ГЛАВА 4 Древний Египет

Если ты придешь домой пьяным и повалишься на постель, я буду чесать тебе пятки.

Египетская любовная лирика(конец Нового царства)

Забавный народ эти древние египтяне. На гробницы тратили больше, чем на дворцы; приписывали сотворение мира богу, который совершил единственный половой акт и проглотил собственное семя, а еще полагали, что человечество было спасено благодаря пиву.

Сюжет мифа примерно такой. Человечество нелестно отзывалось о Ра — верховном боге (да, том самом, из предыдущего абзаца). Почему-то в египетской мифологии человечество совершало эту оплошность раз за разом — с самыми неприятными для себя последствиями. Разъяренный Ра решил, что пора кончать с нечестивцами, и послал расправиться с людьми богиню Хатхор. У Хатхор была голова львицы и характер вредной болонки, так что за дело она взялась с размахом. Она разила, истребляла и сокрушала, пока Ра не сжалился над человечеством и не решил оставить людей в живых. Но Хатхор и слушать не желала. Она уже раззадорилась и вообще считала, что сто?ящее дело нужно доводить до конца.

Ра понял, что слегка влип. Тогда он срочно сотворил 7000 бочонков пива, покрасил в красный цвет и разлил по полям. Хатхор выпила пиво, приняв его за человеческую кровь. Вскоре она начала клевать носом, позабыла про священную карательную операцию и легла вздремнуть. Вот так пенный напиток спас человечество.

А потом Ра зачем-то соорудил корову.

Все это вылилось в Праздник опьянения, к которому мы вернемся буквально через минуту. Но сперва не помешает упомянуть кое-какие особенности египетской истории. Во-первых, она была очень, очень и очень долгой. Объединенный в 3000 году до н. э. (или незадолго до того) Египет очень быстро заложил два краеугольных камня своей цивилизации — иероглифы и пирамиды — и стал самым богатым и могущественным государством в мире. Этот статус он удерживал, не считая пары срывов, последующие 2000 лет. Примерно в 1000 году до н. э. в стране наметился упадок, несмотря на который она продержалась еще тысячелетие с небольшим. В совокупности срок получается достаточно внушительный.

Клеопатра ассоциируется у нас с глубокой древностью, но она умерла всего каких-то 2000 лет назад. А пирамида Хеопса в Гизе была построена за 2500 лет до рождения царицы. То есть пирамида казалась Клеопатре еще более древней, чем Клеопатра нам.

Все это означает, что рассуждать обобщенно о том, как напивались древние египтяне, несколько затруднительно. О первой тысяче с лишним лет у нас крайне мало данных. Но люди пили, это бесспорно. Строители пирамиды Хеопса часть платы получали пивом. В гробницу царя Скорпиона I, погребенного примерно в 3150 году до н. э., было положено 300 кувшинов привозного вина, так что вино у египтян точно имелось. По крайней мере, у богатых.

Во-первых, загвоздка в том, что мы не знаем, как именно царь Скорпион употреблял это вино. Один? С друзьями? Устраивал большую попойку? Тянул по глоточку? А строители пирамид, я подозреваю, попросту изнемогали от жажды, как изнемогал бы любой из нас, доведись ему ишачить на солнцепеке в Сахаре.

Поэтому дальнейшее будет в основном относиться к периоду, о котором у нас достаточно сведений, — то есть концу Нового царства, около XIII века до н. э.

Во-вторых, большая часть наших данных о Древнем Египте получена из гробниц богачей. Какая-то часть — из поэзии и других сочинений, которые создавались богатыми для богатых, и еще часть — из надписей в храмах, куда тоже допускали только богатых. Мы почти ничего не знаем о нильском пролетариате, кроме того, что рабочие умирали молодыми и ходили полуголыми. И тут возникает «в-третьих».

На уроках по истории Древнего Египта в начальной школе никто ни словом не обмолвится о сексе. И это хорошо. Греческие и римские мифы в слегка адаптированном виде вполне можно рассказывать на ночь, а вот о том, что сделала Изида с телом погибшего брата, — ни в коем случае. Что касается священного текста о соперничестве Гора и Сета, даже прожженный порнограф, ознакомившись с ним, зальется горючими слезами от сознания своей чистоты и неискушенности. Так что все то, о чем вы сейчас узнаете, по египетским меркам, еще вполне невинно.

