Алферов: «Жорес увековечен на обелиске у Кремля, а его прах покоится в Пантеоне Франции»
Алферов: «Жорес увековечен на обелиске у Кремля, а его прах покоится в Пантеоне Франции»
Очередное заседание Делового клуба состоялось в Центральном доме ученых. Васильев любил этот дом и нередко проводил здесь заседания Делового клуба, особенно те, в которых ожидалось участие большого количества людей. Именно на это он рассчитывал и сегодня.
Располагается Дом ученых, можно сказать, в центре столицы. Если идти от станции метро «Кропоткинская» вверх по старинной улице Пречистенке, то очень скоро вашим глазам откроется красивейшая ограда, за ней покажется и сам комплекс Центрального дома ученых. Левая его сторона — городская усадьба XVIII века: главный дом с пристройками, ограда, львы на воротах. Двухэтажный дом построен на основе каменных палат начала XVIII века.
В 1867 году была сделана пристройка по переулку, а 1908-м более радикальную перестройку выполнил архитектор А. О. Гунст. Фасад получил модный псевдоклассический декор, а со стороны двора пристроена парадная столовая с остекленным эркером, световым фонарем в потолке и внутренней отделкой, отмеченной купеческой роскошью. Сейчас это ресторан Дома ученых. К этому же времени относятся ограда и металлический декор в стиле неоклассицизма: пилоны ворот украшены львиными головами, створки ворот и калитка — накладными литыми деталями. На крыше дома — узорчатые металлические дымники.
Усадьба с конца XVIII века до 1815 года принадлежала Ивану Петровичу Архарову (1744—1815); с 1796 года он был военным губернатором Москвы.
С1829 года усадьба принадлежала И. А. Нарышкину, дяде Н. Н. Гончаровой, жены Пушкина. Предположительно, поэт бывал в этом доме как родственник. В 1851—1852 годах здесь останавливался тайно приезжавший из тульской деревни декабрист М. М. Нарышкин (1798—1863) — полковник, член Союза благоденствия и один из создателей Московской управы Северного общества. В его доме в 1820-х годах собирались декабристы (ныне — Гоголевский бульвар, 10). С 1827 года он был на каторге в Сибири, в 1837—1844 годах служил рядовым на Кавказе, после чего был в ссылке вплоть до амнистии 1856 года. Последние годы М. М. Нарышкин жил в Москве.
В 1865 году усадьбу купили серпуховские фабриканты Коншины, при них и произошли две перестройки. В1922 году здесь открылся Дом ученых — клуб московской научной общественности. В 1931 году пристроена правая часть — как раз напротив «львиных» ворот. Она заняла часть парадного двора и сада; ее архитектура совершенно не вяжется со старой частью. Здесь размещается зрительный зал на 750 мест, работающий и как городской концертный зал. Интерьеры Дома ученых выдержаны в стиле старинной усадьбы. Сохранились прекрасные камины, печи, облицованные изразцами, кресла и столики.
Центральный дом ученых Российской академии наук сегодня стал подлинно научным и культурным центром Москвы и России. Это не клуб, не обычное научное общество, а своеобразный институт, совершенно новая форма организации научной общественности. Здесь созданы все необходимые условия и соответствующая обстановка для общения, отдыха работников науки, техники, литературы, искусства.
В ЦДУ трудится высококвалифицированный коллектив сотрудников. Он организует работу научных секций, кружков, студий, в которых участвуют более пяти тысяч человек. Созданы и успешно работают народный симфонический оркестр, хор, школы английского языка и детских танцев, изостудия «Пречистенка». Картины питомцев студии украшают стены дома. Прекрасный ресторан славится вкусными блюдами, отменными напитками, здесь уютная и комфортная обстановка.
В Доме возрождаются давно забытые, но прекрасные формы творческой работы, добрые традиции, заложенные в прошлом. Несмотря на то, что страна переживает экономический и политический кризис, финансовые и материальные трудности, коллектив сотрудников Дома, умело используя новые формы работы в условиях становления рыночных отношений, успешно справляется с трудностями и не снижает уровня работы, а самое главное, благодаря стараниям коллектива сотрудников, заботе Российской академии наук о Доме здесь удалось сохранить неповторимый дух старой интеллигентской Москвы, дух творчества.
