Наш самолет летел и летел

Напутствуя меня при переходе из МГК КПСС в «Литературную газету», Виктор Васильевич Гришин среди прочих дал такой совет:

– Первый год не делайте никаких изменений в работе редакции, кроме самых необходимых.

В 1980 году я только осваивался с новыми обязанностями, узнавал людей в газете и вокруг неё, постигал их сложные взаимосвязи, изучал современную литературу, вникал в проблематику отделов второй тетрадки. Сделал же только одно: выхлопотал для редакции новое здание, о чём уже рассказывал.

Что касается кадров… Во всех больших советских газетах всегда, за исключением военного времени, был большой штат сотрудников. Отчасти это вытекало из гуманной природы общества – рабочий класс, став хозяином, уничтожил капиталистическую потогонную систему труда, установил на большинстве производств режим работы, позволяющий и перекурить, и передохнуть. Постаревших или получивших увечье не увольняли, а содержали за счёт коллектива на разных необязательных должностях. В непроизводственной сфере, конечно, не отставали.

В «ЛГ» большой штат был объективной необходимостью. Характер некоторых наших материалов требовал для их подготовки по несколько недель, а то и месяцев. В обязанности сотрудников входили работа с читательскими письмами, подготовка статей внередакционных авторов с проверкой всей их фактической стороны. На сей счёт существовали определённые нормы, за выполнением которых строго следили. Текучесть кадров практически отсутствовала. Кто сам уйдёт из такоё газеты!

В этом, как водится, были свои плюсы и минусы. Главный минус состоял в том, что у человека, два, а то и три десятилетия сидящего на одном месте, неизбежно притупляется свежесть восприятия, появляется определённый цинизм, ему начинает казаться, что обо всём уже написано, всё уже было… Без притока свежей крови газета сначала останавливается в развитии, потом начинает деградировать. Тому в истории…

По прошествии полутора лет я, конечно, при поддержке Чаковского, произвёл первые кадровые перестановки. Наиболее важной

из них была замена ответственного секретаря. Говоря в первых главах о Валерии Аркадьевиче Горбунове, я ничуть не преувеличил его достоинств как первоклассного газетчика, для которого любая проблема была как дважды два. Однако ж у медали круглого отличника всё заметнее становилась вторая сторона. Горбунов использовал свой профессиональный потенциал меньше, чем наполовину: больше с его опытом и талантом не требовалось. Основная половина отдавалась работе над книгами. Заканчивая очередную, он взял на длительный срок больничный лист, благо в литфондовской поликлинике их выдавали с лёгкостью по первой просьбе. (Открою маленький секрет. То была политика руководства Союза писателей: в период, когда у писателя деньги за вышедшую книгу уже закончились, а аванса за будущую получить не удавалось, эти листы, по которым за счёт Литфонда выплачивалось почти вдвое больше, чем в обычных поликлиниках, служили для его семьи спасательным кругом.)

Вся редакция в это время работала с превеликим напряжением: одновременно со сдачей текущих номеров газеты готовился план основных выступлений и кампаний на 1983 год. Работа над планом, сведение воедино заявок всех отделов, устранение параллелизма, включение в него упущенных тем, прогнозирование новых составляет наипервейшую обязанность именно ответственного секретаря. Уход от неё означал, что Горбунову всё это до крайности надоело.

Желая ему поправить здоровье, задаю один-единственный вопрос: кого он предлагает на замену.

– Моева, – ответил Валерий Аркадьевич. – Он по всем статьям подходит.

За те недели, когда Горбунов дописывал книгу, его протеже и штатный заместитель показал себя с самой лучшей стороны. Работал спокойно, без крика и унижения подчинённых, наоборот, очень доброжелательно. И всё, что требовалось, сделал в наилучшем виде: план был редколлегией одобрен. При его обсуждении молчаливо решился и вопрос о руководстве секретариата редакции.

Никто не сказал ни слова, но в воздухе витало: оставить Моева ответственным секретарём.