Выпивка для египтян означала секс, а секс, соответственно, был неотделим от выпивки. И все это под музыку. В любовной поэзии попадается следующее:

Кружи ее в танце, пой ей песни,

Пои ее вином и крепким хмелем,

Возьми ее хитростью сегодня ночью,

И она скажет: «Любимый, обними меня крепче —

Давай займемся этим снова в лучах зари».

Иногда, наоборот, женщина подпаивала мужчину — египтянки знали толк в выпивке. В этой области царило поразительно современное равноправие полов. На одном изображении новогоднего пира женщины сидят отдельно от мужчин, но пьют ровно столько же. Более того, там есть текст, передающий их беседу. Виночерпий говорит: «Во имя своей души, пейте, пока не напьетесь. Празднуйте! Послушайте своего родственника, не сидите сиднем».

«Подайте мне восемнадцать кувшинов вина! — требует некая старуха. — Я хочу напиться пьяной. Внутри у меня все сухое, как солома».

Ее соседке виночерпий говорит: «Пей! Не цеди. Я побуду рядом». (На этот раз — против обыкновения — никаких неприличных подтекстов.)

«Пей! — подхватывает третья. — Не ломайся. А потом передай чашу мне».

Объемы их заказов поражают. Но есть еще два примечательных момента. Они пьют с единственной и нескрываемой целью — напиться. Ни о каких скромных, тихих посиделках речь не идет, задача — нарезаться в хлам. Поэтому виночерпий и обещает побыть рядом. На древнеегипетском пиру, даже если на нем присутствовали добропорядочные дамы, кто-то должен был следить, чтобы вы не кувырнулись в Нил или не утонули в собственной блевотине.

А блевали египтяне изрядно. На другом изображении пира женщину рвет прямо на подавальщицу, которая одной рукой гладит даму по голове, а другой как ни в чем не бывало подносит ей кубок с вином. Это самая настоящая разнузданная пьянка. Сложно сказать, каждый день пили египтяне или только по праздникам («счастливым дням», как они их называли), но праздники у них все равно шли косяком.

Вышеописанные сцены изображены в гробницах, поскольку египтяне гордились своими попойками. Надраться до поросячьего визга было не стыдно, и такой знатный кутеж хотелось увековечить. Об этом они заявляли прямо и недвусмысленно. Даже священник мог написать:

Не забыл я и того счастливого дня, когда почтил память усопших, лежащих в гробницах. Долго сидел я в тиши и покое, а потом «пошел по болотам», напившись вина и пива, умастив себя мирром.

Выражение «идти по болотам» в Древнем Египте означало заниматься сексом, именно этому и мужчины, и женщины предавались в подпитии. Вот некая знатная дама по имени Хратианк, о которой нам расскажет лишь хвастливая эпитафия:

Я знала толк в хмеле, я радовалась хорошему дню. Умастив себя мирром и надушившись ароматом лотоса, я что ни вечер предвкушала прогулки по болотам.

Далее сказано, что она гуляла по болотам с мужем под музыку, которую играли прекрасные служанки. Потом она намекает, что и со служанками развлекалась тоже. Вот вам, пожалуйста, Древний Египет во всей красе.

Что ж, теперь можно перейти к Празднику опьянения. Вы уже более-менее подготовлены, поэтому дальнейшее вас не особенно удивит.

Праздник опьянения представлял собой ежегодные (или, возможно, устраиваемые каждые два года) торжества в честь богини Хатхор[12] и спасения человечества благодаря чуду с пивом. Торжества совпадали с ежегодным разливом Нила, несущим Египту плодородие и, по преданию, знаменовавшим возвращение Хатхор из ссылки на дальнем юге. Проходили празднества в храме Хатхор, куда толпами стекались богатые египтяне — в том числе знать и представители царской семьи. Зрелище наверняка было впечатляющее.

Действо начиналось с наступлением сумерек. Толпа поклонников богини, расположившись на восточном берегу Нила, провожала заходящее на противоположном берегу солнце. На праздник являлись нарядными, женщины надевали драгоценные оплечья-ускхи, обводили глаза краской, голову украшали венком. Все мазались мирром, натирались благовониями, шагали по россыпям цветов, источающим чудесные ароматы, — воздух наполнялся божественным благоуханием.

И вот, все в предвкушении. Позади толпы — храм, дожидающийся прибытия богини. Как сказано в одном стихотворении, храм «словно пьяная женщина / усевшаяся рядом с обиталищем [божества] / косы ее льются на прекрасную грудь / лен и покрывала в руках ее».

