Оуэн: «Я опередил свое время!»

Оуэн: «Я опередил свое время!»

— Слово секретарю Союза компартий СНГ, доктору политических наук, профессору Миронову, — несколько торжественно объявил Васильев. — Прошу, Павел Андреевич!

— Уважаемые коллеги! Будучи сугубо оперативным работником, повседневно занятым текущими делами, имею совсем мало времени для чтения, хотя я выкраиваю его для общественно-политических новинок и мемуаров известных деятелей. Буду откровенен: то, что я услышал здесь о древних корнях человечества, для меня явилось откровением, и к тому же совершенно неожиданным.

Я с большим интересом выслушал и яркие выступления о нашей эре. Но, на мой взгляд, они поданы несколько односторонне. Ораторы справедливо критиковали религиозный фанатизм, жестокость и невежество церковников, господство их над светскими порядками. В таком подходе все беды людей происходят не по вине светских правителей. Поэтому я хочу кратко показать единство религиозных деятелей и светских правителей в эксплуатации народных масс.

До нашей эры на значительной части планеты несколько тысячелетий господствовало рабство. Особо хочу отметить, что даже великие умы той эпохи, включая Платона и Аристотеля, считали такое общественное устройство естественным. Они предлагали пути его совершенствования, но о ликвидации рабства даже мысли не допускали. Такое положение не устраивало рабов, и они непрестанно бунтовали. Самым мощным бунтом, как известно, было восстание Спартака в последнем веке до нашей эры. Это был апогей борьбы против рабства, за более справедливое общество. Более двух лет Спартак сотрясал основы Римской империи. Благодаря предательству, которое испокон веков и до наших дней является мощным орудием в руках власть имущих, восстание было жестко подавлено, но знамя освобождения, высоко поднятое Спартаком, гордо реяло над империей до полного избавления от рабства. В истории Древнего мира не найдется другого человека, которого бы потомки прославляли так широко. Представители всех видов искусства отдали дань этому мужественному человеку.

Христианство, как здесь справедливо отмечалось, ставшее идеологической опорой рабства, защищало его до последнего патрона. А затем, осиротев, предложило свои услуги новым хозяевам — королям и их правителям на местах (феодалам).

Разложение рабовладельческого общества и формирование монархических режимов эпохи феодализма в течение многих веков сопровождалось массовыми катаклизмами, в огне которых гибли миллионы невинных жертв, разрушались города и села. Если в эпоху рабства бунтовали рабы, то феодальное общество потрясали бесконечные крестьянские восстания, которые знаменуют собой уже второй раунд борьбы угнетенных против эксплуататоров. Антинародную Сущность монархических режимов образно выразили французские короли. Людовик XIV: «Государство — это я!» Людовик XV: «После нас хоть потоп!» Людовик XVI не успел сформулировать свой девиз. Помешала гильотина, в изобретении и внедрении которой он принял личное участие. Зная, что король серьезно увлекается механикой, доктора Луи и Гийотен вместе с палачом Сансоном обратились к нему с просьбой поддержать их изобретение для быстрого и безболезненного отсечения человеческой головы. Король доброжелательно отнесся к новшеству и даже предложил усовершенствовать форму ножа... Через девять месяцев он смог испытать на себе действие этого изобретения.

Монархов как представителей Бога на Земле и их наместников церковники тоже защищали до последнего патрона. Но когда в конце концов и монархии рухнули, церковники предложили свои услуги новым хозяевам — капиталистам.

Поэтому настоящие борцы за более справедливое общественное устройство вели борьбу на два фронта. Против монархий, а затем и против капитализма, с одной стороны, и их духовных наставников — церковников — с другой. В этой связи я хочу коротко сказать о социалистах-утопистах, которые являются предшественниками коммунистической идеи.

Основоположником этого направления является Томас Мор (1478—1535), автор труда «Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». С тех пор слово «утопия» стало нарицательным, означающим что-то вымышленное, несуществующее. Ответ на вопрос, как улучшить жизнь простого народа, Мор находит на таинственном острове Утопия. Мор противопоставляет образ мыслей утопийцев с их высоким чувством коллективизма образу мыслей живущих в мире частной собственности, вскрывает причины различий в психологии людей этих двух миров. На острове Утопия богатство общества — залог богатства каждого его гражданина. Никто не знает ни в чем нужды, людям не надо думать о завтрашнем дне — к их услугам изобилие общественных магазинов.

