Л. Троцкий. ЗА КАЧЕСТВО – ЗА КУЛЬТУРУ!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Л. Троцкий. ЗА КАЧЕСТВО – ЗА КУЛЬТУРУ!

Восемь лет диктатуры, т.-е. исключительного режима. И в то же время – хозяйственный подъем! Как это возможно? Это возможно потому, что диктатура попрала и уничтожила лишь то, что созрело для гибели, и нашла, в общем и целом, способ сотрудничества с теми силами и формами, которых не могла еще заменить. В этом непобедимая жизненность пролетарской диктатуры: она беспощадна не по произволу, не по слепой страсти, а на основании научной оценки исторического процесса в целом, и не забегает вперед там, где не готовы еще условия.

Классический образец допролетарской революционной диктатуры дала Великая Французская Революция – в виде террористического режима якобинцев.[140] Бабеф[141] и Бланки[142] стремились затем в идею революционной диктатуры влить социалистическое содержание. Маркс принял это большое наследство. Но он навсегда сочетал социализм с классовой борьбой внутри буржуазного общества, и традицию революционной диктатуры превратил в программу диктатуры пролетариата.

Маркс впервые научил по-настоящему подходить к обществу, как к органическому продукту хозяйственного развития. Историческое общество, каким мы его знаем, есть основанная на эксплуатации организация производства. Восхождение буржуазии обусловливалось тем, что она организовала более высокие производственные отношения. Маркс учил, что ни один общественный строй не сходит со сцены, не исчерпав заложенные в нем возможности. Из этого вытекает, что замена одного господствующего класса другим, по самому существу своему, связана с новой организацией общества. Всякая подлинная социальная революция – идет ли речь о революции буржуазии или пролетариата – мыслима только при том условии, если восходящий класс объединяет вокруг себя нацию против того класса, который увенчивал изжившую себя систему хозяйства. Пролетарская революция в каждой отдельной стране есть в то же время и национальная революция, ибо пролетариат не может ни завоевать власть, ни удержать ее, ни, тем более, применить ее для перестройки общества, если сам он не становится стержнем, вокруг которого кристаллизуются все жизнеспособные элементы нации, т.-е. ее подавляющее большинство. Таковы первые буквы в азбуке марксизма.

Завоевав власть, пролетариат вступает во владение историческим наследством нации, и ему вовсе не предоставлена возможность отказаться в любой момент от любой части этого наследства. Правда, росчерком пера Советская власть отказалась от уплаты долгов по старой собственности и по старым займам. Но эти долги представляли собой, в конце концов, лишь незначительную часть исторического пассива страны. Гораздо большее место в этом пассиве занимали: нищета, невежество, суеверия, алкоголизм, проституция и, прежде всего, противоречия города и деревни. Всего этого нельзя скинуть со счетов посредством декрета. Годы, последовавшие непосредственно за завоеванием власти, показали нам на суровой практике то, о чем мы теоретически знали и ранее: пролетариат не начинает по произволу новый счет со свежей страницы. Нет, он перенимает общественную механику на ходу, со всеми ее историческими напластованиями и противоречиями. Авангард пролетариата, непосредственно осуществляющий диктатуру, не может приказать массам населения, опутанным сетями прошлого: откажитесь от старых хозяйственных приемов и связей, пока я не переделаю все заново! Задача ставится иначе: строительство нового общества необходимо сочетать с поддержанием тех функций старого общества, приостановка которых неминуемо оставила бы огромные массы народа без огня, без воды, без хлеба. Отсюда – проблема смычки. Это не какой-либо хитро надуманный тактический прием, а коренной вопрос революции. Он вытекает из того, что самый факт диктатуры возлагает на пролетариат ответственность – не формальную, т.-е. юридическую или «нравственную», а практическую, материальную, непосредственную – за живое человеческое общество, с его не терпящими отлагательства жизненными потребностями. Задача переходного периода в том, чтобы привычные и пока еще незаменимые рыночные способы удовлетворения нужд и потребностей увязать с построением нового общества. Таким образом, проблема смычки – в ее наиболее обобщенном виде – не есть ни национальная особенность, ни, тем более, нарушение принципов марксизма. Это коренной и неотвратимый вывод из диктатуры пролетариата, как переходной государственной формы перестраивающегося человеческого общества, которое заключает в себе могущественные и притом разнородные пласты прошлого. В противовес бланкистскому, т.-е. идеалистическому и механическому пониманию диктатуры, которое просто противопоставляло социализм старому обществу в целом и потому оставалось утопическим, марксово понимание диктатуры неизбежно предполагает ленинскую формулу «смычки».

