Дотянувшийся до себя

Дотянувшийся до себя

Тихонов вырастил из себя аристократа, человека уникального ума и чистейшей души.

Внешняя биография Вячеслава Тихонова была довольно ровной — даже развод с первой женой, Нонной Мордюковой, прошел мирно. Только ранняя гибель старшего сына-актера, не дожившего и до тридцати, была незаживающей раной — Тихонов во всем винил себя. В остальном — идеальная актерская судьба, постепенное, но триумфальное восхождение, счастливая зрелость, патриаршеская старость.

Иное дело — биография внутренняя, которая была, пожалуй, одной из самых причудливых в советской истории. Редчайший случай человека, сумевшего подогнать себя под свои природные данные. Изначально Тихонов был гораздо больше похож на Матвея Морозова («Дело было в Пенькове») или матроса Райского из «Жажды», чем на интеллектуала Штирлица или аристократа Болконского.

Бывает иногда так, что в нестоличном городе, в самой простой семье родится ребенок исключительной красоты, врожденного благородства манер и прочих редких внешних достоинств. Как правило, среда быстро огрубляет это редчайшее существо, превращая его в одного из многих. С Тихоновым случилось ровно наоборот: он сумел подогнать себя под собственные данные.

От природы он был человек, что называется, простой — искренне болел за «Спартак», обожал зимнюю рыбалку, а ум его был скорее интуитивный, «от живота». К сорока годам, однако, это был один из лучших знатоков Толстого («Войну и мир» знал почти наизусть, ибо к роли князя Андрея готовился сверхответственно), читатель бесконечных книг по истории (Мельникова в «Доживем до понедельника» играл со страстью, вживаясь в судьбу учителя, а не просто примеряя его строгие очки), образец бескорыстия и корпоративной чести (все, кто его знал, вспоминают, как охотно, не дожидаясь просьб, он помогал коллегам).

Тихонов вырастил из себя аристократа, человека уникального ума и чистейшей души, всем своим поведением опровергая стереотип российской звезды, склонной к эпатажу, запоям и загулам. Сам он объяснял этот феномен просто: «Старался играть тех, кто лучше меня», — но чего ему стоил этот рост, знали только работавшие с ним режиссеры.

Никому и в голову не приходило, что эталоном российского интеллигента был человек, чьим главным университетом в детстве и юности было советское кино, и любил он больше всех Николая Крючкова. Тихонов научился быть таким, каким выглядел. Обратную драму — бесполезную гибель сельского красавца, «маленького Байрона», — описал в рассказе «Сураз» друг Тихонова Шукшин, тоже «сделавший себя», ставший из директора сельской школы одним из величайших знатоков и летописцев русского духа.

Пожалуй, поначалу только и было в нем аристократического, что тонкокожесть: он был обидчив, хотя отходчив и мог расплакаться от косого взгляда или наглого слова. И потому не правы те, кто недооценивает эту тонкокожесть, культивируя в себе неразборчивую, грубую, пошлую брутальность. Гений восприимчив, с этого он и начинается.

Ах, какой страной были бы мы, научись каждый дотягивать внутренний свой мир до внешнего! Как ни печально это говорить, мы — страна красивой молодежи и некрасивой старости, потому что до сорока живешь с лицом, какое Бог дал, а с сорока — какое сам себе сделал. Настоящий, великий Тихонов начался с сорока.

№ 232, 10 декабря 2009 года