Заседание клуба сегодня посвящено разоблачению мифов о справедливости в производстве и распределении материальных благ. Открыв его, Васильев объявил первого выступающего:
— Слово вице-президенту Российской академии наук, академику РАН, лауреату Нобелевской премии Жоресу Ивановичу Алферову. Мы сердечно благодарим вас, Жорес Иванович, что смогли выкроить время и приехать из Северной столицы, как у нас именуют Ленинград — Петроград, в Москву и выступить у нас на Деловом клубе.
— Уважаемые коллеги! Я заранее прошу извинения за то, что буду говорить немного сумбурно, так как я не имел возможности подготовить текст выступления, а лишь набросал краткие тезисы для экспромта. Говорят: «У кого что болит, тот о том и говорит». Верно. Я в основном буду говорить о науке. Но начну с самой общей проблемы. Сегодня в центре внимания мировой научной общественности такие важнейшие проблемы, как устойчивое развитие нашей планеты, глобальное потепление, создание чистых современных энергетических технологий.
По этому поводу был недавно проведен специальный симпозиум нобелевских лауреатов в Потсдаме. Важнейшей проблемой, которая обсуждалась на нем, наряду с указанными мною, была проблема устойчивого развития нашей планеты, или так называемого «бокала шампанского». Я впервые услышал этот термин на симпозиуме. Если мы посмотрим на бокал для шампанского, то его конфигурация отражает распределение доходов между 10 процентами самой богатой группы населения планеты и 10 процентами самой бедной. В верхней части, куда шампанское наливается, сосредоточено 87 процентов доходов в мире. Они принадлежат 10-процентной группе самых богатых. А вот в тонкой ножке, которая и поддерживает этот бокал, — 10 процентов самых бедных, на долю которых достается 1,4 процента от общих доходов.
Столь же велика разница между доходами стран «золотого миллиарда» и глубокой бедностью подавляющего населения остального мира. Сегодня, к сожалению, в мировой прессе иногда и Россию относят к развивающимся странам. Известно, что в России это соотношение 30 : 1. Это сегодня и есть самая главная проблема, препятствующая устойчивому развитию нашей страны и всей планеты.
Чтобы решить эту проблему, нужно разбить «бокал шампанского». Это сделать очень легко со стеклянным бокалом, но бесконечно трудно сделать в реальной экономике. Замечу, что в Советском Союзе это соотношение составляло 4,5 : 1. В развитых, передовых странах 8—10:1. В Швеции и Белоруссии сегодня — примерно 5:1. Уравновесить это соотношение — главная задача человечества сегодня. Решающее слово здесь за экономистами и другими обществоведами. Моя сфера деятельности иная — фундаментальная наука.
Я вырос в семье старого большевика. Папа у меня вступил в партию в сентябре 1917 года. Старший брат был назван Марксом, он восемнадцатилетним вступил в партию в декабре 1942 года в Сталинграде и потом погиб.
Что же касается моего имени, то оно увековечено на первом памятнике Советской России — на обелиске у Кремля в Александровском саду. Здесь по инициативе Ленина высечены 19 имен разных времен и народов. Их объединяет общая борьба за интересы народов.
Коротко о Жане-Жоресе. Он был депутатом французского парламента от горняков Кармо, признанный лидер французского социалистического движения; организовал газету с символичным названием «Юманите» («Человечество») и был до последнего дня своей жизни ее редактором. Вел активную борьбу против милитаризма и надвигающейся Первой мировой войны. Понимая силу влияния Жореса в народе, правящие круги пытались его купить высокой должностью и деньгами. Даже за несколько часов до убийства ему предлагали министерский пост.
И все напрасно. Тогда наемный убийца совершил свое черное дело. Тысячи горняков Кармо внесли прах своего депутата Жана-Жореса в Пантеон — усыпальницу величайших людей Франции. В отличие от США и современной России во Франции почитают великих людей независимо от их политических пристрастий.
