КОММУНИСТИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ (ДОКЛАД НА III СЪЕЗДЕ ПО ОХРАНЕ ДЕТСТВА)

КОММУНИСТИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ

(ДОКЛАД НА III СЪЕЗДЕ ПО ОХРАНЕ ДЕТСТВА)

Товарищи, тема моего доклада «Коммунистическое воспитание детей и подростков». Сейчас вопрос о коммунистическом воспитании всей массы ребят имеет громаднейшее значение. В начале революции, после 1917 г., в первое время было обращено внимание на то, чтобы в отдельных опытно-показательных школах, опытно-показательных детских домах дать картину того, как нужно воспитывать по-новому, как нужно воспитывать не старыми приютскими способами, а новыми методами воспитания. Были созданы детские дома. Их пришлось создать в очень большом количестве, но только очень немногие детские дома действительно были домами показательными, где ребята могли кое-чему научиться. Если взять вопрос в целом, то нужно сказать, что дело это у нас хромало.

Особенно остро встал вопрос о воспитании широких детских масс в последнее время в связи с целым рядом изменений во всей нашей общественной жизни, во всем народном хозяйстве. И те изменения, которые происходят в настоящее время в хозяйстве — переход мелких крестьянских индивидуальных хозяйств на коллективное механизированное хозяйство, — изменяют очень многое. Я не говорю уже о широком развитии индустриализации, которая открывает совершенно новые возможности для воспитания. Я считаю, что гвоздь коммунистического воспитания ребят в организации их труда. Мы знаем, как организация труда воспитывает взрослых.

Возьмем деревню. В деревне индивидуальное крестьянское хозяйство воспитывает и определенное мировоззрение, определенный характер, определенный подход у людей ко всем вопросам. Мы говорим: «мелкособственническая психология». Что это значит? Это значит, что человек не понимает общих основ явлений, не разбирается в основных вопросах, смотрит только недалеко вокруг себя, в свое хозяйство и все мерит меркой своего мелкого хозяйства.

Мы знаем, как часто в деревне один хозяин враждует с другим, как женщины ссорятся из-за какого-нибудь выеденного яйца, как вообще их мысли не перелетают через околицу и как рассуждает мелкий крестьянин: «Каждый за себя, а бог за всех». Вот мировоззрение, которое вырабатывается в мелком хозяйстве. Наблюдается непонимание новых форм труда, новых организационных форм. Каждый живет за себя, и тут, конечно, начинает играть роль бог. Неурожай — «господь бог виноват, а мы сами по себе, наша хата с краю».

Попадает крестьянин на завод. Он видит большое механизированное производство, организацию труда, разделение труда, видит, как все это идет по определенному плану, четко, организованно, как работа одного закрепляется работой другого. Каждый начинает сознавать себя каким-то винтиком, колесиком общего механизма. И крестьянин, пришедший на завод, поварившийся некоторое время, как говорится, в фабрично-заводском котле, начинает смотреть на все другими глазами. Он смотрит уже не с точки зрения своей колокольни, а с точки зрения общих интересов. Почему рабочий класс является ведущим классом? Потому, что самые условия крупного производства, работы на заводе воспитывают из него коллективиста. И в вопросах религии основные кадры рабочих, которые долго работали на заводе, в общем мало религиозны, ибо они ежечасно видят, какие результаты получаются от механической обработки сырья, железа, от машинной организации труда. У них легче вырабатывается мировоззрение материалистическое.

Мне пришлось лет пять, в начале своей работы, быть учительницей в вечерне-воскресной школе, и мне приходилось наблюдать, как придет в школу крестьянин и боится даже слушать то, что говорят в воскресной школе. Он приносит с собой ветхий завет и старается его читать, а поработает год на заводе, и, смотришь, к весне ветхий завет неизвестно куда делся, посты перестал соблюдать, в великий пост ест колбасу, и насчет всяких богов у него стал другой подход. В особенности это наблюдается в таких отраслях производства, как механическое, металлообрабатывающее производство, где особенно видна мощность машин. Когда на глазах человека из куска железа вырабатывается тончайший инструмент, тончайшая машина, человек понимает силу техники, силу организации, силу коллектива.

Вот почему рабочий класс, закаленный на заводах, является именно классом, который понимает лучше и все общественные отношения, и из него вырастает и укрепляется ведущий класс.

