«Воровка никогда не станет прачкой»

Следует отметить насыщенность «Лодочки» пословицами, поговорками, присказками блатного фольклора. Некоторые из них наверняка были перенесены непосредственно из уголовной среды. Хотя и сами блатари нередко использовали уже существовавший прежде уличный фольклор. Скажем, присказка «Деньги ваши — будут наши» заимствована из быта дореволюционной Москвы. Собиратель народного творчества Евгений Иванов в книге «Меткое московское слово» рассказывал, что так в начале XX века дразнили официантов: «Деньги ваши — будут наши, и с почтением!»

Да и позднее, когда песня о лодочке из фильма «Заключённые» перекочевала в блатной фольклор, урки подвергли оригинальный текст серьёзной творческой обработке. Вспомним хотя бы не слишком удачную сентенцию Сергея Яковлевича: «Шпана не подкачает — дырка в грудь!» Уголовный мир быстро отринул эту «самодеятельность» и вместо неё предложил целый букет вариаций — «А вор не будет спину гнуть», «А урка не возьмёт бревно на грудь», «А урка не подставит тачке грудь», «А урка не подставит финке грудь»… Все они явно удачнее алымовского изобретения.

Однако можно предположить, что некоторые афоризмы принадлежат непосредственно перу Алымова. С определенной долей вероятности мы можем отнести к таким оригинальным поговоркам фразу «Воровка никогда не станет прачкой».

Это — буквальное наблюдение из жизни. На Беломорканале прачки были в большом дефиците; об этом можно узнать из сборника «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». К примеру, в рассказе о буднях учётно-распределительной части (УРЧ) встречаем:

«Жизнь полна беспокойства, суматохи, торопливости, суеты…

— Какого черта, — ругаются в телефонную трубку, — вы мне присылаете плотников вместо бурильщиков… Пришлите шесть прачек!»

Работа прачки издавна считалась одной из самых трудоёмких. А на Беломорканале условия труда и нагрузка были особенно тяжёлыми. Вот мимолётная зарисовка из того же источника: «Меж высоких карельских сосен, на сорокаградусном морозе сушилось множество выстиранного белья. Три женщины в ватных стёганых мужских кацавейках и белоснежных платках проворно сдирали с верёвок залубеневшие рубахи и бросали в снег. Рубахи не падали. Они стояли, расставив рукава, как гипсовые. Из саней выгружали обмундирование — кацавейки, штаны, варежки, боты, валенки. Связки одежды летели в хлористый снег».

Короче, работёнка ещё та… Воровайки от неё отказывались напрочь. И не только из-за нагрузки. Под влиянием длительного контакта то с горячей, то с холодной водой руки женщин, которые постоянно занимаются стиркой, подвергаются мацерации — процессу, пагубно влияющему на кожу: размягчению или даже распаду тканей в результате растворения межклеточного вещества. В медицине существует специальный термин «руки прачки» — по аналогии с симптомами у женщин, постоянно стирающих одежду вручную. Кожа набухает, белеет, становится рыхлой, сморщивается, даже может отслаиваться. Как пишет женский журнал «Best-Woman.ru», отмечая нынешний прогресс отечественной косметологии, в былые времена зарубежные гости Страны Советов нередко обращали внимание на неухоженность рук социалистических гражданок: «Обидное замечание иностранцев из советских еще времен, что, мол, “руки ваших женщин похожи на руки прачек”, кануло в Лету».

Воровки, блатнячки не желали иметь такие руки. Кроме того, они видели, что к женщинам на Беломорканале отношение куда более пренебрежительное, нежели к зэкам-мужчинам. Грубая мужская сила, рабочие навыки были востребованы, приносили реальную пользу. А женщины — что с них взять? Нагнали много, а проку мало. Кайлом здорово не помашут, деревья не выкорчуют, валуны из земли не будут выворачивать. Как признают авторы сборника о Беломорканале, «женщинам не давали настоящей работы. В лучшем случае им поручали посмотреть, какое место отведено под кавальер, измерять кубики. В худшем — смотрели на них, как на судомоек, постирушек, которым ничего нельзя доверить, кроме уборки барака».