Однако, слово смычка имеет все же не только национальный звук, но и национальное содержание. Центральную задачу переходного периода Ленин формулировал в применении к такому исторически запоздалому обществу, где противоречия города и деревни особенно чудовищны, где пролетариат составляет небольшое меньшинство нации, а главную толщу ее образует раздробленный, едва захваченный культурой мелкий товаропроизводитель – крестьянин или кустарь. Ленинская формула, как и вся ленинская политика, глубоко национальна. Но это значит лишь, что она дает законченное применение интернациональных методов к конкретным условиям народа и эпохи. Без этого политики нет. Но если смычка есть национальная конкретизация основного в марксовом понимании диктатуры, то она же является развитием этого понятия в интернациональном масштабе. Ибо только из освещенного ленинской формулой опыта Советской Республики международный пролетариат может понять и усвоить, как следует быть, те новые задачи, которые лягут на него с первого часа взятия власти.

И в тех странах, где пролетариат составляет несомненное большинство, – а это вовсе не необходимое условие его диктатуры, как мы теперь твердо знаем, – ему придется с первых же шагов после захвата власти натягивать необходимые связи между обобществленными и необобществленными частями народного хозяйства. Проблема хозяйственной смычки с ремесленником, крестьянином, мелким торговцем будет иметь разный удельный вес и крайне разнообразные формы, в зависимости от социальной структуры каждой нации. Но большее или меньшее значение она сохранит повсюду. В такой стране, как Англия, где рабочие составляют подавляющее большинство нации, проблема смычки примет сразу же интернациональный характер: английскому пролетариату придется договариваться с крестьянами Индии, Египта и пр., чтобы перевести на рельсы добровольного соглашения те необходимые для обеих сторон экономические связи которые, ныне имеют принудительно-колониальный характер.

Как оппозиционный класс старого общества, пролетариат выдерживает великий экзамен тем, что ниспровергает старых владык и хозяев. Но только после этого для него начинается новый экзамен, уже как для правящего класса.

Свои права на власть рабочий класс должен обнаружить и вместе обосновать созданием новой государственной организации и обороной возглавляемого им общества от внутренних и внешних классовых врагов. Построение государственного аппарата и революционной армии является первым величайшим испытанием пролетариата как правящего класса. Новое государство и новая армия отражают перестроившуюся нацию. Советская конституция обеспечивает за пролетариатом руководящую роль в рабоче-крестьянском государстве. Коммунистический пролетариат образует стержень в Красной Армии, которая пополняется, главным образом, из крестьянской толщи. В аппарате государства, как и в организации обороны, мы имеем смычку двух классов – руководящего и руководимого. Пролетариат доказывает делом, что он способен управлять и способен защищать. Этим самым он обеспечивает простейшие предпосылки для разрешения социалистических задач.

Дальше идут вопросы хозяйства и, в связи с ними и на их основе, вопросы культуры.

Возрождение промышленности упиралось с первых шагов в продовольствие и сырье, т.-е. в сельское хозяйство. Проблема смычки предстала тут в своей экономической сущности. Именно с этого времени входит в наш оборот крылатое ленинское слово. На первых порах смычка имеет примитивнейшее содержание: что-нибудь как-нибудь обменять на что-нибудь, чтобы спастись от голодной смерти, чтобы не дать потухнуть последним заводам. Но отсюда вырастает более упорядоченный обмен промышленных продуктов потребления на сельскохозяйственные. Развитие этих связей составляло важнейшее содержание последних лет. Ныне проблема смычки все больше передвигается в область обмена сельскохозяйственных орудий и машин на производимое сельским хозяйством промышленное сырье. Это тот путь, на котором тяжелая промышленность непосредственно входит в цепь смычки через звено сельскохозяйственного машиностроения. Только в меру разрешения этой задачи будет создаваться широкая база для производственного кооперирования деревни, т.-е. для социалистического земледелия. Эта работа еще впереди.