Другим видным социалистом-утопистом Средневековья был Томмазо Кампанелла (1568—1639). Он родился в бедной семье сапожника. Единственным местом, где он мог обучиться грамоте, к чему ребенок стремился, был монастырь. Он стал монахом. Юноша поглощает книгу за книгой. В восемнадцать лет он начинает оспаривать догмы святой церкви. Учителя и друзья его предупреждают: «Ты плохо кончишь, Кампанелла!» Но «плохо» мещанин и благородный понимают по-разному. Томмазо шел своим в высшей мере благородным путем. В поисках истины он стал последователем известного итальянского философа Бернардино Телезио, который утверждал: «Критерием истины является опыт!» Надо ли говорить, что это означало в XVI веке, когда господствовал махровый фанатизм? После издания книги «Философия, основанная на ощущении» автор оказался в застенках инквизиции. На вопрос: «Откуда ты знаешь то, чему тебя никогда не учили?» — узник гордо ответил: «Я больше сжег в светильниках масла, чем вы за свою жизнь выпили вина!» Допросы следовали один за другим днем и ночью. После годичного «воспитания» Кампанелле приказали срочно покинуть Неаполь, вернуться в свой монастырь, строго придерживаться учения Фомы Аквинского и осудить Телезио. Но юноша нарушил предписание и отправился путешествовать по Италии, он неутомимо пишет книги против церковных догматов. В Болонье с ним завязали «дружбу» монахи-доминиканцы. В научных беседах они лестно отзывались о книгах и идеях Кампанеллы. В результате «дружеских» встреч пропали рукописи новых книг. Он понял, что монахи эти — провокаторы из инквизиции и бежал в Падую, но инквизиция вездесуща. Здесь Кампанеллу заковывают в кандалы и отправляют в Рим, он становится узником карцера в замке Святого Ангела, где тогда содержался другой благороднейший человек — Джордано Бруно. Однажды в тюремном дворе Кампанелла, узнав Бруно, крикнул ему: «Здравствуй, ноланец!». Джордано приветственно поднял руки, скованные кандалами, которые его сопровождали до самого костра. Три года спустя Кампанеллу, одетого в позорное рубище, привели в церковь, поставили на колени, потребовали произнести покаяние и вернуться на родину в Калабрию, в свой монастырь. Но он и в этот раз не торопится в монастырь, а скитается но родине, изучает жизнь и страдания простого народа, к мукам которого не может оставаться равнодушным. Он решил организовать восстание. Накануне его руководители были арестованы испанцами. Кампанелле грозили виселица и четвертование. Он притворился сумасшедшим. Чтобы разоблачить его, инквизиторы решили испытать на нем новейшую и жесточайшую пытку — велья. Сорок часов продолжалось жуткое кровавое истязание. Узник все время терял сознание, но себя не выдал. Приговор отложили, пока к нему не вернется рассудок. 33 года в 50 тюрьмах отсидел этот благородный человек. Он написал много талантливых трудов, включая «Город Солнца», которые обессмертили его имя.

Известными французскими социал-утопистами являются Анри Сен-Симон и Шарль Фурье. Еще на заре развития капитализма Сен-Симон пророчески отмечал его пороки. Он выдвинул идею закономерности общественного развития, в основе которого лежит прогресс разума, науки, морали и религии. В конечном счете изменения в общественной жизни происходят в результате прогресса человеческого разума: «Изучение пути, пройденного человеческим разумом до настоящего дня, укажет нам, какие полезные шаги остается сделать разуму на вечном поприще и на пути, ведущем к счастью». В его «Новом христианстве» утверждалось, что каждый исторический период, каким бы прогрессивным по отношению к предыдущему он ни был, должен в определенное время уступить место более высокому социальному строю. Поэтому автор вовсе не считает современное ему общество «человеческим раем». Напротив, он развертывает острейшую критику капитализма, убедительно разоблачает французское общество, в котором бедность и страдания трудящихся масс стали необходимым условием его существования. «Наше общество, — иронизирует Сен-Симон, — представляет собой мир, перевернутый вверх ногами». В поисках выхода из противоречий капитализма он приходит к выводу: революция не достигла цели, она не построила нового общества. И провозглашает свой лозунг: люди должны иметь общество, наиболее выгодное для большинства. А задача его — быстрое и полное улучшение морального и физического положения самого беднейшего класса.

