Врачи-вредители

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Врачи-вредители

На фоне многочисленных высокопоставленных троцкистов особняком стояла группа врачей в составе Л. Левина, Д. Плетнева, И. Казакова, обвиненных в ходе Третьего московского процесса во вредительском лечении Максима Горького, которое, по версии следствия, и привело к смерти писателя.

Наиболее известным из «врачей-вредителей» по праву считался профессор Плетнев, бывший лечащий врач Горького.

Вполне понятно, что врач, обладавший квалификацией профессора Плетнева, мог без труда скрыть последствия намеренного нанесения вреда здоровью пациента и, следовательно, доказать вредительское лечение было невозможно. В чем же состояла логика обвинения, логика Сталина, несомненно выступавшего своего рода теневым истцом по этому делу?

Алексей Максимович Горький был для Советской России совершенно уникальной и особенной фигурой, равной по значению, возможно, только Сталину. Для всего мира Горький являлся живым классиком, одним из крупнейших и, безусловно, авторитетнейших мыслителей и гуманистов ХХ века. Тот факт, что Горький не просто жил в СССР, но и восхищался сталинскими преобразованиями страны, делал нападки троцкистов на Сталина несостоятельными. Как мы помним, троцкисты прикладывали особые усилия, стараясь овладеть умами интеллигенции, и, надо сказать, делали это не без успеха. Однако пока был жив Горький, все их потуги шли даром – в рядах их идеологических бойцов фигур, даже отдаленно близких по масштабу к Горькому, не было и до сегодняшнего дня не появилось.

Неудивительно, что еще и теперь моральные наследники троцкистов идут на все, чтобы скомпрометировать Горького, представить дело так, будто писатель жил в СССР чуть ли не под арестом. В книге английского «историка» Монтефиоре «Сталин. Двор красного монарха» в качестве примера страданий писателя под пятой сталинизма приведена следующая сентенция: «Я окружен, – печально шептал он (Горький . – Прим. авт. ) – Я в западне». Шептал он, понимаете? А Монтефиоре услышал…

Поэтому неудивительно, что для троцкизма главным, смертельным врагом после Сталина был именно Горький. При этом Горького практически никто не охранял, писатель принимал много гостей, и получить доступ к нему ничего не стоило.

Кстати, почти за год до начала описываемого процесса «Правда» поместила статью под названием «Профессор – насильник, садист», в которой анонимная гражданка обвиняла Плетнева в попытке три года назад во время приема изнасиловать ее. При этом профессор якобы укусил гражданку. «Будьте прокляты, подлый преступник, наградивший меня неизлечимой болезнью, – писала женщина, – обезобразившей мое тело… Я проклинаю вас!» Было открыто следствие, и в июле 1937 года суд признал Плетнева виновным в домогательстве и приговорил его к двум годам заключения условно.

По воспоминаниям Евгении Гинзбург – «ярого друга» нашей страны, кто-то из бывших коллег Плетнева сказал ей в свое время, что «профессор, мол, этого не мог». Что уж там было на самом деле – неизвестно, мог он или не мог, во всяком случае, решение суда до сих пор не отменено.

Нельзя игнорировать и многочисленных антисоветских разговоров Плетнева. Так, во время визита Ромена Роллана к Горькому профессор, оставшись с французом наедине, стал высказывать антисоветские настроения, стремясь «открыть глаза» Роллану на «истинное» положение дел в СССР. Как же это было расценивать? Сталин был не легковерный дурачок и во всякие там нюни интеллигентские не верил, он понял самую суть – Плетнев вел враждебную своей стране пропаганду, стремясь скомпрометировать и СССР, и лично Горького в глазах известного иностранного общественного деятеля. Поведение Плетнева чрезвычайно возмутило и самого Роллана, чем он и поспешил поделиться со своим другом Горьким.

Между прочим, подобные разговоры непосредственно попадали под действие целого букета статей Особенной части УК РСФСР, таких, например, как Статья 58.3, гласившая:

Сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооруженному вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции, равно как способствование иностранным государствам уже после объявления ими войны или посылки экспедиции, в чем бы это способствование ни выразилось.

Как же следовало истолковать поведение Плетнева, как квалифицировать, если не троцкизм? Как было расценивать то, что полный сил писатель при наличии рядом врача-троцкиста вдруг взял и ни с того ни с сего скоропостижно умер? Здесь надо прямо сказать, что Плетнев, получив десять лет, легко отделался – по статьям Особенной части УК можно было и круче ответить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.