«Марафет» белый и красный

Именно Первая мировая война способствовала тому, что кокаин (наряду с морфием) стал в России «культовым» наркотиком. В империи на время войны ввели сухой закон, под запрет попали не только водка, вино и самогон, но даже пиво. В этих условиях горожане (особенно питерцы и москвичи) нашли замену алкоголю в доступном поначалу белом порошке.

Февральская, а затем Октябрьская революции 1917 года способствовали распространению самых грязных и отвратительных форм кокаинизма. В довоенное время кокаин всё же был популярен в среде богемы, его называли «наркотиком для богатых». Революционные потрясения способствовали «демократизации» «кокса». Собственно, уже в ходе Первой мировой из-за слабой охраны границ шла усиленная контрабанда в Россию германского кокаина из оккупированных немцами местностей через прифронтовую полосу — Псков, Ригу, Оршу и из Финляндии через Кронштадт. А после Февральского переворота волна «марафета» буквально накрыла Питер и Москву. В мае 1917 года была арестована крупная шайка, которая промышляла торговлей кокаином. Её главарь А. Вольман получал товар из Германии через Швецию и продавал его в Петрограде и Москве. Люди Вольмана в Петрограде торговали кокаином в лавке дома № 10 по Щербакову переулку, устраивали «вечеринки секты Сатаны» в нескольких конспиративных квартирах. Через год в том же Питере была пресечена деятельность похожей шайки из восьми человек во главе с неким Смирновым: преступники снимали несколько меблированных комнат на углу Невского и Пушкинской. При обыске у них обнаружили кокаин в таблетках, а также драгоценности и меха. Кокаин обменивался на краденые вещи.

Законченными кокаинистами были многие балтийские матросы — опора большевиков. Среди «нюхачей» нередко встречались и питерские рабочие-пролетарии, готовые на любое преступление за полосу «кошки» (жаргонное название кокаина), проститутки, мальчишки, которые торговали порошком у Николаевского вокзала… Революционные матросы ввели в обиход выражение «балтийский чай»: раствор кокаина в этиловом спирте или другом крепком алкоголе. Такая смесь продлевает и усиливает эффект от приема кокаина.

От «братишек» в тельняшках не отставали «отцы-командиры» — балтийские офицеры. В Кронштадте они даже создали «Коке-Клуб», члены которого не только сами употребляли наркотики, но и распространяли «марафет» среди сослуживцев, скупая порошок у медсестёр и врачей (за медиками закрепилась нелестная слава самых ярых морфинистов и кокаинистов). Между офицерами и матросами часто вспыхивали жестокие драки из-за наркотиков, аптеки Кронштадта и Петрограда постоянно подвергались вооруженным налетам «занюханных» военных. Справиться с этим чудовищным безобразием не могли ни Временное правительство Керенского, ни даже пришедшие ему на смену большевики.

Собственно, поначалу большевики особого значения борьбе с кокаинизмом и не придавали. Напротив, к «марафету» для поднятия боевого духа обращались и красные командиры, и бойцы, вымотанные постоянными тяжёлыми боями. Да и в верхах советской бюрократии к «нюхачеству» порою относились как к экзотической забаве. Так, брат чекиста Моисея Урицкого Борис Каплун даже создал салон, куда приглашал представителей богемы побаловаться конфискованным «коксом».

Впрочем, активно прибегало к этой «забаве» и белое офицерство. В. Ревзин и П. Черноморский, авторы исследования по истории кокаинизма, пишут: «Уже после октября 17-го часть офицеров русской службы предложила свои услуги германскому рейхсверу в борьбе против большевиков на Украине. Несколько месяцев спустя тревогу били уже в Берлине. Немецкие наркологи утверждали, что именно эти господа заразили кокаинизмом части германской армии на Украине и в Прибалтике. После того как люди эти оказались в европейских городах, некоторые из них занялись планомерной торговлей кокаином. Прежде неизвестное слово “кокс” нашептывалось на перекрестках улиц, в кафе, в притонах и на вокзалах». Таким образом немецкий кокаин вернулся в родные края…

Михаил Булгаков, посвятивший периоду немецкой оккупации Украины роман «Белая гвардия», не раз упоминал в своём произведении губительный наркотик: «…в табачном дыму светились неземной красотой лица белых, истощенных, закокаиненных проституток»; «Излечи меня, о Господи, забудь о той гнусности, которую я написал в припадке безумия, пьяный, под кокаином… Укрепи мои силы, избавь меня от кокаина»; «Кокаин нюхали? — В числе мерзостей и пороков, которым я предавался, был и этот»…

Ярым кокаинистом был генерал Яков Александрович Слащёв — один из организаторов обороны Крыма, прототип генерала Хлудова из булгаковского «Бега». Ревзин и Черноморский считают, что в образе Хлудова любой современный психиатр угадает законченного кокаинового наркомана: «Зрительные и слуховые галлюцинации, нервозность и глубочайшая депрессия, кипучая, но безрезультатная деятельность и припадки ярости, всё то, что читатель приписывает лишь неким “душевным метаниям” белого генерала, на самом деле есть типичные признаки тяжелого кокаинового психоза».

Да разве речь только о Слащёве? Когда Красная армия форсировала Сиваш и рвалась в Крым, на улицах Ялты и Севастополя толпы оборванных, грязных людей с офицерскими погонами рыскали в поисках заветной «дозы»! Им было не до сражений…