Посмотрим, что происходит теперь. Индустриализация страны укрепляет мощь рабочего класса. А к чему приводит та коллективизация, к которой мы вплотную подошли начиная с XV партсъезда? Она приводит к тому, что старые мелкие хозяйства, привычные формы труда, унаследованные от отцов и дедов, распадаются и новое крупное коллективное хозяйство начинает перестраивать все мировоззрение крестьян по-новому. Сейчас создались чрезвычайно благоприятные условия для коммунистического воспитания подрастающего поколения. Чем дальше, тем эти условия будут благоприятнее. Но, чтобы разобраться в том, как мы должны строить коммунистическое воспитание детей, мы должны посмотреть на отдельные звенья этого воспитания.

В прежнее время, когда царили ремесло, кустарное производство и мелкое крестьянское хозяйство, огромную роль играла семья. Какой-нибудь мальчик в крестьянской семье с малых лет видел труд своего отца и матери и всей своей семьи. Его учили показом, но он не знал, как объяснить то или другое явление природы. Навыки он приобретал с детства, т. е. ребенком в 8 лет имел уже известные трудовые навыки. Возьмем кустарное производство или ремесленное производство. Тут сын смотрел, как работает отец, и учился таким образом. Раньше семья давала трудовое воспитание. А сейчас? А сейчас труд рабочего и труд колхозника, особенно в высших формах колхозного движения (коммуны), происходит вне дома; мы видим, что семья перестает быть хозяйственной единицей. Труд рабочею происходит на заводе, и ребенок не видит, как идет работа. Дома он находится под влиянием какой-нибудь старухи-бабушки, которая часто рассказывает ему небылицы, или под влиянием матери, которая также не работает на заводе, а если мать работает, то часто он всецело находится под влиянием улицы.

Таким образом, воспитывающее влияние завода, которое сказывается па взрослом рабочем, на ребенке не сказывается. Мы видим, что те же процессы начинают происходить и в крестьянской семье. Когда крестьяне идут в крупный машинизированный колхоз или в крупный зерновой совхоз, то семья перестает уже играть ту роль, которую она играла раньше в смысле трудового воспитания. Если же мы возьмем семью служащего, т. е. городскую нерабочую семью, то в такой семье трудовое воспитание если и есть, то оно строится только вокруг домашнего хозяйства: подмести пол, помочь в стряпне обеда, сбегать на рынок или в лавочку и т. д. Таким образом, это воспитание, трудовое воспитание, ограничивается как бы самообслуживанием. Теперь же, когда мы подходим к фабрикам-кухням, к столовым и т. д., то и это трудовое воспитание начинает отпадать.

Сейчас не только у нас, но и в капиталистических странах, например в Германии, говорят о том, что под влиянием развития индустрии, женского труда влияние семьи стало гораздо слабее, потому что семья не является той трудовой единицей, которой она была раньше. Это не значит, что семья изживается, но она перестает быть трудовой единицей того типа, какого она была раньше, и воспитательное влияние ее потому слабеет.

Что мы сейчас наблюдаем в отношении детского труда? Изучая детский труд в деревне, мы наблюдаем, что та борьба, которую мы ведем с кулачеством, то ограничение наемного труда в индивидуальном хозяйстве, которое сейчас проводится, ведет к тому, что середняк, который ведет еще свое хозяйство, боится прибегать к наемному труду, машин у него нет, и все приходится делать самому при самом примитивном оборудовании. В результате мы видим, что на ребят взваливают непосильную работу. Спрашиваешь ребят, как они работают. Оказывается: от 6 часов утра до 6 часов вечера. Это совершенно непосильный труд для ребенка. В результате ребенок часто уходит из семьи. Все это опять-таки подтверждает то обстоятельство, что влияние семьи в смысле трудового воспитания ослабляется.

Но это влияние ослабляется и в других смыслах. Перед нами открываются возможности ослабления влияния семьи нежелательного типа. Возьмем, например, кулака. Он раньше в своей семье старался пропитать ребенка «своим духом». У Толстого очень хорошо описано, как кулак не хотел отдавать своего ребенка в школу, потому что он хотел «пропитать его своим духом». Сейчас этого уже не выходит. Поэтому влияние кулака и его семьи на ребенка и на подрастающее поколение становится все меньше, по мере того как возрастает влияние школы, окружающей среды.