Если взятием Перекопа[143] и очищением советской территории пролетариат окончательно доказал, что дело обороны в твердых руках, то приближением к довоенному уровню промышленности он неопровержимо доказывает свою способность руководить хозяйством. Исключительное значение контрольных цифр Госплана не в том только, что они намечают основные элементы нашего быстро растущего народнохозяйственного баланса, – это вопрос бухгалтерии, – а в том прежде всего, что внутри этого баланса они с несомненностью устанавливают растущий перевес социалистических элементов над капиталистическими в области промышленности, торговли и финансов. Именно этим и только этим оправдывается – под социалистическим углом зрения – известное расширение рамок капиталистических и полукапиталистических отношений в деревне. Что в этих последних заложены новые опасности, незачем напоминать после свежей резолюции пленума ЦК.[144] Но эти опасности могут быть преодолены – при наличии всех необходимых политических, административно-хозяйственных, фискальных и иных мероприятий – только при условии дальнейшего могущественного развития государственной промышленности и ее растущей способности не только одеть и обуть крестьянина, но и перестроить его хозяйство.

Эта великая работа еще вся впереди. Государство, армию, хозяйство мы до сих пор строили в сущности начерно. Впереди предстоит работа набело.

Будет вполне уместным, если мы, к восьмой годовщине Октябрьской революции, еще раз крепко напомним себе, что историческая ценность и, вместе, устойчивость каждого общественного строя определяется, в последнем счете, той производительностью труда, какую он обеспечивает. Это самый высокий критерий, и притом объективный. Мы, разумеется, начисто отвергаем телеологию, т.-е. идеалистическое представление, будто человечество движется к заранее намеченной цели. Но факт таков, что человеческое общество – отчасти стихийно, отчасти сознательно – идет по пути повышения производительности труда: эта «цель» поставлена не извне, а вырастает из материальных условий существования общества. Именно в этом главное отличие, выделяющее человека из животного мира. В этом же основной и, в последнем счете, безошибочный критерий всего исторического развития.

«Прогресс», как постоянное будто бы восхождение человечества, есть идеалистическая химера, по крайней мере по отношению к прошлым тысячелетиям. Развитие шло зигзагообразно. Снижение и долгие провалы следовали за подъемами. Капитализм придал прогрессу большую устойчивость именно потому, что в центре внимания поставил развитие производительных сил. Но и капиталистическое общество знает не только быстротечные смены промышленных подъемов и кризисов, но и длительные эпохи упадка. Об этом опять серьезно напомнила мировая война. Капитализм подготовил технические предпосылки планомерного и всестороннего прогресса, но сам он неспособен его осуществить. Прежде всего он оказался неспособным поднять сельское хозяйство хотя бы на тот уровень, на который поднял промышленность. Капитализм сбрасывал главную тяжесть земледелия и скотоводства на более отсталые народы, предпочитая эксплуатировать их преимуществами своего индустриального первородства. Преодолеть мировое противоречие между городом и деревней – то же, что преодолеть противоречие между Западом и Востоком, между эксплуататорскими нациями и угнетенными колониями. На это способен только социализм. Не случайно первая пролетарская революция разразилась в России, на великом стыке капиталистического Запада и колониального Востока.

Связь наша с Востоком есть один из важнейших залогов нашей победы. Но технически и культурно равняться нам, как и всему Востоку, необходимо по Западу. Наши хозяйственные успехи настолько велики, что ввели нас – при яростном сопротивлении врагов – в систему мирового хозяйства. Но именно растущая связь с капиталистической системой обнаруживает перед нами самими нашу чрезвычайную техническую и культурную отсталость. Социализм есть более высокий общественный строй, чем капиталистический, на смену которому он идет, не потому только, что устраняет эксплуатацию и подготовляет социальное равенство. Этот критерий, изолированно взятый, не решающий. Равенства в нищете и невежестве мы не хотим, да оно и неосуществимо. Различия вырастают из нужды. На жизненном опыте наших крестьян, хотя бы только за последние годы, мы видим, что рабство у природы не менее тяжко, чем классовое рабство. Мы устремляемся к социализму потому, что он подготовляет равенство на основе технического могущества, материального довольства, общей высокой культурности.

