Пять лет борьбы

Пять лет борьбы

Товарищи!

Скоро исполнится пять лет с того дня, как волею трудящихся масс России в нашей стране установился советский порядок, и волею тех же масс руководство судьбами нашей страны оказалось врученным российской коммунистической партии. От имени Центрального Комитета этой партии я приношу привет вашему съезду.

История этих пяти лет, в которой, как я подозреваю, большинство из вас не имело возможности принять активное участие, ибо в октябре 1917 года многие из моих многоуважаемых слушателей еще, вероятно, ходили пешком под стол, – это не в укор и не в похвалу, это факт, – история этих пяти лет представляет собой кладезь величайших поучений.

Революционные эпохи, эпохи социальных обвалов, выворачивают все нутро общества наружу. Когда проезжаешь мимо горного кряжа, видны пласты, которые накоплялись в течение тысячелетий. Один налегал на другой. Снаружи их не было видно. Но вулканической силой подняло эти пласты, создались обвалы, образовались горы и ущелья, – и вы видите в разрезе горы пласты разных пород. Вот так бывает и с обществом. В обычное время класс налегает на класс, над базисом возвышается надстройка из различных идеологических образований вплоть до тончайших форм философии. Корней и причин внутренней структуры невооруженным глазом не видно. Революция же все это взрывает, ставит ребром, обнажает. И, разумеется, лучше всего учились те из нас, которые участвовали в революции практически, на деле. Но так как наша революционная почва еще не остыла, то молодому поколению нужно учиться на опыте этих пяти несравненных лет.

Я, разумеется, не могу ставить себе и в отдаленной степени задачи исчерпать все поучения нашей, величайшей в истории, революции. Я имею более скромную задачу: дать характеристику нашего международного и внутреннего положения, как это положение сложилось в результате нашей борьбы.

Первые два года прошли в непрерывной борьбе, в блокаде. Третий год прошел также в борьбе и в первых попытках переговоров с нами буржуазных правительств. Последние два года были временем, когда борьба постепенно замирала под ударами наших военных побед. Переговоры получали все более развернутый, многосложный характер. Есть одна общая черта и в той войне, какую вели против нас империалисты, и в тех мирных переговорах, какие они с нами ведут. Эта черта – нерешительность, непоследовательность, колебания и шатания. Не может быть никакого сомнения в том, что если бы германский империализм в конце 1917 г. и в начале 1918 г. поставил себе задачу сокрушить нас, он бы нас сокрушил. Советской Республики не было бы. Нет сомнений и в том, что если бы Клемансо, французский министр-президент и фактический диктатор конца 1918 г., поставил себе задачу нас сокрушить и раздавить военной силой, – мы на время исчезли бы с лица земли. В военном смысле мы были бесконечно слабее не только объединенного империализма, но и каждой из больших империалистических держав в отдельности. Они по двум причинам не двинули против нас всех своих сил: во-первых, потому, что уже тогда боялись развития революционного движения внутри, как последствия войны, и, во-вторых, потому, что считали нас настолько скоропреходящей величиной, что не находили нужным вести с нами большую войну. В этом было наше спасение. Они ограничивались наемными царскими генералами и не менее наемными социалистами-революционерами и меньшевиками. Они через посредство буржуазии наших окраин или через посредство эмигрировавшей буржуазии, белогвардейщины и при содействии так называемой нашей «демократии» организовывали фронты, кольцом окружавшие сердце России.