С минуты на минуту на Ниле должна показаться церемониальная баржа, которую течение несет к собравшимся. Хатхор возвращается! Под бой ручных барабанов баржа причаливает и швартуется. На борт поднимается жрец с чашей багряного подкрашенного пива и подношением богине.

Кто изображал богиню, боюсь, нам не известно. Может, это был человек в костюме Хатхор, может, статуя, а может, еще что-то. Но важно, что Хатхор пила (или статую окропляли пивом), и толпа взрывалась ликующим ревом.

Под барабанный бой Хатхор сходит на берег. Ее окружает процессия жрецов и танцоров, исполняющих традиционный танец пития — правая рука поднята и согнута в локте под прямым углом. Хатхор вернулась с юга, и, видимо, поэтому танцоры наряжены животными — на них костюмы павианов, мартышек — в знак того, что богине подвластна вся природа. Кое-где попадаются даже экзотические одеяния нубийцев.

Толпа расступается, и Хатхор шествует через ворота храма на передний двор. Ну да, я сказал «расступается», но на самом деле все по-прежнему толпятся и теснятся. Каждый старается обеспечить себе обзор, кто-то залезает на гигантские статуи по бокам от входа и на верхнюю перекладину ворот, чтобы лучше было видно. Никакой церемониальной торжественности и чинности, кругом творится хаос. Праздник опьянения как-никак.

Во дворе храма переходят к следующему этапу празднества — битью шаров. Без всякого сексуального подтекста, что редкость для Древнего Египта. Шары глиняные и символизируют глаза врагов богини. То есть это зло, и верховный почитатель богини (фараон, если он присутствует на празднике) бьет по ним большой палкой. Как именно бьет — разбивает шары вдребезги или символически их касается — неизвестно. Но учитывая, что их диаметр всего сантиметра два-три, а длина палки — около метра, получается, надо полагать, какая-то древняя разновидность гольфа.

После битья шаров фараон покидает праздник — и вот теперь начинается истинное веселье. Вино и пиво льются рекой, закуски же, наоборот, ничтожно мало. Как и прежде, цель одна — сакральное опьянение. Если хотите угодить небесам — пейте так, чтобы они содрогнулись.

В отблесках жаровен, освещающих двор и колонный зал, по рукам идут чаши с вином. Вино пьют залпом, с религиозным рвением. Напиваются в дым. Жрец, взойдя на помост, декламирует гимны. Это на случай, если кто-то вдруг забыл, по какому поводу собрались:

Да будем же пить и вкушать с пиршественного стола!

Будем веселиться, ликовать и радоваться!

Пусть снизойдет к нам Бастет![13]

Напьемся в ее честь на этом пьяном пиру.

Кроме того, он напоминает собравшимся и о других целях празднования:

Будем же пить, будем же есть, будем же трахаться.

Обычно последнее переводят как «будем совокупляться», но, честно говоря, для того, что происходит потом, приличные слова не годятся. Начинается свальный грех. Это зрелище оскорбило бы чувства современного человека, но египтяне не были ни современными, ни настолько чувствительными. В их культуре плотские утехи превозносились и почитались. Собравшиеся благоухают ароматными маслами (которыми обмазывали себя целиком), на небе россыпь звезд, сияет (наверное) луна, и все уже основательно подогреты. Да и жрец призывает. Поэтому — да, они трахаются прямо там, в храмовом зале. Собственно, он так и называется — «Зал прогулок по болотам».

Все равно для нас это странно, и вы наверняка задаетесь вопросом: «А если кто-нибудь забеременеет?» И такое случалось. Зачатие в пьяной праздничной свалке от абсолютно незнакомого человека было вполне в порядке вещей. Дети, зачатые в подобных обстоятельствах, пользовались почетом и, вырастая, не только с легкостью пополняли ряды жрецов, но и хвалились своим происхождением. Некий обладатель удобопроизносимого имени Кенхикхопшеф воздвиг себе памятник (и это для египтян тоже в порядке вещей), надпись на котором гласила:

Я был зачат на храмовом дворе, у врат близ Дейр-эль-Бахри, ведущих к усыпальнице Мен сет. Я вкушал жертвенный хлеб священников-чтецов рядом с великими духами акху. Я бродил по Долине цариц. Я провел ночь на переднем дворе. Я испил храмовой воды, и в переднем дворе [храма] Менет мне было явлено видение сияющей.