С законным удовлетворением оглядываясь на достижения восьми лет, мы обязаны, однако, дать точную оценку этих достижений в масштабах мирового хозяйства. Мы еще не достигли довоенного уровня по количеству производимых товаров; еще менее – по качеству. У нас есть все основания рассчитывать на то, что в течение ближайшего года мы вплотную подойдем к довоенному уровню по количеству и, отчасти, по качеству. Но ведь довоенный уровень потому и именуется «довоенным», что нашел свою проверку в войне. Результаты мы знаем слишком хорошо. В то время как Германия, окруженная неисчислимыми врагами, продержалась в течение четырех лет благодаря мощи своей индустрии, российская промышленность с каждым днем войны обнаруживала все более свою несостоятельность, несмотря на поддержку могущественных союзников. Война дала убийственную оценку экономической отсталости старой России. Не забудем же, что в новых общественных формах мы пока еще лишь восстанавливаем старый хозяйственный уровень.

Правда, соотношение сил чрезвычайно изменилось к нашей выгоде. Нынешняя Европа несравненно слабее, чем была до войны. С другой стороны, советская организация дает возможность неизмеримо более целесообразного использования наличных материальных ресурсов. А сверх того у нас, как у международной партии, имеются огромные политические ресурсы. Только благодаря этому Россия не стала за истекшее восьмилетие колонией, к чему она фатально шла в течение 1914 – 1917 г.г. Но факты остаются фактами. Технически мы самая отсталая страна Европы. Производительность труда у нас ниже, чем в любой из передовых капиталистических стран. Наши товары дороже. Их качество хуже. Все это может и должно быть измерено точными сравнительными коэффициентами, которые станут самыми надежными «индексами» (указателями) нашей дальнейшей работы, не только хозяйственной, но и культурной.

Наше строительство, особенно хозяйственное, опиралось до сих пор, главным образом, на старые технические навыки. Мы пользовались во всех областях тем уровнем культуры, который достигнут был старым режимом. В политике, в общественном строе мы сделали скачок огромного исторического значения. В других областях продвижка несравненно меньше. В хозяйстве, в смысле производства материальных ценностей, мы не достигли и старого. Развитие общества – это тоже одно из его противоречий – не идет равномерно по всем колеям. Но теперь мы достигаем того этапа, когда надо выравнивать производственный и культурный фронт с общественно-политическим. Те производственные и культурные знания, приемы и навыки, какие достались нам в наследство от прошлого, мы исчерпали. Дальше – накатанных капитализмом не только дорог, но и тропинок почти нет. Чтобы продвигаться, нужно пролагать новые пути, закладывать новые технические основы, вырабатывать новые навыки, искоренять безграмотность, повышать квалификацию, учиться и учиться у врагов, поднимать культуру. Нам нужно одновременное повышение культурного «качества» во всех областях. Дело идет о переводе руководимой пролетариатом нации – точнее, семьи наций – в более высокий исторический класс. Это осуществимо лишь путем напряженной подготовки по всем предметам человеческой культуры.

Закон Гегеля[145] о переходе количества в качество правилен и с другого конца: качество превращается в количество. Охватывая нашу хозяйственную жизнь в целом, мы можем проверить силу этого закона всем нашим опытом. Последний год гражданской войны и первый год нэпа был тем временем, когда все запасы вышли и страна перебивалась поскребышами. Никто не смел справляться о качестве. Побольше продуктов, хоть каких-нибудь! Но по мере того как в каналах обращения появлялось дополнительное количество продуктов, само производство автоматически становилось лучше. Лишняя кипа плохого хлопка улучшала работу на полубездыханной текстильной фабрике. Лишний пуд прелой муки или дюжина плохих карандашей улучшали постановку преподавания в совсем было замиравшей школе. И так по всей линии. Качество работы само собою повышалось вследствие возрастания количества. Но только до известного уровня.