Так и сделали, и не ошиблись. Виталий Александрович Моев на новой должности, подкреплённой ещё и членством в редколлегии, проявил себя с самой лучшей стороны и как работник, и как человек. У него твёрдый и смелый характер, он никому никогда не боится возразить. Плюс хорошее перо, которое, к сожалению, наш коллега крайне редко брал в руки не для правки, а для творчества. Что поделать, должность такая, что не распишешься.

Теперь смотрите, какую длинную цепочку изменений в редакции вызвало это перемещение.

Место Моева в секретариате занял сначала Юрий Куликов, а затем, когда Куликов уехал в Индию в открывшийся новый зарубежный корпункт, – Алексей Черниченко, не только сын известного публициста, но и сам хороший журналист. Плюс новый для редакции человек, а свежая кровь всем всегда полезна.

Горбунову в ранге члена редколлегии поручили создание нового отдела второй тетрадки «Писатель и общество». Перед отделом была поставлена задача привлечь к постоянному сотрудничеству виднейших писателей, чьи выступления всегда поднимали уровень номера, в котором публиковались. Валерий Аркадьевич взял себе в помощницы Ирму Мамаладзе и Эльвиру Шугаеву. С такими одарёнными, всегда пышущими творческой энергией кадрами работать одно удовольствие. Опять же приток новой крови в несколько застоявшуюся редакционную атмосферу. Правда, создание отдела ещё усилило тесноту на полосах, но Горбунов не был бы Горбуновым, если бы не нашёл простой прекрасный выход, который почему-то никому не приходил в голову. Его отдел начал выпускать свою газету – приложение к «ЛГ». Каждый номер посвящался крупному писателю и носил энциклопедический характер. Приложение мгновенно завоевало множество читателей, тираж рос от месяца к месяцу. Назвали его непритязательно – «Досье». Поскольку я тоже имел ко всему этому некоторое отношение, то позволил себе много лет спустя, когда о том приложении успели забыть, взять его название для своей частной газеты, выходившей с 2000 до 2008 года.

Новый отдел появился и в первой тетрадке. Его назвали отделом писательской публицистики. Заведующей назначили напористую Ирину Исаковну Ришину. Она долгие годы заведовала отделом литературной жизни, стала за это время своим человеком как для известных, так и талантливых начинающих писателей. Если Горбунов привлёк в свой отдел только женщин, то Ришина сделала наоборот: пригласила признанного мэтра Александра Егорова и молодого Евгения Кузьмина. Втроём они заваливали секретариат интервью и беседами с теми, чьи произведения были у всех на слуху. Основным отделам тетрадки пришлось потесниться, в основном за счёт общих и академических статей, но газета в целом от такого соперничества безусловно выиграла.

А отдел литературной жизни возглавила давно переросшая свою должность литсотрудника Татьяна Ростиславовна Архангельская. Не дать творческому человеку засидеться на одном месте, вовремя выдвинуть очень важно для его дальнейшего развития. У Тани ( так её с молодых лет звали все в редакции) словно крылья выросли. Отдел то и дело хвалили за оперативность, точность, умение получить любую информацию, найти и разговорить каждого из многотысячного писательского Союза.

Хорошее пополнение получил отдел литературоведения. К нам пришёл весьма авторитетный литературовед доктор наук Владимир Георгиевич Куницын. Чтобы понять значение этого факта, скажу: единственный доктор во всей первой тетрадке. Владимир Александрович Верин относился к среднему поколению критиков, а Наташа Иванова с юным взглядом огромных лучистых глаз и серьёзным подходом к делу служила им достойным дополнением.

Даже у Рубинова появилась новая сотрудница – Лидия Дерун. Он взял её в штат после нескольких удачных публикаций, естественно, не затрагивающих любимые темы шефа и в то же время привлекательно расширяющих диапазон интересов отдела. Она хорошо разбиралась в проблемах, от которых сам Анатолий Захарович был далёк и которые вызывали читательский интерес, а особенно понравилась такой же, как у него самого, неподдельной любовью к читательским письмам. И, хотя это впрямую к делу не относится, ко всякого рода розыгрышам, которые Рубинов очень любил и в которых был непревзойдённым мастером.

