На Молдаванке музыка играет

На Молдаванке музыка играет,

В пивной веселье пьяное шумит,

А за столом доходы пропивает

Пахан Одессы Костя-Инвалид[1].

Сидит пахан в отдельном кабинете,

Марусю поит розовым винцом,

И между прочим держит на примете

Её вполне красивое лицо.

Он говорит, закуску подвигая,

Вином шампанским душу горяча:

«Послушай, Маша, детка дорогая,

Мы пропадём без Кольки-Ширмача[2].

Торчит Ширмач на Беломорканале,

Толкает тачку, стукает киркой,

А фраера вдвойне богаче стали —

Кому ж их щупать опытной рукой?

Езжай, Маруся, милая, дотуда

И обеспечь фартовому побег.

Да торопись, кудрявая, покуда

Не запропал хороший человек!»

Маруся едет в поезде почтовом,

И вот она — у лагерных ворот,

А в это время зорькою бубновой

Идёт весёлый лагерный развод.

Канает[3] Колька в кожаном реглане,

В лепне[4] военной, яркий блеск сапог,

В руке он держит важные бумаги,

А на груди — ударника значок.

«Ах, здравствуй, Маша, детка дорогая,

Привет Одессе, розовым садам!

Скажи ворам, что Колька вырастает

Героем трассы в пламени труда.

Ещё скажи: он больше не ворует,

Блатную жизнь навеки завязал;

Он понял жизнь здесь новую, другую,

Которую дал Беломорканал.

Прощай же, Маша, детка дорогая,

Одессе-маме передай привет!»

И вот уже Маруся на вокзале

Берёт обратный литерный билет.

На Молдаванке музыка играет,

В пивной веселье пьяное шумит,

Маруся рюмку водки наливает,

Пахан такую речь ей говорит:

«У нас, воров, суровые законы,

И по законам этим мы живём,

И если Колька честь вора уронит,

Мы Ширмача попробуем пером».

Но тут Маруся встала и сказала:

«Его не троньте! Всех я заложу!

Я поняла значение канала,

За это Колькой нашим я горжусь!»

Тут вышли урки с нею из шалмана

И ставят Маньку-суку под забор:

«Умри, змея, пока не заложила,

Подохни, падла, — или я не вор!»

А на канал приказ отправлен новый:

Шпане сказали — марануть порча![5]

И рано утро зорькою бубновой

Не стало больше Кольки-Ширмача.