаря плановой экономике и своеобразному сочетанию моральных и материальных стимулов Советскому Союзу удалось достичь высоких экономических показателей. Процент прироста валового национального продукта у него примерно вдвое больше, чем в наших странах. Если при этом учесть громадные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства у Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков. Поэтому мы всегда предпринимали действия, направленные на ослабление экономики Советского Союза и создание у него внутренних трудностей. Причём основным было навязывание гонки вооружений. Важное место в нашей политике занимал учёт несовершенства Конституции СССР. Формально она допускала немедленный выход из СССР любой пожелавшей этого союзной республики (причём практически путём решения простым

большинством её Верховного Совета). Правда, реализация этого права была в то время практически невозможна из-за цементирующей роли компартии и силовых структур. И всё-таки в этой конституционной особенности были потенциальные возможности для нашей политики. К сожалению, несмотря на наши усилия, политическая обстановка в СССР долгое время оставалась стабильной. Сложилась весьма трудная для нас ситуация. Однако скоро поступила информация о ближайшей смерти советского лидера и возможном приходе к власти с нашей помощью человека, благодаря которому мы сможем реализовать наши намерения. Это была оценка моих экспертов (а я всегда формировала очень квалифицированную группу экспертов по Советскому Союзу и по мере необходимости способствовала эмиграции из СССР нужных специалистов). Этим человеком был М. Горбачёв, который характеризовался экспертами как человек неосторожный, внушаемый и весьма честолюбивый. Он имел хорошие отношения с большинством советской политической элиты, и поэтому приход его к власти с нашей помощью был возможен. Деятельность «Народного фронта» не потребовала больших средств: в основном это были расходы на множительную технику и финансовую поддержку».

В главе «Параллельная жизнь» 27 я показал, как Андропов ввёл в партийное руководство Ельцина, Яковлева, Лигачёва. А как Горбачёв стал генсеком? Кто стоял за формулировкой «с нашей помощью»? Секрета нет. Яковлев и Примаков предложили Громыко примитивную сделку: он выдвигает Горбачёва в генсеки на заседании Политбюро, а Горбачёв прелагает Андрея Андреевича в председатели Президиума Верховного Совета СССР. На случай, если политбюро примет другое решение, Лигачёв задержал в Москве приехавших на похороны Черненко cвоих выдвиженцев – членов ЦК КПСС, которые такое решение не утвердили бы и приняли нужное. Кому нужное, они, конечно, не догадывались. Ими двигала бы необходимость омоложения руководства.

А вот ещё цитата – в прошлом одного из руководителей советской нелегальной разведки Юрия Ивановича Дроздова . Зарубежный коллега сказал ему: «Если когда-нибудь откроются наши архивы, вы ужаснётесь, узнав, сколько ваших высших руководителей работали на нас.»

Эти слова я всегда держу в уме, анализируя действия горбачёвской подрывной группы.

Первые два года её правления прошли под звуки непрерывных призывов «Больше социализма» и других в том же духе. Лозунг того периода – ускорение. Что значит «больше», что и в какую сторону ускорять – кому какое дело. Главное – прокукарекать. А там хоть не рассветай. Предложить что-либо конкретное, разработать новый курс руководство было не в состоянии, умственных способностей не хватало. Всё это были дюжинные люди, видимо, не задававшиеся вопросом, по сеньке ли державная шапка, которая непонятным образом оказалась у каждого на голове. Учёные, на которых они опирались, прошли серьёзную подготовку в США и давали политическому руководству

советы убийственные для СССР. Аганбегян, вдруг ставший главным экономическим советником, Петраков, Шаталин, Явлинский, Гайдар и другие неутомимо трудились над подрывом народного хозяйства страны. Чем объяснить их гипнотическую власть над политическим руководством? С сегодняшних позиций, объяснение двояко. Для одних в силу их полной некомпетентности разрушительные планы казались новым словом, преодолением догм. Для других – смотрите выше.

Началу правления Горбачёва сопутствовали разного рода катастрофы, которые теперь выглядят как предупреждения впавшему – кто в политическое слабоумие, кто в оцепенение – народу. Вспомните трагические события одного только года – 1986-го. 16 февраля затонул круизный океанский теплоход «Лермонтов». 26 апреля – крупнейшая в мир авария на атомной электростанции в Чернобыле, ликвидация последствий которой обошлась стране в 25 миллиардов долларов (тогдашних, не теперешних). 31 августа – столкновение двух советских судов в Чёрном море. Пропоротый сухогрузом «Адмирал Нахимов» затонул, унеся жизни 423 человек. Предупреждения более чем серьёзные. Но никто им не внял.