После того как нестерпимый голод во всех областях хозяйственной и культурной жизни был хоть несколько ослаблен, создалась возможность более критической самооценки. Устами передовых своих элементов страна сказала, что мы работаем неумело, неряшливо, плохо, дорого. Вопросы научной организации труда начинают интересовать все более широкие круги. Создаются производственные совещания. Вопрос о качестве продукции, материальной и духовной, в том числе и канцелярской, все более выдвигается на передний план. Задача увеличения количества материальных благ ни на минуту не отступает на задний план. Наоборот, никогда еще она не ощущалась с такой остротой, как сейчас. У нас всего мало. Всего не хватает. Но сама борьба за количество на каждом шагу упирается в вопросы качества. Для повышения производительности труда необходимы лучшая техника, более научная организация производства, лучшее сырье, более высокая выучка. Чем полнее мы пускаем в оборот последние унаследованные ресурсы, тем больше обнаруживается, что путь к количеству лежит через качество.

Программа электрификации строилась на старых резервах, прежде всего – старых инженерах. Но этот ресурс на исходе. Осуществление электрификации прямо упирается в вопрос о том, как наши школы готовят новых инженеров, техников и рабочих. Мало того. Развитие электросиловой сети прямиком приводит к вопросу о таком сельском учителе, который умеет разъяснить детям и родителям значение электропроводов и тем обеспечить их охрану. Сельская школа, в свою очередь, ставит вопрос о дешевом и прочном учебнике, о бумаге, о карандаше, поднимая снова все еще далекие от разрешения вопросы издательства и полиграфической промышленности. Смычка города с деревней по-новому ставит вопрос о путях сообщения, о шоссе, проселках и мостах.

Повышение качества сельскохозяйственных машин – их прочности, легкости, заменяемости частей – повысит доверие крестьян к внутреннему машиностроению и расширит спрос. Повышение качества зерна, льняного волокна и пр. естественно увеличит объем экспорта. Повышение техники газет – более прочная бумага, более четкий шрифт – увеличит число читателей на каждый экземпляр газеты. Улучшение литературно-политического содержания прессы – больше живости, разносторонности, внутренней связи с аудиторией – родит новый набор читателей. Простое повышение качества пищи в общественных столовых ускорит перестройку нынешнего замкнутого семейно-хозяйственного быта. Коренная борьба с некоторыми отрицательными чертами молодежи, прежде всего с распущенностью всех видов, идет через повышение качества личности. А средства к этому: наука, техника, литература – настоящая, не маргариновая, – спорт и пр. Так во всех областях и в разных видах проблема «качества» становится ключом новой культуры.

Основные задачи социалистической организации общества встают перед нами на новом этапе по-новому и, главное, с возросшей конкретностью. Вопрос всех вопросов таков: как избегнуть бюрократизма, мертвящего безразличия, удушающей казенщины? Государственное хозяйство захватывает огромный круг предметов, людей и процессов. Этим оно чрезвычайно удаляет основное руководство от непосредственного исполнения. Социализм хочет победить производственно-торговую конкуренцию, параллелизм, лишние трения, встречные товарные потоки, словом – анархию в хозяйстве, как и во всем жизненно-культурном обиходе, посредством руководства, основанного на плановом учете и предвидении. Но социалистические методы лечения таят в себе свои собственные болезни, которые с полным основанием можно назвать болезнями детства, нисколько не умаляя при этом их злокачественности. Вся трудность состоит в том, чтобы достигнуть сочетания личной активной заинтересованности с общественно-плановым характером хозяйства. На этом пути мы сделали серьезные успехи, прежде всего уже тем одним, что поставили заработную плату в известную, далеко еще несовершенную зависимость от производительности труда. Но мы еще очень далеки от разрешения задачи в целом.