Я вступил в комсомол в 1943 году, а в партию — в 1964-м. С 1988 года — член бюро Ленинградского обкома КПСС. В 1989-м проходили выборы народных депутатов СССР, и я был выдвинут в числе других от Академии наук Советского Союза. О работе этого горбачевского нововведения у меня остались горестные, тягостные впечатления, начиная с самого первого дня, когда я не мог понять, почему же царит такая неорганизованность. Я тогда сказал в интервью журналу «Наука и жизнь», что любой наш симпозиум, семинар, любая конференция предварительно готовятся. Иначе не может быть. А съезд проходил совершенно без всякой подготовки! Такое сложилось впечатление. И не может съезд — высший орган руководства страны — превращаться в митинг, на котором все выходят, разрывают рубашку на груди и говорят, какие мы плохие и как плохо все у нас в стране было...
Именно поэтому не собирался я быть в Государственной Думе. Но когда забота о моем родном институте и об отечественной науке в целом привела меня все же в Думу второго созыва, я окончательно убедился здесь, что наиболее последовательно в защиту науки и образования в нашей стране выступает именно фракция КПРФ. У меня сложились очень хорошие отношения с Иваном Ивановичем Мельниковым, возглавлявшим Комитет по науке и образованию. Он профессор МГУ, коммунист. И когда перед выборами Думы третьего созыва КПРФ обратилась ко мне с предложением войти в ее центральный список, я, естественно, ответил согласием.
Сейчас я не член никакой партии. Но если быть в Думе, то только с КПРФ, потому что ее решения, ее идеология мне ближе всего. В Думе, естественно, меня больше всего волнуют вопросы науки. Не секрет, что ее финансирование сократилось в разы. Весь бюджет Российской Федерации намного меньше, чем был бюджет РСФСР. По закону мы должны отводить на науку не менее 4 процентов расходной части бюджета. А реально — около двух, и того меньше... Но самой большой бедой, на мой взгляд, сегодня является то, что наука, которую нам все-таки удалось сохранить, не востребована в своей стране. Ее результаты не востребованы!
А ведь наука, и не только прикладная, но и фундаментальная, может развиваться успешно лишь в стране, где экономика построена на использовании наукоемких технологий. У нас же за последние годы в этом направлении нанесен огромный урон. И естественно, ломать — не строить. Восстановление — это всегда значительно более сложное и тяжелое дело. Лично я вижу своей основной задачей сегодня — любым способом, не исключая и частный сектор, возрождать наукоемкие отрасли промышленности. Прежде всего электронику, производство новых материалов и ряд других.
Делать это очень и очень непросто. Но если мы этого не сделаем, наша страна не просто превратится в сырьевой придаток (а она уже по этому пути пошла), но и будет готовить кадры по существу для зарубежных стран. Мы уже сейчас говорим об «утечке мозгов». А потом и наша образовательная система в целом будет разрушена, поскольку нельзя готовить современные кадры, не имея соответствующей базы, соответствующей индустрии, соответствующих отраслей экономики.
Классиками марксизма сказано: капиталист прежде всего думает о прибыли. Значит, заставить олигархов, буржуев наших, чтобы они потратили заметные средства на развитие новых отраслей промышленности и новых технологий, а при этом прибыль они будут получать еще когда-то, практически невозможно. Они хотят получать даже не завтра, а сегодня.
Приведу конкретный пример. Два года назад я был в Сингапуре. Там проводился большой конгресс по материаловедению, и меня пригласили с докладом. Сингапур —маленькое государство, и ого основа гигантский порт (это связано с географическим положением) и электронная промышленность. Посетил я там два института - микроэлектроники и информационных технологий. Оба но нашим масштабам небольшие, но бюджет весьма и весьма неплохой. Поинтересовался у директоров, из чего бюджет складывается, Они сказали: 90 процентов за счет государства и 10 процентов от промышленности.