Об Антонине Галаевой, Юрии Гладильщикове, Сергее Меринове, тоже пришедших в газету в 80-х, я уже писал в главах, посвященных отделам, где они работали. Двое последних скоро и совершенно естественно заняли в них должности заведующих. Нет, кадрового застоя в «Литгазете» не было!

Геннадий Бочаров перешёл к нам из «Известий», а до того был очеркистом «Комсомольской правды», то есть журналистом с

именем. Наши корифеи приняли его с холодком. У Бочарова была своя тема, которая в «Литературной газете» до него полностью отсутствовала – советский героизм. Считалось, что сенсацию может сделать только разоблачительный материал или душераздирающий судебный очерк. Геннадий Николаевич так написал о подвиге армянского спортсмена, спасшего пассажиров упавшего в озеро троллейбуса, что страна задохнулась от восторга перед этим человеком. Как же она радовалась тому, что «такие люди в стране советской есть»!

Бочаров счастливо сочетает в себе два таланта – литературный и общения. Круг его знакомств воистину безграничен. Он связан добрыми отношениями со множеством великих и просто знаменитых людей. В «Литгазету» внёс бесценный вклад – рассказы о мужестве, долге, подвиге во имя советской родины. Писал о военных, моряках, учёных, простых тружениках, - ярких личностях, необычных судьбах, отыскивал поразительные сюжеты. За один год стал нашей новой звездой.

От приумножения интеллектуального капитала газеты перейдём к совершенствованию её материальной базы.

Не могу сейчас сказать, сколько лет, «Литературная газета» московскую часть тиража печатала на ротационных машинах времён очаковских и покоренья Крыма. В столицах союзных республик, некоторых крупных городах России уже перешли на офсетные машины, и когда собкоры привозили в редакцию вышедшие там номера, мы рассматривали их с нескрываемой завистью. Совсем другое качество! Почему же в Москве сохранился такой анахронизм полиграфии как высокая печать со всеми принадлежащими ей неудобствами и вредным для здоровья свинцовым набором? Когда директор издательства Анатолий Владимирович Головчанский, пришедший в «ЛГ» незадолго до меня, начал заниматься этой проблемой, ответ оказался до удивления прост и уложился в пословицу: «дитя не плачет, мать не разумеет». У наших предшественников, видимо, просто руки не доходили до типографских подвалов, и головы были заняты другими проблемами.

Наши обращения в правительственные инстанции по поводу замены устаревшей техники вызывали там только удивление: такая газета печатается на такой рухляди?! Готовьте документы, да поскорее! Воодушевлённые, мы устремились в НИИ полиграфической промышленности, где приобрели начальные знания по интересующему вопросу и получили рекомендацию: новые машины заказывать или в Швейцарии, или в Германии. Дальше дело перешло к собкору по этим странам Анатолию Анатольевичу Френкину. Он с присущей ему основательностью и дотошностью провёл целое исследование и пришёл к выводу, что по сумме всех параметров новые ротации надо заказывать фирме Wifag. Предлагаемые ею цены распорядителей валюты вполне устроили.

Тогда комиссия с составе Головчанского, Френкина и меня произвела объезд нескольких зарубежных типографий, чтобы посмотреть машины в действии. Их работой комиссия осталась довольна. Отзывы пользователей были сугубо положительными. Минфин без задержки оплатил наш заказ, издательство ко времени подготовило производственные площади, прибыла бригада монтажников, и процесс пошёл.

Швейцарцы работали тщательно, без спешки, но споро. Незаметно, незаметно машины росли, вот и пробный пуск, за ним пробный номер… И превратилась наша любимая газета из золушки-замарашки в первую даму московской полиграфии: машины-то были новейшими в городе.

Одновременно с этой серьёзнейшей работой Головчанский вёл строительство современной автобазы, ремонт донельзя запущенных дачных посёлков, детского сада, дома творчества в Абхазии. Наследство пришедшим потом руководителям досталось неплохое.