Что же, кроме трескучей «новаторской» политической болтовни, принесли новые члены политбюро и секретари ЦК? В сущности, ничего. Ввиду отсутствия собственных идей ухватились за не доведённое до конца андроповское начинание: борьбу с пьянством. Тут, ясное дело, сила есть, ума не надо. Поручили это дело двум дуроломам: Соломенцеву и, конечно, Лигачёву. И те пошли ломить стеною! Николай Иванович Рыжков, чуть ли не единственный разумный человек в команде, пытался их урезонить. Конечно, с пьянством надо бороться. Но не вырубкой же виноградников, не созданием своими руками ещё одного дефицита, самого опасного быстро растущим массовым недовольством населения.

Сталин говорил, что политиком может быть лишь человек, способный предвидеть последствия своих действий. Весной 1968 года я был в Чехословакии и услышал там: чехи народ смирный, с ними можно делать что угодно. Нельзя только повышать цены на пиво. Цены повысили. Последствия не заставили себя ждать.

В СССР за всю его историю на власть не сыпалось столько проклятий, как в это время. Наши люди испокон века привыкли отмечать праздники, дни рождения, свадьбы, встречи друзей и родственников, награды, похороны застольями. И вдруг явились деятели, вознамерившиеся сломать традиции, весь народ перегнуть через собственное колено. Какими же надо быть, мягко говоря, волюнтаристами!

До сих пор помню несчастный вид моего товарища по «Московскому комсомольцу» прекрасного писателя Володи Амлинского в день его 50-летия. Юбилей пришёлся на следующее за выходом антиалкогольного постановления ЦК число. Володя снял весь ресторан «София» на площади Маяковского, созвал человек сто гостей. Среди них почти все коммунисты, несколько работников МГК КПСС. Вошли мы в зал, глянули на столы, уставленные яствами и бутылками… Я подошёл к юбиляру и говорю:

– Ты на нас не обижайся, но пойми и наше положение.

Напитки, конечно, тут же убрали со столов, но какое веселье под минералку? И тосты суше, и хохм никаких, и закуска в рот не идёт. Пропал юбилей!

Ну, наш трудолюбивый и талантливый народ Горбачёву, конечно, не поддался. Начал пить одеколон, медицинские настойки, самогон варили миллионы. Устройства разных конструкций для его производства по недорогой цене продавали на Птичьем рынке. Летом на даче у знакомого валторниста Большого театра я увидел террасу, пол которой весь был заставлен бутылками с напитком собственного изготовления. Водку в таких количествах не пили. В первых рядах самогонщиков шли учёные. Аппараты создавали – чудо науки и техники, такую чистоту продукта обеспечивали, что славному заводу «Кристалл» и не снилось. Они, между прочим, до сих пор работают.

Вся антиалкогольная троица – Горбачёв, Лигачёв и Соломенцев – публично упивались своими успехами. Цифры снижения производства ненавистной им продукции росли не по дням, а по часам. И смертность от пьянства – будем объективны – заметно уменьшилась. Однако точно так же уменьшались доходы государственного бюджета, где проклятое зелье составляло внушительную

долю. А тут как по заказу резко упали мировые цены на нефть – вторую составляющую бюджета. Президент США специально совершил вояж по странам Персидского залива и уговорил или заставил тамошних монархов поступиться временными интересами ради великой цели – подорвать экономику СССР. Цены на нефть установили ниже себестоимости её добычи в нашей стране. Если не изменяет память, 6 долларов за баррель.

Что бы стало с современной Россией в такой ситуации? Но советская экономика, действовавшая с тройным запасом прочности, выдержала. Хотя импортного ширпотреба, покупавшегося на нефтяные деньги, в магазинах поубавилось. Недовольства масс, естественно, добавилось.

Почти одновременно с антиалкогольной реанимировали, за неимением собственных, и ещё одну андроповскую идею. Объявили непримиримую войну «нетрудовым доходам». Под этой маркой на садовых и приусадебных участках рушили теплицы и парники, лишние квадратные метры садовых домиков. Жуть! В страшном сне не приснится. Троица ликовала. К счастью, строгость партийных постановлений, как и царских законов, смягчалась необязательностью их исполнения. Разумные люди на необъятных просторах родины рапортовали, как положено, но глупости не тиражировали. Недовольство, меж тем, росло.