Кроме того, в завещании мать поставила Кенхикхопшефа выше остальных детей, так что и ее обстоятельства зачатия явно не смущали. Может, она даже сохранила о них теплые воспоминания.

Гораздо более насущный вопрос — как во время оргий египтянам удавалось сочетать секс со рвотой. Рвоты было много, поскольку она почему-то считалась неотъемлемой частью таинства[14]. Для обладателей луженых желудков, способных удержать все выпитое, не выворачиваясь наизнанку, в пиво подмешивали травы, обладающие рвотным действием. Чтобы уж наверняка. А жаль, ведь в начале вечера все так приятно пахли.

Наконец поклонники Хатхор делали то, что сделает любой, напившись в хлам, протошнившись и накувыркавшись со всеми подряд. Они забывались сном. К рассвету Зал опьянения оглашался храпом лежащих вповалку участников празднества — тогда-то и совершалось волшебство.

До отключки напивались не все. Часть — как виночерпий в одной из вышеописанных сцен — обслуживали собравшихся и помогали при необходимости. И вот теперь, в тишине, они приступали к своей финальной задаче. В отдельном святилище в боковой части храма ждала своего часа величественная статуя Хатхор. Прислужники открывали двери и каким-то образом (каким — история умалчивает) вытаскивали статую в Зал опьянения. Разместив ее в самом центре и дождавшись, когда колоннаду пронзят первые рассветные лучи, они принимались бить в барабаны. Шум барабанов, бубнов и систров должен был разбудить пьяных до того, как они проспятся.

Любой, кого когда-нибудь грубо выдергивали из пьяного сна, наверняка помнит, какое смятение испытал. Где я? Кто я? Что я? А если в довершение ко всему над тобой громоздится озаренная рассветным солнцем богиня…

Именно к этому моменту, к этому мистическому откровению, все и вело, потому что в измененном состоянии сознания человек воспринимает богиню совсем не так, как трезвым будним вечером.

Напившись допьяна, они узрят богиню

Сквозь сосуд. Пейте воистину. Ешьте воистину.

Пейте, ешьте, пойте, Напивайтесь!

В этот миг идеального единения богиня могла исполнить любое желание, любую просьбу — хотя, подозреваю, у многих напрочь вышибало из памяти, о чем они собирались просить.

Нам все это чуждо. На Западе нет традиции религиозного опьянения. Однако она существовала на протяжении всей истории, в разных частях света. От Мексики до тихоокеанских островов и Древнего Китая практиковался или до сих пор практикуется хмельной мистицизм, поиски бога на дне сосуда с вином. Если бы мне после пары бокалов вдруг явились духи предков, я лично очень удивился бы — мягко говоря (предки, подозреваю, демонстрировали бы угрюмое смирение). Так что современному бармену эту грань опьянения постичь, пожалуй, сложнее всего.

Наверное, здесь лучше будет привести целиком цитату из Уильяма Джеймса, великого американского психолога, философа и брата Генри Джеймса. В своем анализе религиозного мистицизма он достаточно обстоятельно разбирает важную роль опьянения, о которой мы, глупые миряне, успели забыть, но с посторонней помощью вспомним:

Власть алкоголя над людьми, без сомнения, объясняется его способностью возбуждать к деятельности мистические свойства человеческой природы, обыкновенно подавляемые холодом и сухостью повседневной рассудочной жизни. Трезвый рассудок суживает, анализирует, говорит «нет!»; опьянение расширяет, синтезирует, говорит «да!». Оно поистине великий возбудитель чувств, говорящих «да». Оно переносит нас от холодной периферии вещей к их пылающему центру и на мгновение сливает сознание с самой истиной. Поэтому нельзя утверждать, что люди предаются опьянению только по слабости и порочности. Для бедных и лишенных образования людей опьянение заменяет собою симфонические концерты и литературу. Одну из трагических тайн жизни представляет то обстоятельство, что проблески высшей жизни, вызванные таким образом, оплачиваются столь низменными проявлениями, неизбежно связанными с состоянием опьянения. Тем не менее последнее представляет собою часть мистического сознания, и его нельзя упускать из виду, если мы хотим составить ясное представление о целом[15].

Или, как говорили древние египтяне:

Ради вашей души! Пейте, напивайтесь допьяна!