Я удивился. Говорю, вы прикладные институты, фундаментальных работ фактически не ведете, в ваших работах напрямую заинтересована промышленность. Почему же электронная промышленность, которая в Сингапуре очень развита, платит нам только 10 процентов? На что они мне ответили: «Глубокоуважаемый профессор! Промышленность, ее хозяева платят лишь за то, что им нужно сегодня, и никогда не будут платить за то, что им потребуется завтра. А прикладные работы, которые мы готовим, нужны будут завтра, и за это должно платить государство».
Поскольку капиталистический принцип погони за прибылью ради сиюминутного обогащения теперь принят на вооружение и в России, постольку складывается негативное отношение к фундаментальной науке. Это очень печально.
А ведь научные традиции в России были всегда. Да, в царское время не было многих отраслей науки. Например, не было до революции физики, лишь несколько лабораторий в разных университетах. Так что физика в нашей стране — это детище советской власти. И детище Абрама Федоровича Иоффе, который создал в Петрограде наш Физико-технический институт, носящий теперь его имя. Этот институт и стал колыбелью советской физики. Я думаю, ни один другой институт не только у нас в стране, но и в мире не сделал так много. И по научным достижениям, и по подготовке кадров это один из самых блестящих мировых центров. Достаточно назвать имена Курчатова, Капицы, Ландау, Александрова и многих-многих других. Достаточно сказать, что из Физтеха вышло 16 институтов - в Москве, и самом Ленинграде, Днепропетровске, Харькове, Томске…
Это было в то время естественно, потому что задачей страны было создание современной экономики, современной промышленности. Да, нам приходилось тратить много средств на оборону. Да, военно-промышленный комплекс был ведущим в стране. Да, пресловутая десятка, то есть десять министерств, составляла, как говорили, 60 процентов нашей промышленности, и там работали 50 миллионов человек. Но там, между прочим, непосредственно производством оружия занимались примерно 3 или 3,5 миллиона. А остальные занимались производством материалов, компонентов, оборудования, электроники, энергоисточников — того, что можно применять где угодно и для чего угодно. И больше половины наукоемкой гражданской продукции производили именно предприятия этой десятки. В советское время был создан потенциал такой мощности, которая и два десятилетия спусти, когда мы не построили ни единого солидного научно-производственного объекта, позволяет России оставаться великой атомной державой. Сейчас стало модным поносить советское время, кое-кто называет советский период «черной дырой». Его всячески поносят и перечеркивают, утверждая, что это 6мл какой-то зигзаг, который увел нас «в сторону от мировой цивилизации». Да, в нашем советском прошлом было немало плохого. По французы но сей день чтут Великую французскую революцию и гордятся ею —14 июля у них государственный праздник. А между тем жертв там было не меньше, а может быть, даже больше.
Я расскажу вам одну историю, которая о многом свидетельствует. У меня есть очень близкий друг в США - профессор Ник Халаньяк. Его отец — шахтер. Родители Ника эмигрировали из Австро-Венгрии, из Закарпатья. И когда я был в США в 1970 году, мы поехали навестить их. Гак вот, отец Пика сказал мне тогда следующее: «Если ты будешь уверять меня, что рабочие в России живут лучше, чем в Америке, я тебе не поверю. Но я тебе скажу то, что ты редко сможешь услышать здесь. Когда я приехал сюда, будучи мальчишкой 16 лет, и пошел работать на шахту, мы работали 10 — 12 часов в сутки, жили в бараках, нам платили копейки. Русские рабочие устроили Октябрьскую революцию. Наши буржуи испугались и изменили свою социальную политику. Поэтому я тебе скажу: американские рабочие живут хорошо благодаря Великой Октябрьской социалистической революции».
Международное значение нашей революции огромное. И успехи, которые были достигнуты за эти десятилетия, гигантские! Те изменения, которые произошли в нашей стране за годы советской власти, ни с чем не могут быть сравнимы.
Почему-то эти самые «критики» не задают себе такого вопроса. В годы Гражданской войны Белая армия была гораздо лучше вооружена и обеспечена, ее поддерживали Европа, Америка и Япония (недаром говорится об интервенции четырнадцати государств!), но почему же голая и разутая Красная Армия смогла победить? Да потому что правда была на ее стороне, потому что ее поддерживало действительно большинство народа.