Это ослабление семейного влияния и трудового воспитания имеет разные стороны. С одной стороны, от этого возрастает беспризорность. Часто ребенок стремится уйти из семьи, так как в семье он не получает того воспитания, которое он получал раньше. Семейное влияние ослабляется. Что же получается взамен этого? Когда воспитывала семья, будь то семья ремесленника, кустаря, мелкого крестьянина, то школа выполняла одну только функцию — учебную. Так раньше и говорили: учитель учит, ученики учатся. Школа учила читать, писать, считать и т. д. Но труду она не обучала. И вот то обстоятельство, что в массовой школе не обучали труду (только в профессиональной школе обучали труду) и вся массовая школа была не трудовая, — это накладывало определенную печать и на самую школу и на все наши детские учреждения. Таким образом, школа не имела того воспитательного значения, которое она получает сейчас.

Сейчас, поскольку ослабляется влияние семьи в силу изменения характера производства, школа приобретает громадное воспитательное значение. Перед нами встают вопросы о том, как организовать труд в школах, в наших детских учреждениях. Мы держим курс на всеобщее обучение. Сейчас это всеобщее обучение не есть что-то отдаленное: оно становится уже близким, ощутимым, это уже реальность, а всеобщее обучение означает влияние школы на всю детскую массу. И важно, чтобы не только было учтено влияние школы, чтобы там не только давалась сумма знаний, а чтобы школа была трудовой школой и труд был поставлен так, чтобы он воспитывал в коммунистическом духе.

Вот почему в программе Коммунистической партии, в том отделе, который говорит о просвещении, о школах, и сказано о необходимости существования трудовой школы, и не просто трудовой школы, а школы политехнической, т. е. такой, которая учит труду по-новому.

Как же она учит труду по-новому, как она должна учить? Я не говорю о практике, как она сложилась у нас, а лишь об установках. Как же должна учить труду эта школа? Она должна смотреть, какой труд требуется сейчас на заводе, в крупном зерновом хозяйстве, в крупном производстве, какие знания, умения требуются от рабочих этого производства.

Раньше положение было несколько иное. Конечно, требовалось длительное ремесленное воспитание для того, чтобы овладеть этим искусством, овладеть инструментом. Если мы посмотрим на работу колхозов, мы увидим, чего не хватает. Не хватает культуры труда, не хватает умения обращаться с орудиями труда, умения планировать свое время, распределять работу, брать тот темп, который нужен в работе.

Особенно поражает тех рабочих, которые из числа 25 тыс. поехали в колхозы, следующее явление. Вот стоит трактор. Зима, трактор стоит в снегу, и никто не думает о том, что его нужно поставить под навес. Не думают о том, поломается машина или не поломается, не думают, как целесообразным образом распределить труд. Сейчас выходит газета «Береги трактор». Почему эта газета издается? Потому, что нет еще у колхозника этой культуры труда, которая есть у рабочего. И сейчас наша трудовая школа продолжает работу над тем, чтобы привить общие навыки работы с разнообразными орудиями труда, над тем, чтобы дать понимание процессов труда: почему надо работать так, а не этак, и т. д.

В этом отношении рабочие могут сыграть колоссальную роль, потому что они получили соответствующую закалку на заводе, и мы должны стараться, чтобы наша школа, наши воспитательные учреждения были связаны с рабочей массой, с колхозной массой, чтобы свой трудовой опыт рабочий и колхозник вносили в школу. Тогда только можно будет по-настоящему поставить воспитание.

Сейчас необходимо по заводам, по фабрикам, по крупным, наилучше устроенным колхозам и совхозам вовлекать рабочую массу в преподавание труда в школе, потому что если мы будем строить в школе детский труд на старый манер, то из этого мало что выйдет.

Вот в прежних детских домах, где есть оборудование, есть инструкторы труда, девочка-подросток, которая там учится, приходит и жалуется: «Я шесть лет работаю в детском доме в мастерской, и меня всё учат одному и тому же — петли метать». В ремесленных школах так и было: учили какой-нибудь одной области труда и годами делали одно и то же. Годами мальчик учился малевать какую-нибудь картину или производить какой-нибудь отдельный процесс.

А здесь важно, чтобы ребенок умел приспосабливаться к разным видам труда и чтобы та учеба, которая проводится в школе, помогала ребенку овладевать культурой труда. Важно, чтобы наши детские учреждения и школы не были школами старого типа, чтобы они были какими-то производственными единицами, но не по тому типу, какой был в семье, не по типу мелкого крестьянского хозяйства и не по типу мелкого ремесленного хозяйства, а по другому типу.