Гнилость бюрократизма в том, что он проходит мимо дела, скользит по касательной к существу. А между тем, никакое время не повелевало так, как наше, в каждом отдельном случае, большом и малом, добираться до материи, до живого, до ядра. Циркуляр, едущий на циркуляре и циркуляром погоняющий, не решает вопроса, хотя без циркуляров и не обойтись. Нужно, чтобы зубчатые колеса заинтересованности и ответственности, личной и коллективной, плотно цеплялись друг за друга. Такой законченной системы сразу создать нельзя, – ее нужно выработать и ее должно вырабатывать изо дня в день. Строительство социалистического хозяйства есть в то же время постоянное общественное творчество. В состав творчества столь широкого масштаба, как наше, входит необходимой частью экспериментирование, т.-е. производство опытов, испытание на деле разных систем контроля, побуждения, материального и морального премирования, кары, взаимной страховки и пр. Не давать рутине оседать и уплотняться. Пробивать в ней повседневно просветы к более совершенным методам и творческим возможностям. Во всей этой работе опираться на пробужденное стремление масс к лучшей жизни, к материальной обеспеченности, к более высокому духовному уровню, ко всему тому, что укрепляет тело, обогащает сознание, поднимает и окрыляет мысль – к культуре.

В отношении крестьянина, как мелкого товаропроизводителя, задача состоит в том, чтобы, опираясь на его собственническую заинтересованность в количестве своей продукции и в ее качестве, вводить его постепенно, через ряд посредствующих ступеней, в систему обобществленного хозяйства.

Основной рычаг к этому – социалистическая промышленность. Ее дальнейшие успехи позволят поставить перед нею задачу: взять сельское хозяйство на буксир. Это – новый этап смычки. В первые годы промышленность почти ничего не давала крестьянину, требуя и получая от него взаймы. Мужицкие авансы шли на растопку фабричного котла. Когда, наконец, колеса завертелись, промышленность на первых порах снабжала кое-как крестьянина как потребителя, почти не вторгаясь в крестьянское хозяйство. Последнее оттаивало и жило силой – или бессилием – прошлого. Смычка имела преимущественно потребительский характер: хлеб рабочему, ситец крестьянину. Но этого ныне уже недостаточно для обеих сторон. Город требует от деревни во все возрастающих массах промышленного сырья. Деревня требует от города орудий, машин, электрической энергии. Промышленность хоть и медленно, но продвигается к величайшей своей задаче: взять на буксир сельское хозяйство, чтобы вытащить его из тех ужасающих условий, которые некогда Маркс и Энгельс назвали идиотизмом деревенской жизни. Буксир соединяется с баржей канатом. Канат должен быть крепок, чтобы не оборвался. Машинизация сельского хозяйства, внедрение смычки в самый процесс производства, означает туго натянутый стальной тросс между тяжелой промышленностью и сельским хозяйством.

Каждый трактор есть малый буксир промышленности, которому поручено вытаскивать крестьянское хозяйство из болота чересполосицы и бессмысленной трудовой расточительности. Около 20.000 тракторов должна, по намечающемуся плану, получить деревня в нынешнем хозяйственному году. Это немного, но это уже кое-что. Это значит, отметим тут же, – 20.000 трактористов и тысячи ремонтных пунктов с квалифицированными рабочими. Трактор – не только технический, но и культурный буксир. Коммунист на тракторе – лучший руководитель деревни завтрашнего дня. Индустриализация сельского хозяйства создает наиболее естественную базу для внедрения пролетарского руководства в жизнь деревни. «Шефство», осуществляемое через пролетарский корпус трактористов, монтеров, механиков, которых город даст деревне по тщательному отбору, будет куда выше тех нередко искусственных и не всегда удачных форм шефства, к каким город вынужден прибегать ныне.

Но не забудем, что из 20.000 тракторов львиная доля должна быть ввезена из-за границы. Советская промышленность даст в ближайшем году менее 2.000 штук. В этом нет ничего страшного. Наша промышленность должна дать деревне в первую голову более простые машины. Придет черед и для массового производства тракторов. Но все же приведенные числа – около 2.000 своих тракторов и около 18.000 ввозных – измеряют грандиозность стоящих перед нами и еще не разрешенных задач. Буксир ведь должен быть не капиталистический, а наш, советский, с маркой серпа и молота.

