Л. Троцкий. МАЛОЕ И БОЛЬШОЕ[128]

Л. Троцкий. МАЛОЕ И БОЛЬШОЕ[128]

Как великие события, развивающиеся в самой Германии, так и те величайшие события, которые могут вырасти из германской революции,[129] самым прямым и непосредственным образом задевают интересы Советского Союза. Как же быть с нашими текущими повседневными задачами: не отходят ли они на задний план? Не исчезают ли вовсе? Нет, не исчезают и не отходят. Наоборот: в новой перспективе они получают новое, чрезвычайно возрастающее значение.

Партии, как и отдельные люди, познаются настоящим образом только в больших испытаниях. И если прав толстовский офицер, который считал храбрым того, кто поступает, как надо, то тем более это относится к партии: та партия подлинно революционна, которая из каждой ситуации методами, отвечающими этой ситуации, извлекает максимум в интересах мировой революции.

Мы сейчас, несомненно, подходим вплотную к одному из тех исторических узлов, которые определяют дальнейшее развитие на ряд лет, а по всей вероятности, и десятилетий. Центром европейских и мировых проблем является Германия. Наша заинтересованность в судьбах Германии имеет в одно и то же время и самый глубокий и самый непосредственный характер. Если бы хищникам французского империализма, самым реакционным, жадным и подлым из всех, каких когда-либо знала история, удалось надолго сломить волю германского народа к жизни и независимости, Советский Союз стал бы неизмеримо слабее. Вопрос о судьбе Германии решается сейчас, в первую очередь, внутренней борьбой ее классов, и незачем говорить, что все, что есть сознательного у нас, стремится проникнуть мыслью во внутренний ход развития германского народа, предугадать ближайшие этапы борьбы германского пролетариата. Все другие идейные интересы, естественно, отступают у этого авангарда на задний план. Однако, дело ведь не ограничивается авангардом. Подавляющее большинство населения страны не научилось и не могло научиться мыслить о явлениях в международном масштабе. Но если даже ограничиться одним авангардом, то и здесь совершенно недостаточно идейного интереса и сочувствия к борьбе германских рабочих и к судьбе немецкого народа. Мы ведь не наблюдатели, а участники исторического процесса. И здесь нужно себя спросить со всей отчетливостью: нет ли противоречия между нынешней повседневной работой в условиях нэпа, между нашим хозяйственным строительством и «культурничеством», с одной стороны, и размахом надвигающихся событий – с другой? Без ответа на этот вопрос в сознании каждого мыслящего работника будет неизбежно двойственность, а нет ничего хуже двойственности, парализующей волю.

Попробуем войти в суть дела простым примером. На вопрос, обращенный к молодому студенту, о том, как идут занятия, я получил полушутливый, полусерьезный ответ: «Какие теперь занятия, – в Германии надвигается революция!». Не только молодые студенты, но и очень многие зрелые работники как бы чувствуют себя выбитыми из колеи. Повседневная наша работа, которую тов. Ленин в статье о кооперации условно назвал «культурнической», как бы теряет свой смысл и вес перед лицом надвигающихся больших событий.

Так, например, в одной провинциальной партийной газете я прочитал пространнейшую статью, в которой доказывается, что нам неуместно заниматься вопросами быта, поелику германская революция стучится уже в ворота истории. В противовес этому рекомендуется брать пример «на старших глядя: мы, например, или покойник дядя…». Смысл «примера» состоит в спартанском закале, способности к самоотвержению и пр. Многим из нас не раз приходилось говорить и писать о необходимости младшему поколению воспринять лучшие элементы революционного прошлого. Но превращать идею преемственности в нравоучительную притчу о спартанцах, которые жили единой мыслью, не заботясь о «быте» и других житейских вещах, значит искажать историю, делать из живой революционной традиции условный канон и толкать рабочую молодежь за ответами к источникам, нам чуждым. Старые, дореволюционные поколения интеллигенции, а затем и передовых рабочих формировались, интересуясь всем, в том числе и личным и семейным бытом. Будущий революционер начинал нередко с размышлений о личном самоусовершенствовании, проводил молодые бессонные ночи в горячих спорах о брачных отношениях героев Чернышевского[130] и пр. и пр. Тем более нынешняя молодежь, формирующаяся в обстановке величайшего перелома всех общественных и бытовых отношений, – вне условий развернутой классовой борьбы, – не может сложиться в подлинно революционный тип, не продумавши со всех сторон условий своей личной жизни, семейно-бытовых отношений в их неразрывной связи с отношениями общественными, т.-е. с условиями и перспективами социально-революционной эпохи. Без такого продумывания и прорабатывания, с целью практического воздействия и преобразования, мы в лучшем случае получили бы школьных марксистов-книжников, а вернее, и их не получили бы, так как толчки жизни заставляли бы молодежь искать ответов на непосредственные вопросы жизни в не-марксистских теориях. Противопоставлять близкие перспективы германской революции нашим текущим практическим задачам значило бы быть фразером, а не революционером. Заявление, что ныне, когда в судьбах Европы близится крутой перелом, нет охоты заниматься алгеброй, можно понять только как шутку или, в крайнем случае, как выражение скоро преходящего настроения молодого товарища, выбитого из колеи первыми сведениями о надвигающихся событиях. Но партия, а тем более рабочий класс не могут, разумеется, противопоставлять свою повседневную практическую работу тем новым грандиозным задачам, которые должны встать перед нами в более или менее близком будущем.

