Ненцы как мы / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Ненцы как мы / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Ненцы как мы

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Книга

Опубликован роман Александра Григоренко «Ильгет»

Честно говоря, среднестатистический горожанин нечасто думает о ненцах. А если даже думает, то, во-первых, обязательно путает их с энцами или чукчами, а во-вторых, едва ли как-либо соотносит их опыт с собственным. То, что происходит в тайге и в тундре, видится нам одновременно очень простым и очень сложным: мы безотчетно верим, что там, где мчится почтовый «Воркута — Ленинград», чувствуют и думают просто, без изысков, а вот выживают — с огромным трудом, целиком затрачивая на это отпущенные душевные и физические ресурсы. Нет, конечно, мы все носители либеральных ценностей и отлично знаем, что человек — он всегда человек, даже если живет бог знает где и как: у него те же чувства, радости, страхи, надежды. И ему так же необходимы еда, тепло и поддержка близких. Все это, разумеется, никем не оспаривается, но все же... Нет, уловить связь между нами и ненцами решительно невозможно.

Творчество красноярца Александра Григоренко — жирная точка в подобного рода рассуждениях. Мало того, что после его романов («Ильгет» — вторая после нашумевшего «Мэбэта» книга григоренковского северного цикла) перестать думать о ненцах практически невозможно. Куда важнее то, что банальный тезис «все люди — люди» обретает благодаря Григоренко совершенно новые вес и объем: из бесцветного общего места становится персональным выстраданным убеждением.

Трудно представить себе мир, менее похожий на наш, чем тот, который рисует в «Ильгете» Александр Григоренко. Огромное древо Йонесси — Енисей — раскинуло в этом мире свои ветви-притоки, и на каждой из них обитает отдельное племя. Только главный герой — приемыш Ильгет — оторван от родной ветки: когда-то давно его вместе с братом подобрал чужак, сначала растивший мальчиков как родных сыновей, но позже возненавидевший и проклявший. История великой вражды между Ильгетом и его приемным отцом — вражды, перерастающей в настоящую таежную мировую войну, служит стволом романного древа, от которого подобно ветвям отходят десятки больших и малых сюжетных линий. Какие-то тянут на полноценный роман в романе, какие-то похожи на завершенные компактные новеллы, какие-то намечены только контуром. Любовь, предательство, святотатство и кара за него, любовь к детям, одиночество, стремление к мести, жажда власти, горечь взросления и зов родной крови — все это увязано в «Ильгете» в плотный, тяжелый узел, скрепленный обжигающими и яркими человеческими эмоциями. Очень странными (разницу в культурных кодах не стоит недооценивать), но при этом невероятно убедительными, настоящими — и узнаваемыми. Не оставляющими ни малейших сомнений в том, что разница между цивилизованными нами, живущими в мире красивых и сложных вещей, и дикарями, мажущими жиром лицо, ничтожна.

Вневременной и во многом условный (сам Григоренко признает, что в его прозе много допущений и прямого вымысла), «Ильгет» похож на лучшие образчики жанра фэнтези. Однако его достоинства — это в первую очередь достоинства серьезной нежанровой прозы: выпуклые характеры, мощные сюжетные повороты, глубокая и тонкая прорисовка деталей, убористый и емкий язык. Вторично взявшись за самоубийственную с коммерческой точки зрения «этническую», «северную» тему, Григоренко сумел на том же материале выстроить совершенно новый, ничуть не похожий на его «Мэбэта» текст, да еще и с выраженным этическим месседжем. Для второго романа это определенно программа-максимум, большего и желать нельзя.