Школа должна примыкать к заводу или к большому колхозу или совхозу и должна производить известную часть работы силами учеников так, чтобы она сама была производственной единицей. Дальше я буду говорить, чем отличаются такие производственные единицы, но сейчас нужно перестроить самый тип школы.

Если мы думаем, что все дело заключается в том, чтобы по-старому обучать ремеслам в школе, то мы воспитательный труд не поставим на должную высоту. Если сидит переплетчик и сам клеит коробочку, а ребята сидят и смотрят — из этого никакого толка не выйдет, никакого трудового воспитания не выйдет. Нужно, чтобы труд был поставлен по-современному. Этого понимания часто нет.

Школа ФЗУ числится, что она примыкает к заводу, а у нее никакой организационной связи с заводом нет. Завод дает деньги и учит детей рабочих, и только. Завод — сам по себе, а школа — сама по себе. В школе заведена ремесленная столярная мастерская, а завод — крупный механизированный — производит совсем другие вещи,

Значит, наши воспитательные учреждения, школьные мастерские нужно связать с крупным производством, тогда они будут иметь крупное воспитывающее значение. Механизированный труд чрезвычайно воспитывает. Посмотрите, какое громадное значение имеет правильный, по-новому поставленный труд. Вот школа ГПУ в Костине. Туда берут подростков, юношей, которые выброшены из трудовой семьи и скатились в сторону беспризорности, пошли по пути преступности, — тяжелые ребята.

Что же сделано? Сделано вот что. Устроили трудовую школу, механизированные мастерские, пригласили опытных рабочих, и в связи с этим у ребят получилась определенная закалка (ребятам показали, как нужно дело делать). На этой почве у них выросло стремление к учебе и умение определенным образом организовываться. И эта школа, но общему признанию тех, кто ее видел, является могучим воспитательным очагом.

Есть и другие такие школы. Вот в Ярославском округе был детдом. Во главе его стоял коммунист. Вначале он нам писал, что ничего с детьми сделать нельзя. Мы с ним стали переписываться. Он добился правильного обучения труду, созданы были хорошо организованные механизированные мастерские, и после этого он писал, что он не узнаёт своих ребят. «На все они стали согласны и сами охотно идут на все». Изменился труд, изменилась организация труда, изменилось и воспитательное значение школы. Это имеет громадное значение.

Но дело не только в этом. Коммунистическое воспитание заключается в определенном трудовом воспитании. Мелкий собственник смотрит на все со своей точки зрения: «Это для меня выгодно, это мое» и т. д. А как смотрит рабочий на заводе? Возьмем, например, коммунистические субботники или соцсоревнование. Как это все воспитывает рабочего? Да так, что теперь у нас, спустя двенадцать лет после Октябрьской революции, рабочие массы уже смотрят на завод как на свое детище, они чувствуют себя ответственными за то, как идет работа на заводе, т. е. это то, что тов. Ленин называл сознательной дисциплиной, дисциплиной не из-под палки, не по принуждению, а той сознательной дисциплиной, без которой социализма не построишь. Это — настоящая коммунистическая дисциплина.

С другой стороны, мы часто видим, что в колхозе этой дисциплины еще нет. Необходимо длительное воспитание на манер субботников и соцсоревнования, которое подведет всю колхозную массу к сознательному отношению к труду. В этом именно гвоздь коммунистического воспитания. При сознательном отношении к труду мы видим понимание того, что труд каждого есть частица общего труда. Тут уже взаимопомощь строится на других основаниях, на понимании необходимости для правильной постановки труда этой взаимопомощи, взаимопомощь — неотъемлемая сторона коллективного труда. Коллективный труд воспитывает чувство солидарности.

Такой человек, такой подросток, из которого мы сумеем воспитать сознательного коллективиста, на все будет смотреть другими глазами. Бог ему ни на что не нужен. Трудовое коммунистическое воспитание — это глубоко антирелигиозное воспитание. Мелкий собственник всего боится, для него все кажется непонятным, случайным. А коллективист понимает, что суть дела в организации труда, бог ему тут совсем не нужен. Ему нужен инженер, нужен товарищ по работе, нужна правильная организация труда, а без господа бога он обойдется, и он не стремится к нему.