Тот слой рабочих и, в частности, рабочей молодежи, который уже научился переживать события международного масштаба, идейно откликается на германские события сразу. Но повторяем: этот слой тонок. Наша «культурническая» работа состоит в том, что мы привлекаем ныне к идеям коммунизма не только путем общей пропаганды и агитации, но и путем практической работы в хозяйственных и бытовых областях, связанных с жизнью трудящихся масс. Той работнице, которая не научилась критически думать о своей собственной жизни и о жизни близких, мы напрасно будем говорить о германской революции. Если же мы захватили или захватим ее нашей культурно-бытовой работой, то мы создадим для нее духовный мост от личного к общему, и немецкая революция станет для нее близким и родным делом. Еще больше это относится к молодежи. Вот где поистине применимы евангельские слова: «верный в малом и во многом будет верен». Где бы ни развернулись крупные события, и в какой бы форме они ни наступили, они потребуют от нас на этот раз несравненно более высокой подготовки, более специальной квалификации во всех областях, чем все те задачи, которые нам приходилось разрешать до сих пор. Ребячески наивно было бы поэтому представлять себе дело так, будто надвигающиеся события требуют, чтобы мы выпрыгнули из нашей нынешней работы: учебы, хозяйственной, специально культурной деятельности и пр. и пр. Единственно, чего новая обстановка требует, это чтобы мы во всех областях работали по меньшей мере вдвое энергичнее и вдвое лучше прежнего.

Большие события – испытание не только для партий и людей, но и для общественного режима в целом. В этом смысле практические выводы из предвидения крупных событий представляют собой величайший экзамен режима, его руководящей партии и, в частности, его сознательной молодежи. Вопрос ставится историей так: в какой мере мы окажемся способными предвидение событий завтрашнего дня превратить в напряженнейшую подготовку сегодняшнего дня? В этой «подготовке» на девять десятых нет ничего специфического, из ряда вон выходящего. Дело идет о продолжении той же работы, того же строительства, того же упорядочения, той же учебы, – только темп должен стать иным. Мы должны сейчас заработать с таким напряжением, какое наблюдается, скажем, у поотставшего, но вовремя спохватившегося рабфаковца за несколько недель до экзаменов. В этом напряжении работы, в ее большей точности, отчетливости, в повышенном сознании ответственности и должна, прежде всего, выразиться – для данного периода – наша внутренняя связь с теми событиями, очагом которых является сейчас центральная Европа.

"Как ни важно и жизненно необходимо наше «культурничество», – писали мы в статье по поводу пролетарской культуры,[131] – оно целиком стоит еще под знаком европейской и мировой революции. Мы по-прежнему солдаты на походе. У нас дневка. Надо выстирать рубаху, подстричь и причесать волосы и, первым делом, прочистить и смазать винтовку. Вся наша нынешняя хозяйственно-культурная работа есть не что иное, как приведение себя в некоторый порядок меж двух боев и походов. Главные бои впереди – и, может быть, не так уже далеко". Что важнее: бой или чистка и смазка винтовки, или уход за обозной лошадью, или разъяснение крестьянке, для чего существует Красная Армия, или изучение географии и истории Германии, или выделка портянок и пр. и пр.? Смешно и прямо-таки нелепо так ставить вопрос. Именно потому, что впереди возможны большие испытания, нужно как можно лучше и дешевле строить крестьянский плуг, ткать портянки, прилежно изучать географию и историю Германии и всех других стран, привлекать внимание самого отсталого рабочего и отсталой работницы к условиям их быта, тем самым открывая их мысли выход на широкую революционную дорогу. Каждая новая общественная столовая есть превосходный материальный аргумент в пользу международной революции.

Это правильное понимание связи малого с большим я нашел в «Песне о червонце» комсомольского поэта Александра Жарова.[132] Тем, кто склонен противопоставлять великие потрясения вопросам быта и заботам о валюте, молодой поэт отвечает:

Гей!

На бой против грязи и вони

И не с пулями острых слов!

Крышка, брат:

Даешь червонец!

И – никаких богов!..

Ну, а если застонет визгливо

Вражий взмах над головой, —

Я сумею быть терпеливым

И пойти

В знакомый бой!

Великие события формируют новые поколения. Мы часто говорили о подготовке смены. В повседневной учебе и работе смена подготовляется медленно и незаметно. В больших событиях она поднимается и обнаруживается сразу. Теоретические накопления, сочетаясь с опытом, дают необходимый закал и уверенность в себе. Мальчики становятся юношами, юноши – мужами.

«Правда» N 236, 18 октября 1923 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.