Поднять эту гигантскую задачу можно, только качественно подняв нашу технику, производственную организацию, административную и культурную работу. Дело идет о новом этапе, который требует более высокой квалификации от всех и во всем. Этого нельзя достигнуть иначе, как сочетав личную заинтересованность и ответственность с организованным общественным контролем. Выделка хороших сапог, плугов и карандашей, как и воспитание пригодных инженеров, техников, квалифицированных рабочих, учителей, командиров, чиновников будут обеспечены лишь в том случае, если будут совершаться под давлением активного общественного контроля, твердого спроса, умелого отбора. Борьба с казенщиной и бюрократической фальшью должна быть заложена во внутреннюю механику отношений. Нужно, чтобы по-настоящему организованный кооперацией потребитель контролировал производственника. Промышленность должна контролировать подготовку техников в специальных учебных заведениях. Крестьянин должен учинять последний и решающий экзамен агроному, воспитанному Тимирязевской Академией. Каждая отрасль промышленности выступает как приемщик и потребитель по отношению к другим отраслям. Эту цепь взаимозависимостей надо изучать и извлекать из нее в ней же самой заложенные элементы взаимного контроля. Организовать этот контроль, вооружая его наиболее действительными методами; умерщвляя конкуренцию, укреплять соревнование; побуждая изобретательство, премируя и стимулируя его, вести беспощадную борьбу с секретничеством; воспитывать социалистическую трудовую мораль не голой проповедью и не административными предписаниями, а продуманным сочетанием интересов и, где нужно, их противопоставлением друг другу в узловых пунктах производства и общественного строительства, – таковы наметившиеся методы и пути. Работать на потребителя, а потребитель – это все. Профессиональные союзы являются организациями не только производителей, но и потребителей. В основной своей борьбе за лучшие условия жизни для объединяемых им рабочих, союз металлистов должен требовать более дешевых тканей, лучшей кожи сапог, лучшей школы, более компетентной медицинской помощи. Только в сочетании и противопоставлении различных организаций и общественных группировок лежит путь действительного, жизненного, не бюрократического контроля.

Каждый человек может сделать одно и то же дело и лучше и хуже. Это зависит от многих причин. Одна из них, сейчас еще наиболее действительная, это личная заинтересованность. Другая, более высокая, – внутреннее чувство ответственности. Об этом последнем военные уставы говорят: действовать за глазами начальника так же, как и на его глазах. Внутренняя дисциплина не падает с неба. Она есть кристалл общественного мнения в отдельном сознании. Лучше делает человек тогда, когда знает, что с него спросят лучшей работы, и когда сам склонен спрашивать того же с других. Дело – в общественном мнении, в его критической требовательности, в его бдительном контроле, в его культурной активности.

Частный предприниматель действует личной заинтересованностью и «хозяйским глазом». Личную заинтересованность мы можем и должны организовать гораздо совершеннее, чем частный предприниматель, ибо у нас для этого неизмеримо больше источников и возможностей в смысле повышения лучшего – способного, деятельного, добросовестного. С так называемым хозяйским глазом дело на первых порах труднее. Его-то и должен заменить общественный контроль. Активность, своевременность и гибкость контроля зависят от культурности контролирующих и контролируемых.

Но ведь для поднятия культуры потребуется ряд поколений? Конечно, до социалистической культуры нам далеко. Мы проходим только через приготовительный и потому именно самый тяжкий класс. Дело идет об усвоении простейших сведений, знаний, приемов и навыков. Когда они станут общим достоянием, развитие к социализму пойдет как по рельсам. Как и в хозяйстве, здесь труднее всего период первоначального культурного накопления. Но не нужно думать, что плодов придется дожидаться десятилетиями. Усилия, как и успехи, пойдут концентрическими кругами: от тысяч – к миллионам, от миллионов – к десяткам миллионов.

На наших глазах потребность в лучшем становится тем более острой и всеобщей, чем яснее обнаруживается возможность его достижения. На этом можно строить. Инициатива и пример передового меньшинства могут, как и в других областях, совершать чудеса, если методы меньшинства идут в ногу с опытом массы. Борьба за культуру означает повседневный, упорный, настойчивый, непримиримый отпор бескультурности во всех ее проявлениях: нечистоплотности, неграмотности, неряшливости, неаккуратности, невниманию к делу или к чужой личности. Не просто агитировать за культуру – голой агитацией не возьмешь, – а в своей собственной хозяйственной и культурно-бытовой сфере вести борьбу за «качество». Ничего не упускать. Ни на что не закрывать глаз. Не попустительствовать. Предъявлять наивысшие в данных условиях требования к себе и к другим. Каждое куриное яичко – на сквозной свет. Каждую сорную травинку – из грядки вон. Чувство личной ответственности и профессиональной чести будет расти параллельно с формированием социалистического общественного мнения, которое есть не пассивная надстройка над хозяйственным базисом, а важнейшее его орудие.