И к общественным вопросам коллективист начинает подходить по-новому.

Коллективистически воспитанный человек с внутренней сознательной дисциплиной и в общественном отношении является дисциплинированным, он иначе подходит ко всем общественным вопросам. Это одна из важнейших воспитательных задач.

Кроме того, чем наше социалистическое хозяйство отличается от капиталистического?

Оно идет не так, что один капиталист соревнуется с другим и старается у другого кусок выхватить, чтобы получить большую выгоду.

Такой капиталистической конкуренции у нас нет. Это мы знаем. Мы сейчас подошли вплотную к постройке единого плана всего хозяйства. Нельзя недооценивать этого крупного шага вперед. Однако от нашего плана мы можем еще многого требовать. Дело, товарищи, не в том, чтобы мы где-нибудь в большом театре аплодировали нашим планам и говорили, что плановость — хорошая вещь. Нам надо все наше воспитание направить в этом отношении соответствующим образом. И вот сейчас наши педагоги планированию придают большое значение.

Возьмем I ступень. Надо сделать какую-нибудь небольшую работу, допустим, ее надо сделать в один день. Вот вам восьмилетний ребенок, он будет работать не один, а их будет работать группа, скажем, в пять человек. Как эта группа построит свою работу? Ребята не учитывают своих сил, и им всегда кажется, что они всё могут. У них нет меры своих сил, они увлекаются. Однако если они один раз обожгутся, второй раз обожгутся, то они увидят, что они силы свои переоценивали и что план их не годился.

Тут нужна помощь старшей группы. Для второй группы нужен и уже, может быть, не один день работы, а план на пять дней, и там уже будут работать группы не в пять человек, а в десять человек. Для II ступени могут быть уже гораздо более сложные задачи. Планирование предполагается ввести во всю школьную жизнь. Это имеет большое воспитательное значение, потому что тут одновременно воспитываются и работник и хозяин производства, т. е. когда он потом придет на производство, то он придет не простым исполнителем, который будет только ручку вертеть, а он сумеет в то же время хорошо работать в фабзавкоме, не допустит вредительства и т. д. Также и в колхозе. Он не только сумеет работать лопатой, а он сумеет обращаться с трактором, трактор не будет стоять в снегу, и колхозник будет хорошим хозяином, который обо всем будет думать и будет знать сам меру своих сил, будет знать сам, какое значение имеет организованный коллективный труд.

Нужно сказать, что трудовое воспитание должно быть посильным ребятам. Нельзя подходить к ребятам всех возрастов с одной меркой. Очень хорошо отражает способность ребят к труду процесс рисования. Вот как рисуют в детском саду и в первой группе школы ребята. Начнут рисовать одно, а выйдет совсем другое. И работают точно так же. Начнет ребенок лепить, задумает лепить человека, а потом в процессе работы думает: «Нет, я лучше вылеплю дом». И вылепит дом. И вот нет ни меры своих сил, ни настойчивой целевой установки.

Труд для ребенка 8–9 лет не то же самое, что труд для взрослого человека. У взрослого человека и даже у подростка труд имеет определенное целевое назначение, а у ребенка цель труда — это познание окружающего. Поэтому труд у него очень изменчив. Детский труд — характерный труд. Ребенок часто не замечает всех сторон труда. Начнет что-нибудь делать, увлечется чем-нибудь, заметит что-нибудь, и он. забудет о труде. Вот попадет в руки бабочка, он начнет рассматривать крылышки, а что хотел сделать — он уж забыл, его поглотило это наблюдение.

Вот особенности детского возраста. Эти особенности нужно учитывать и давать ребятам 8–9 лет такой труд, на котором они могли бы учиться и расти. А этим ребятам часто дают чисто механический труд: смотри за курами, за бахчами и т. д.

Теперь посмотрим третью и четвертую группы. Они совершенно иначе рисуют. Они схватывают все целое.

Но их интересуют некоторые стороны, которые они желают охватить в целом. И вот это желание охватить в целом, которое начинает сказываться с 9 до 12 лет, показывает, что тут особенно важно наладить политехнический, разносторонний труд, чтобы показать, как труд между собой увязан во всех частях.

Возьмем рисунок подростка. Он рисует не так, как 10-летний ребенок, он рисует уже не так, что голова получается больше туловища. Его интересуют подробности и детали. Ему хочется, чтобы каждая частица была нарисована как следует. Это особенность переходного возраста — внимание к мелочам, желание внимательно на них сосредоточиться. Это характерно для этого возраста.