Такое положение фактически сохранялось на протяжении всего строительства. В 1933 году это вынужден был документально зафиксировать лично помощник начальника ГУЛАГа Семён Фирин, издавший 8 февраля приказ № 54 Главного управления лагерей ОГПУ по Белбалтлагу «О недостатках культурно-воспитательной работы среди женщин и необходимых мероприятиях по поднятию этой работы». Текст приказа говорит сам за себя: в некоторых отделениях женские общежития плохо отапливаются, содержатся в антисанитарном состоянии; большинство женских трудколлективов не имеет своих кухонь и питается сухим пайком; медобеспечение недостаточно и т. д.

Но главное, пожалуй, не это. Примечателен пункт 7: «Со стороны лагерной администрации и заключённых мужчин нет чуткости и уважения к женщине; в обращениях встречаются грубость, цинизм, и иногда не щадится женская стыдливость». Вот что крайне важно иметь в виду! Фраза о том, что воровка никогда не станет прачкой, означает не только категорический отказ от тяжёлого труда, но и то, что профессиональная преступница не позволит себя унижать, не опустится до состояния рабыни. Она не допустит, чтобы с ней обращались, как с прачкой.

Однако возникает вопрос: а разве в уголовном мире отношение к женщине было лучше? Разве там меньше цинизма и грубости? Воровские «шмары», проститутки — они что, могли похвалиться нежным и тактичным отношением к себе со стороны «коллег по цеху»?

Спору нет: уркаганы не отличались аристократическими манерами. В среде криминалитета женщина нередко рассматривалась как товар, её могли передавать из рук в руки. Как поётся в известной воровской песне «Луной озарились зеркальные воды»:

Люби меня, детка, пока я на воле:

Покуда на воле, я твой.

Тюрьма нас разлучит, я буду жить в неволе,

Тобою завладеет кореш мой.

И всё же воровке, проститутке жилось вольнее, нежели советской работнице. В ней хотя бы видели женщину, а не рабочий скот. Да, воровской мир циничен и груб — но это касается и возможности воровайки отстаивать свои права столь же цинично и грубо. Разгульная, вольная, преступная жизнь не шла ни в какое сравнение с каторжной повинностью других зэчек. И в этом тоже заключается глубинный смысл сентенции «Воровка никогда не станет прачкой».

А что, у воровок на Беломорканале существовал выбор? Ведь мы столько слышали о чудовищных условиях Белбалтлага, зверствах чекистов и прочем… Но обратимся к пункту 8 уже цитированного выше фиринского приказа: «В результате чрезвычайно слабой культурно-общественной работы и недостаточного внимания к нуждам заключённых женщин в быту имеются даже такие ненормальности, как кражи, пьянство, картёжная игра и проституция». Заметим: речь идёт о «ненормальностях», которые совершаются именно женщинами! И, понятно, не прачками. Это на третьем-то году «великой стройки»!

Так всё же: является ли поговорка о воровке сочинением Сергея Алымова или она возникла на Беломорканале непосредственно в зэковской среде и лишь затем поэт перенёс её в песню? Однозначно ответить я не возьмусь. Конечно, то, что эта фраза стоит рядом с несомненно алымовской (и явно неудачной) — о шпане, которая не подкачает, вроде бы свидетельствует о том, что афоризм принадлежит именно Сергею Яковлевичу, равно как и другой — о грязной тачке. Этих поговорок к тому же мы не встретим в фольклорных источниках, относящихся к периоду, предшествующему строительству Беломорканала. Та же «Воровка никогда не станет прачкой»: наиболее раннее упоминание о ней (не считая алымовской рукописи) я встретил лишь в поэме бывшего лагерника Игоря Михайлова (Таганрог), которая написана в Печорлаге в 1942–1943 годах. Герой влюблён в блатнячку, а знакомые арестанты отговаривают его:

«Воровка никогда не станет прачкой» —

ведь слышал, как блатные-то поют?

Она тебе такой создаст уют!

Нелегкую придумал ты задачку…

Но вряд ли отсутствие упоминаний является весомым аргументом в пользу того, что афоризм о воровке принадлежит Алымову. Об этом, повторю, можно говорить лишь с известной долей вероятности.

В завершение, пожалуй, есть смысл указать на то, что блатная поговорка о воровке была позднее переработана в фривольную уличную песенку, которая начинается куплетом:

Не хочу быть прачкой,

Свои ручки пачкать.

Соберу манатки

И пойду на блядки!

Заимствование очевидно, причём заимствование не слишком удачное: вряд ли прачку можно обвинить в том, что она, стирая бельё, пачкает руки. Другое дело — грязная тачка. Вот о ней есть смысл поговорить подробнее.