Нам нужна будет в гораздо большей степени, чем до сих пор, культурно-техническая помощь наших европейских и американских друзей. Иностранные делегации, приезжающие, чтобы посмотреть, как мы живем, и противопоставляющие затем у себя на родине правду лжи, совершают огромное политическое дело, укрепляя одновременно международное положение нашего Союза и позиции рабочего класса у себя. Но наряду с этими политическими делегациями нам нужны будут в возрастающем числе «делегации» технического, производственного характера. Пусть приезжают к нам, одиночками или группами, высоко-квалифицированные рабочие, техники, инженеры, пусть приглядываются к тому, как мы работаем, и пусть помогают нам работать лучше. Такого рода иностранные «интервенции» прекрасно дополнят учебные поездки за границу наших собственных инженеров, техников и рабочих. К стволу и ветвям нашего хозяйства надо прививать одновременно в разных местах черенки передовой технической и производственной культуры. Ствол достаточно прочен уже, чтобы выдержать такую прививку.

Во всех без изъятия областях перед нами годы напряженных улучшений и суровой выучки. С законным возмущением говорим мы о чересполосице крестьянского хозяйства. Но и в промышленности мы страдаем, в сущности, жесточайшей чересполосицей, унаследованной от капиталистического хозяйства. Мы беспощадно осуждаем архаическое трехполье, которое истощает землю и держит крестьянина в нищете. Но и во многих отраслях нашей промышленности царят методы, которые сродни трехполью. Неоднородность материала или несогласованность частей в наших промышленных изделиях происходит по той же причине, по которой кончающий среднюю школу плохо знает русский язык; по той самой причине, по которой в наших канцеляриях царит подчас волокита, а на лестницах и в коридорах общественных учреждений наткнешься нередко на окурки и плевки. Это все явления разного масштаба, но одного порядка. Мы малокультурны. Нам еще только предстоит провести подавляющее большинство населения через школу простейших навыков, которая давно вошла в обиход передовых капиталистических стран. Тут, как и в других областях, не нужно – по выражению Ленина – «ни тени фальшивой идеализации». Нам нужно перестроить хозяйство снизу доверху. Нам надо переучиваться, доучиваться, выучиваться. Надо повышать качество оборудования, руководства, исполнения. Надо учиться у капиталистической Европы и Америки. Ни тени фальшивой идеализации! Но и ни тени уныния!

Исторические наши задачи не измеряются календарными годами или юбилейными датами. Девятый советский год будет продолжать работу восьмого. Но в то же время есть основания сказать, что восьмая годовщина совпадает с намечающимся глубоким переломом во всей нашей хозяйственной и культурной деятельности. Восемь лет мы работали наспех и начерно. Конечно, это не сразу переменится; еще слишком многие области дожидаются у нас первого, хотя бы «чернового» удара заступа. Но в то же время в головных отраслях хозяйства и культуры пора уже переходить к работе набело.

Одним энтузиазмом этого достигнуть нельзя. Энтузиазм масс – драгоценная сила, которая показала себя в прошлом, и на которую будет еще великий спрос в будущем. Но то, что нам ныне нужно больше всего, это – выдержка, система, сознательно регулированное упорство. Эти качества не отрицают энтузиазма, наоборот, в сочетании с ним обещают исторические результаты небывалого масштаба.

Два года остается до первого советского десятилетия. Они должны стать годами дальнейшего крутого подъема. Экономический, если не военный, нажим наших врагов будет возрастать. Ответом на него – наряду с ростом революционного движения на Западе – может явиться только высокий темп нашего хозяйственного и культурного подъема. Вопрос темпа есть вопрос нашей обороны, нашего самоутверждения, нашей победы.

«Правда» N 255, 7 ноября 1925 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.