V

Никогда ещё в мире этом не рождалась спокойней луна!

И, в молчанье высот одета, лира вечера, так стройна,

Дуновением тени кличет, их вплетая в недра древес…

В этой кротости, в этой неге я ещё не помнил небес!

Расцвела луна, как мимоза, тонкой нитью свет протяжён,

И, укрыты её свеченьем, словно лёгкий, воздушный сон,

Мне видны Кура и Метехи, истомившие белизной…

Никогда луна не рождалась глаз нежней в глубине ночной!

Здесь, где царственным сном страдальца призрак старца гордого спит,

Здесь, где вновь над кладбищем скорбным запах роз с ромашками слит,

Ниспадает к земле прекрасной горних звёзд бесконечный свет…

Здесь бродил и Бараташвили: одиночества горше — нет…

Пусть и я умру в своих песнях — лебедь грустный светлых озёр,

Только б вымолвить мне, что ночи жив в душе изначальный взор,

Как у сна вырастают крылья от небес до небес иных,

И раскрыла синь сновидений паруса мечтаний моих;

Как щемящая близость смерти изменяет звучанье грёз

Человека — лебедя в мире всех гармоний земных и роз;

Как я чую, что в море этом для души — умиранья нет,

Что дорога грядущей смерти — лишь дорожный пурпурный цвет;

Что на ней золотая сказка — драгоценная дерзость певцов,

Что не помню я тише ночи — видно, смысл её весь таков;

Что, ушедшие, рядом с вами я встречаю песнею смерть,

Потому что певец и царь я — да и как, умирая, не петь!  —

Что за веком вам моя лира будет с песнею отдана…

Никогда ещё в мире этом не рождалась спокойней луна!

* * *