Оценивая огромные успехи, надо учитывать и такой факт: нам приходилось тратить огромные средства на оборону. Мы жили в кольце. Я напомню то, чего многие, может быть, и не знают. Даже в 70—80-е годы была такая международная комиссия «Коком», и для любой зарубежной фирмы требовалось ее разрешение, чтобы продать нам то или другое. И если в этой комиссии могли заподозрить, что есть возможность покупаемое нами использовать в оборонных целях, то сразу же накладывался запрет.
Скажем, мне для моих исследований, за которые я позже получил Нобелевскую премию, нужна экспериментальная установка, которую производит компания «Рибер» во Франции. Эта компания готова ее продать, и президент Академии наук СССР Александров находит средства ее купить. Но... «Коком» не разрешает!
И вот в таких условиях мы были единственной страной, которая составляла конкуренцию науке США. И советская наука развивала исследования по всему фронту! Да, у нас были и проблемы, были такие ужасные явления, как Лысенко и лысенковщина. Но в основном наша наука развивалась чрезвычайно успешно.
Я могу привести такой факт. Имея бюджет на науку 15— 20 процентов от американского, то есть примерно пятую часть, мы реально соревновались с ними на всех научных направлениях. Да, наша наука была второй, но она была — второй в мире. А по очень многим направлениям она занимала первые места! Помню, когда в 2000 году получал Нобелевскую премию и компания Би-би-си проводила «круглый стол» со всем отрядом новых лауреатов, рядом со мной сидел профессор Чикагского университета Джеймс Хекман, получивший Нобелевскую премию но экономике. И он сказал, что во второй половине ХХ века весь научно-технический прогресс мира осуществлялся благодаря соревнованию СССР и США. Сказал: очень жаль, что это соревнование окончилось.
Советский образ жизни, советская идеология в лучшем смысле оказывали огромное благотворное влияние на весь мир. И очень много появлялось хорошего в США, потому что хотели показать, что и они тоже... А для развития науки в Соединенных Штатах величайшую роль сыграл 1957 год — запуск нашего первого спутника. Оказалось тогда достаточно умным американское правительство, чтобы развивать не только ракетную, космическую технику. Они поняли, что этот рывок Советского Союза — свидетельство успехов науки и образования в целом! И что им нужно прежде всего развивать и менять в лучшую сторону всю систему образования.
Точно так же в свое время, хотя и совершенно по другой причине, когда американцы взорвали атомную бомбу в Хиросиме, Сталин понял, что это не просто оружие огромной разрушительной силы, а элемент в мировой политике. И мудрость состояла в том, что был не просто возобновлен начатый еще во время войны наш атомный проект, стали не только развивать ядерную физику, ядерные технологии, но было принято специальное постановление, в соответствии с которым начали бурно развиваться все естественнонаучные и научно-технические направления. И на новый уровень было поднято образование! Именно тогда у нас возникли и Московский инженерно-физический, и Московский физико-технический институты, и масса новых факультетов в Ленинградском электротехническом и в Ленинградском политехническом.
Поэтому, что бы ни говорили сегодня, советское общество в целом имело такие достоинства, такие достижения в самых разных сферах и областях, что трудно понять, как можно было просто так отказаться от всего этого. Значит, слабость и порочность взяли верх.
Когда-то Сталин сказал, что даже самый последний советский человек на голову выше любого буржуазного чинуши. И, знаете, в этом был свой смысл. Потому что за советские годы, пусть и с дефектами, с дырами, было воспитано поколение новых людей, для которых деньги не являлись самым главным.
Советский Союз не только был самой читающей страной, но и качество чтения было совсем другим. Например, что зачастую читают у нас сегодня? Литературу, которую сразу надо выбрасывать на свалку!