Для того чтобы правильно подойти к этому моменту, надо, чтобы предыдущий период дал правильный закал.

Говоря о труде, надо иметь в виду утомляемость ребят, которая гораздо больше, чем у взрослых. Поэтому надо бережно относиться и учитывать силы ребят разных возрастов. Если мы на ребят навалим непосильный труд, то мы будем воспитывать лодырей, людей, которые халатно будут относиться к труду. Надо сделать так, чтобы труд был и интересный и посильный и в то же время чтобы это был творческий труд, а не только механический.

Я хочу еще остановиться па выборе труда. Есть такая отрасль науки — психотехника, которая показывает, что не каждый может быть летчиком, трактористом или даже организатором и т. д. У каждого есть свои особенности, связанные с его организмом. Один может сразу охватить все, другой по-особому подходит к этому. Один легче учится со слуха, другой легче усваивает в процессе делания, третьему нужно видеть глазами, чтобы запомнить, и т. д. Все эти разные свойства организма очень важны. Труд только тогда может быть производительным, когда на каждой должности будут стоять соответствующие люди. Это хорошо знает буржуазия. Мы знаем, как заботливо для каждой должности буржуазия выбирает соответствующего человека. В Германии, в Америке при школах есть советчики труда, там широко развита психотехника.

Но если мы посмотрим на этих советчиков, то что мы увидим? Мы увидим, что для каждого общественного класса они дают различные советы. Если это дети рабочих, то они их посылают на одну работу, ребенку рабочего они рекомендуют быть исполнителем, а детям буржуазных классов они говорят, что они могут быть инженерами, агрономами, врачами и т. д. Советчик не смотрит на то, что у ребенка рабочего могут быть громадные организаторские способности, — ему не полагается быть руководителем, и он должен быть исполнителем. И ему советуют идти на исполнительскую работу. Для каждого общественного слоя дается особый совет в отношении выбора профессии.

Мы к этому вопросу подходим не так. Кроме того, буржуазия не смотрит на то, как та или иная работа отзывается на организме, а смотрит, насколько она прибыльна капиталисту. Наши же советчики, когда они будут, будут обращать внимание не только на то, как эта работа важна для производства, но и на то, как эта работа сможет человека воспитать и поднять на высшую ступень развития.

В своем докладе я хотела показать громадную воспитывающую роль политехнического труда. Сейчас, когда ослабляется влияние семьи и общественное воспитание выступает на первый план, этот момент приобретает особое значение.

Нам нужно перестроить наши детские дома. Сеть детских домов сейчас никуда не годна. Это надо прямо сказать. Особенно это относится к последним годам. Может быть, есть отдельные и неплохие детские дома, но в целом жизнь ребят не красочна, это не та жизнь, на которую они рассчитывают. Мы слышим разговоры о том, что дети бегут из детских домов. Это происходит, между прочим, потому, что ребенка детский дом не удовлетворяет в смысле труда. Нам нужно подумать о том, как бы всем воспитательным учреждениям придать трудовой характер, придать им гораздо более широкий размах, потому что они все более и более будут заменять собой то трудовое воспитание, которое получалось в семье.

Как поставить это трудовое воспитание? Это — колоссальная задача. Нам нужен целый ряд учреждений, и не только детских домов. Нам нужно поставить и мастерские, и технические станции, и детские артели, нам нужно до конца организовать детский труд. Это основное звено. Это то, что поможет нам всю воспитательную работу поднять на высшую ступень.

Почему происходят всякие недоразумения в детдомах? Потому, что там или нет труда, или он поставлен неправильно. Вокруг этого вопроса нет правильной организации детей и т. д.

Мне кажется, что на этой конференции к этим вопросам надо отнестись с большим вниманием. Надо помнить, что без полоши рабочих и работниц мы ничего не сделаем. В отношении ликвидации неграмотности есть так называемые культармейцы, т. е. масса, которая идет на помощь специалистам. Так вот без таких широких кадров культармейцев из среды рабочих и колхозников мы настоящего коммунистического воспитания дать не сможем.

Отразить все это было целью моего доклада. Позвольте на этом закончить и пожелать, чтобы конференция на эти вопросы обратила свое сугубое внимание.

1930 г.