Надо было максимально использовать это. Горбачёв отстраняет Лигачёва от руководства печатью, радио и телевидением и отдаёт всё в трясущиеся от нетерпения руки Яковлева.

И вот памятное совещание главных редакторов, которое он проводит в качестве главы идеологии. Слово, которое звучало чаще других, – плюрализм. Редакторы, причислявшие себя к «твёрдым искровцам», вышли с этого совещания в глубоком недоумении. Многие десятилетия вся советская пресса строго следовала единым установкам, коллективно выработанным партией. В этом была сила советской пропаганды, неустанно крепившей политическое единство народа. Что же теперь? Куда хочу, туда и ворочу?

Волны от брошенного Яковлевым камня начали расходиться с поразительной быстротой. Оказалось, что среди редакторов просоветски и прокоммунистически настроенных людей не так-то и много. Зато разрушителей не счесть. Первую пятёрку нападения в быстро сформировавшейся команде составили личный выдвиженец Лигачёва К оротич («Огонёк»), Яковлев («Московские новости»), Старков («Аргументы и факты»), Фронин («Комсомольская правда») и Гусев («Московский комсомолец»). К ним быстренько примкнул недавний работник идеологического отдела ЦК Потапов («Труд»). Издания, которые они возглавляли, имели огромные тиражи, некоторые – более 20 миллионов экземпляров. Да что газеты! Журнал «Новый мир» под руководством Залыгина выдвинувшийся в первые ряды антикоммунистической прессы, имел полтора миллиона. Их общая разрушительная сила превосходила все известные человечеству боеприпасы. Добавьте к этому круглосуточную работу «Голоса Америки», Би Би Си и других враждебных радиостанции, которые по решению Яковлева с 1987 года получили полный простор в нашем эфире.

Коротич Виталий Яковлев Егор

Старков Владислав

Фронин Владислав

Гусев Павел

На этом фоне «Литературная газета» была в числе немногих изданий, не изменивших свои позиции. Мы были в одном ряду с «Советской Россией», «Известиями» и хоть виляющей, особенно при Фролове, но всё же в принципе коммунистической «Правдой». Если и предоставляли свои страницы «прорабам перестройки», то старались обходиться без перехлёстов, отдавая предпочтение конструктивному диалогу с ними. Хотя теперь, когда многое тайное стало явным, понимаешь: некоторых и близко не надо было подпускать. Но это теперь, а тогда, во всеобщем безумном низвержении всего и всех, как по колдовству, охватившем массы, удержаться на грани разумного было непросто.

О состоянии прессы в тот период можно судить по истории с появлением в «Советской России» статьи Нины Андреевой «Не поступлюсь принципами», в которой она выступила против антикоммунистической вакханалии. Статью эту благословил для публикации Яковлев. Как стало потом ясно, с провокационной целью. Ибо он же организовал потом яростные атаки на неё верных ему изданий. Андрееву сделали символом, обрушиваясь на который, на самом деле обрушивались на партию. Валентина Васильевича Чикина, редактора «Совроссии», травили беспощадно. На встречах в ЦК он был в полном одиночестве. Я, кажется, один подходил к нему поздороваться, перекинуться несколькими фразами.

У нас в редакции, конечно, нашлось немало охотников включиться в громогласный хор ниспровергателей. Кто в открытую, кто исподтишка старались бросить и свой камень. Но Александр Борисович, редколлегия, партбюро стояли твёрдо.

– Позвольте мне тогда отдать свою статью в «Огонёк», – не без вызова обращались ко мне авторы непринятых материалов. Дело в том, что работникам редакции запрещалось печататься в сторонних изданиях. Но тут я никогда не возражал, снимая таким образом предвидимое напряжение в коллективе. Автор аппелировал бы к товарищам, шумел, возмущался. А так – довольный и даже гордый показывал всем желающим свою публикацию у Коротича или Яковлева. По прошествии же какого-то времени и сам факт забывался под напором новых событий. Что ни говори, а время было бурное, интересное.

Однако же у китайцев есть присловье: «Не дай вам бог жить в интересное время!»

Не буду вести хронологию горбачёвской перестройки, о ней есть горы литературы. Отмечу только её ключевые моменты.

Одним из них было решение о выборности руководителей предприятий. Казалось бы, прекрасное новшество, огромный шаг в развитии демократии. Но вот как это выглядело в жизни: передаю рассказ одного из руководителей нефтяной промышленности Акифа Мамедовича Багемского.