У меня много товарищей и хороших знакомых, которые придерживаются разных политических взглядов. Помню, как-то мы разговаривали с Даниилом Александровичем Граниным — он, как известно, большой демократ. И вот он вдруг сказал:
— Не могу понять, почему, но советский период — это был даже не серебряный, а золотой век поэзии! Ни одно время нигде не дало столько великих поэтов: Есенин, Маяковский, Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Твардовский...
Или возьмем национальный вопрос в Советском Союзе. Само создание Союза республик в 1922 году было единственным способом сохранить страну, ее территориальную целостность и большинство населяющих ее народов в едином государстве. Так что напрасно вешают на большевиков всех собак за то, что они уничтожили систему губерний и прочее. Они на самом деле спасли страну от начавшегося и вовсю шедшего распада! А дальше Союз показал свою силу и мощь.
Поэтому можно смело утверждать, что самым тяжелым ударом по экономике, по жизни народа, буквально по всему в нашей стране стал развал Советского Союза. Я думаю, что никакая другая страна этого не выдержала бы. Если, например, разрезали бы Соединенные Штаты на пятнадцать частей, я не знаю, что было бы с этой страной.
После революции и Гражданской войны, когда было очень тяжелое время, за границей возникла российская эмиграция — 2,5 миллиона человек. А после развала СССР за рубежом живут 25 миллионов россиян. Какое это несчастье, когда разделены семьи! Я часто бываю на Украине, и если вы поедете там в деревню, на завод, то убедитесь: да никому эта самая «незалежность» не нужна. Разве что на Западной Украине относятся к этому по-другому, но она ведь советской была недолго...
Не могу не сказать несколько слов о рынке. Кое-кто видит в нем панацею от всех бед. Я вообще-то не противник рыночной экономики, но вот вопрос, как ее понимать. Когда в свое время после проекта Шаталина и Явлинского «500 дней» Николай Иванович Рыжков предложил свой проект, где речь шла об элементах рыночной экономики, появился ядовитый такой фельетон: некая ярая экономистка-рыночница иронизировала, что нельзя, дескать, быть немножко беременной.
Но ведь, если посмотреть на те страны, которые эти же люди нам ставили в пример, то там — сочетание рынка и планирования, рынка и государственного управления, действительно есть элементы рыночной экономики. А если бы весь мир посадить на те принципы, которые внедрили у нас наши «чикагские мальчики», то мир жил бы сейчас совсем в другую эпоху. И знаете, не было бы очень большого числа тех выдающихся научных достижений, которые сегодня в мире имеются.
Поэтому я не согласен с утверждением, которое у нас нынче широко рассусоливается: будто государственная собственность неэффективна и все должно быть в частных руках. Частный собственник эффективен лишь тогда, когда он может эффективно управлять. Поэтому можно говорить об эффективности частной собственности в сфере обслуживания, в мелком бизнесе, ну, может, иногда в среднем, когда хозяин является реально управляющим. Но когда речь идет о крупной промышленности, о крупных предприятиях, то, простите, не форма собственности, а качество управления является определяющим.
Я бы сказал, что гениальным изобретением мировой экономики явилась система профильных промышленных министерств, которая была создана у нас в советское время. И это прекрасно понимал Алексей Николаевич Косыгин, когда сразу после Хрущева добился ликвидации совнархозов. Профильные промышленные министерства— это прообразы транснациональных компаний. Находясь в общественной, государственной собственности, каждое из них имело свое Главное научно-техническое управление (ГНТУ) и многое другое, необходимое для ускоренного научно-технического прогресса. Да, они нуждались в реформах, в развитии, что и происходило. Так, у нас в Ленинграде возникли крупнейшие научно-производственные объединения «Технохим» и «Энергомаш». На основе наших отраслевых министерств могли возникать очень крупные компании, в которых проводилась бы единая научно-техническая политика. И ради бога! Соревнование! В 80-е годы мы могли уже отойти от системы головных предприятий и реально проводить политику соревнования, сохраняя и общественную, государственную собственность, и все основные завоевания социализма. А то, что сделано, во-первых, ради узкой выгоды той группы людей, которая это делала, и которой было наплевать, что произойдет при этом со всей промышленностью, со всей страной. И, во-вторых, сделано это было бездарно. Можно сказать, что это делали, с одной стороны, эгоисты, заинтересованные только в личном обогащении, а с другой стороны — бездари в науке и экономике. У меня в Ленинградском научном центре был заместитель, очень талантливый экономист Борис Львович Овсиевич — директор Института математической экономики. Он хорошо знал многих так называемых реформаторов первой волны. И он мне говорил: «Да чего вы от них хотите? Они же ни одного учебника до конца не дочитали — учились по дайджестам».