– Приезжаю в Татарию, на одно из крупнейших предприятий отрасли. Меня встречают новостью: выбрали нового директора. Называют фамилию. Я бросаюсь к прокурору, в горком. «Вы что делаете? Это же известный уголовник, только что 10 лет отсидел, ничего не понимает в производстве!» Мне показывают решение трудового коллектива: избран единогласно. Ну, и что мы можем делать в условиях всемерного развития демократии? Рассказали, что накануне выборного собрания всех членов совета трудового коллектива обошли некие личности и предупредили: будешь голосовать против – убьём. Организованная преступность, набравшая в ходе перестройки огромную силу, имевшая уже своих людей во власти, конечно, среди депутатов, в правоохранительных органах, в прессе, действовала так по всей стране. И продолжает действовать. Она никого не боится, все боятся её.

Вторым было постановление Совета министров СССР под невинным названием «Вопросы потребительской кооперации СССР», принятое 17 мая 1990 года. Перед его появлением велись жаркие дискуссии, в которых здравомыслящие люди предупреждали: развивать надо только производственную кооперацию, чтобы в стране больше производилось, появлялось больше разных товаров. Развивать потребительскую – значит легализовать теневую экономику, дать полную свободу спекулянтам. И, вроде, в дискуссии всегда побеждали производственники. А постановление Совет министров издал в пользу спекулянтов. Как это получилось, до сих пор никто не объяснил. Зато небезызвестный Березовский много позже прокомментировал: «Закон о кооперации меня поразил. Мы такого никогда даже не ожидали».

Зримым результатом было опустошение магазинных прилавков и складов. Торговцы тут же превратились в кооператоров, скупили все товарные запасы по госцене и, выждав какое-то время, стали продавать их в выросших, как грибы после дождя, кооперативных магазинах во много раз дороже. Так происходило первичное накопление капиталов, нависшее над простым людом чёрной тучей. Березовский – наглядный пример того, из кого собиралась эта туча. Плюс криминал, у которого с торговлей всегда были прочные связи. И те, и другие в средствах стеснения не имели, опыта махинаций им было не занимать. Теперь для них наступило настоящее раздолье, причём на совершенно законных основаниях.

И, наконец, третье, самое главное. Образование Компартии РСФСР. Ленин, а затем и Сталин каждый раз, когда возникал данный вопрос, говорили, что этого делать ни в коем случае нельзя. Края и области России, российские коммунисты – ось, на которой держится всё Советское государство. Вытащи её, и всё рассыплется. Да, жителям России приходится многим жертвовать в помощь другим республикам. Но эти жертвы не напрасны. Они многократно окупаются общей мощью великой страны.

Я присутствовал на учредительном съезде Компартии РСФСР – Чаковский был уже на пенсии, Воронов болел, приглашение прислали мне. Прекрасно помню обстановку всеобщего воодушевления – среди делегатов было немало хорошо знакомых мне людей. Помню и вопрос, который шутя задал делегатам-москвичам, сидевшим в правом амфитеатре Дворца съездов:

– Ну что, теперь Россия отделится от СССР?

Россияне-то, конечно, как всегда в подобных случаях, исходили из лучших побуждений. Им осточертели и Горбачёв, и вся его команда, а, главное, политика. Они понимали, что это руководство ведёт страну к пропасти, знали многое, что не было известно рядовым коммунистам. Но как плохо они разбирались в теории, как скверно изучали Ленина и Сталина. И как быстро среди делегатов рокового для КПСС съезда распространилось настроение «мы сами с усами».

Если же оценивать происшедшее с точки зрения политической, то каждый, кто участвовал в образовании Компартии РСФСР, начиная с Горбачёва, Политбюро и секретарей ЦК КПСС и кончая любым принявшим это решение, не возразившим против него коммунистом, несёт личную ответственность за трагическую судьбу Союза Советских Социалистических Республик.

Я в том числе.

Почти тридцать лет мучает меня, будит по ночам вопрос: как это всё случилось? Как могли коммунисты отменить 6-ю статью Конституции, прозорливо внесённую в её новый текст Брежневым? Как могли избрать Ельцина президентом? Почему, как стадо овец, разбежались после запрета Ельциным Компартии? Ведь в одной Москве членов партии было около миллиона. Да даже без предателей и перебежчиков, без тайных диссидентов, выйди они все на улицу против кучки брокеров Борового – и конец всей ельцинской банде. Армия, милиция, КГБ были на нашей стороне.

А сейчас приходится повторять гоголевское: куда летишь ты, Русь? Молчит, не даёт ответа…