К сожалению, тогда непрофессионализм взял верх, а исправлять теперь приходится профессионалам-патриотам. Сергей Юрьевич Глазьев, которого я считаю одним из лучших наших экономистов, часто подчеркивает, что самой прибыльной является не природная, а интеллектуальная рента. И я могу сказать, что сегодня результаты наших исследований, в том числе моей лаборатории, в мире развиваются необычайно быстро и приносят большую отдачу, но для этого не надо жалеть средств на реализацию их на практике.
И в заключение несколько слов о будущем. Когда Россия торжественно отмечала 300-летие Санкт-Петербурга, по моему приглашению на этот юбилей прибыло 20 лауреатов Нобелевской премии. Наши беседы во время встреч были посвящены самым разным проблемам. Но в центре внимания наших бесед оказалась книга Мартина Риса «Наш последний век», вышедшая в Лондоне и сразу же ставшая мировым бестселлером. Мартин Рис — профессор Королевского научного общества и Королевского колледжа в Кембриджском университете. Он удостоен звания Королевского астронома, почетный член Российской академии наук и многих других иностранных академий. Его награды включают Золотую медаль Королевского астрономического общества, Брюсовскую медаль Астрономического общества Тихого океана и многие другие призы и награды. Этот всемирно известный ученый убедительно доказал, что многие научные достижения используются во вред человечеству. В результате уже сегодня, по его мнению, возможность выживания человечества оценивается 50:50. Он пришел к выводу, что наша цивилизация может не пережить XXI век. Поэтому мы предложили включать в программу международных конференций любой области пункт об ответственности ученых за сохранение жизни на Земле.
В этой связи могу сослаться и на публикацию в вашей газете материала, посвященного 90-летию выдающегося российского ученого, академика Н. Н. Моисеева. По его расчетам, если сохранится статус-кво нынешней парадигмы развития, то уже в середине этого века могут быть ликвидированы условия для обитания рода человеческого на Земле. Еще два десятилетия назад его выводы казались нам слишком пессимистическими. Но, к сожалению, пессимизм быстро исчезает, а расчеты обретают все более реальные черты. Они убедительно представлены и в книге Мартина Риса.
В советское время мы были зашорены по ряду проблем, но представители Запада зашорены еще в большей мере. Многие из них даже представить себе не могут жизни без капитализма, породившего жестокую империалистическую экспансию, формы которой меняются и совершенствуются. Даже название ее изменили, облагородили и теперь она называется глобализацией! Россия всегда вносила свой весомый вклад в решение общечеловеческих проблем. Уверен, что она внесет достойный вклад и в разрешение проблем, с которых я начал свое выступление.
Благодарю за внимание!
— Вопрос можно? — попросил пожилой мужчина из зала.
— Пожалуйста! — сказал Васильев.
— Жорес Иванович! Прежде всего хочу от всей души поблагодарить вас за прекрасное выступление. Очень удачное сравнение с бокалом шампанского. Мой вопрос такой: вы сказали, что в США и России не почитают великих людей. В России явно. Очерняют свою, историю и вытаскивают из небытия темных личностей типа Власова, Деникина, особая хвала антисоветчикам. Но в США, по-моему, весьма почтительно относятся к историческим личностям...
— Но в зависимости от их политических пристрастий, — начал отвечать Алферов. — Почитаются те, кто восхвалял капитализм. Но тех, кто осуждал империалистическую экспансию и капиталистическую эксплуатацию они предали забвению. Спросите у американца: «Кто такой Драйзер и Лондон?» И вам ответят: «Лондон — столица Англии, а Драйзер не знаю где».