Другой французский социал-утопист Шарль Фурье в своих трудах доказывал, что без права на труд все остальные дары капиталистической цивилизации становится бесполезными или равными нулю. Капиталистический строй он характеризует как «мир навыворот». Причины многих зол Фурье видел в анархии производства, несогласованности труда. Кроме конкуренции между предпринимателями, когда каждый стремится «раздавить» своего соперника, он назвал еще 12 «бичей» капитализма. В их числе нищета, угнетение, мошенничество, общий эгоизм. Особенно он выделил такую черту буржуазного общества, как обман. К капиталистической цивилизации, считает Фурье, вполне применима поговорка: «Крупные воры гуляют на свободе, а мелких отправляют на виселицу». Автор показал, что с развитием капитализма пропасть между богатыми и бедными увеличивается. Приводится поразительный факт: в странах, где промышленность процветает, больше нищих, чем в странах, менее развитых. Критика Фурье была беспощадной, бескомпромиссной. «Цель моя, — утверждал он, — не улучшить строй цивилизации, а уничтожить его, доказывая, что порядок цивилизации нелеп в частях, как и в целом».

О беспредельной наивности социал-утопистов свидетельствует такой факт: Фурье, находясь в беспросветной нищете, на последние гроши печатал в газетах объявления о том, что с 12 до 13 часов в своей квартире он ждет тех, кто пожелает отдать свои средства на организацию его фаланг, в которых жить всем будет хорошо и уютно.

Объединяющей идеей социалистов-утопистов была надежда убедить власть и деньги имущих добровольно встать на защиту общественных интересов, понять беды народных масс и организовать более справедливое общество, с одной стороны, и направить религию на защиту простых смертных, с другой.

История повторяется. Ныне некоторые либералы пытаются убедить олигархов умерить свои потребности и проявить заботу о миллионах голодающих.

Наивность и веру в просвещенных правителей и добрых дядей Сэмов развеял эксперимент английского социалиста-утописта Роберта Оуэна. Достигнув хороших результатов на поприще предпринимательства, он решил провести эксперимент на практике: можно ли, заменив плохие условия на хорошие, освободить человека от зла и «преобразовать его в интеллигентное, рациональное и доброе существо». Население городка Нью-Ланарк (Шотландия), доходившее до 2,5 тысячи человек, состояло преимущественно из бродяг, пьяниц, нищих, преступников и детей бедняков. Эти люди как бы воплощали все пороки, порожденные нечеловеческими условиями жизни. Оуэн подыскал себе подчиненных — сметливых и добросовестных работников, которые смогли понять сущность задуманной реформы, и назначил их мастерами и начальниками цехов. Помимо знания технологии производства от них непременно требовалось справедливое обращение с рабочими — в этом Оуэн видел основу успеха. Фабрике нужны были новые рабочие, и он строит жилой дом для 500 человек, в который селит детей из рабочих домов и благотворительных приютов Эдинбурга. Затем появились коттеджи для рабочих с квартирами в две-три комнаты — их Оуэн сдавал внаем по благотворительной цене, едва только покрывающей расходы на постройку. Для поддержания чистоты были наняты специальные надсмотрщики. Оуэн открыл магазин, в котором продукты продавались дешевле, чем у лавочников и более высокого качества. Для холостых рабочих организовал столовую, где за дешевую плату можно было хорошо и вкусно поесть. Были открыты вечерние и воскресные школы, библиотека, читальня. Оуэн отстаивал широкую религиозную терпимость и, рискуя вызвать недовольство церковников, ввел систему равного отношения ко всем религиям. Особенно крупные перемены произошли в организации труда. Рабочий день сократился вначале с 14 до 11,5, а затем — до 10 часов. В то время это был чрезвычайно смелый и рискованный шаг.

Несколько лет реформаторской деятельности Оуэна сделали Нью-Ланарк неузнаваемым — он превратился в образцовую колонию. Изменились люди и отношения между ними. Рабочие овладели грамотой, достигли высокого уровня культуры. Почти исчезли пьянство, преступления, взаимная вражда на религиозной почве. В лучшую сторону изменилось отношение рабочих к делу, улучшилось и качество товаров, которые они производили. Спрос на них увеличивался, росла прибыль фабрики. Чем больше доходов получал Оуэн, тем больше он тратил денег на улучшение быта людей: повышал заработную плату, улучшал квартиры, пополнял книгами библиотеку.

Эксперимент в Нью-Ланарке принес Оуэну широкую известность. На фоне капиталистов-хищников он резко выделялся как фабрикант-филантроп, поставивший перед собой задачу «открыть способы, посредством которых можно было бы улучшить условия жизни бедных с пользой для предпринимателей». В Нью-Ланарк к Оуэну началось массовое паломничество. За короткое время у него побывало 20 тысяч посетителей, в том числе иностранцы. Н. А. Добролюбов в известной статье об Оуэне отмечал, что это были преимущественно либо фабриканты, которым казалось, что Оуэн «изобрел игру, в которой все играющие оставались бы в выигрыше», и нашел «средство эксплуатировать работников так, чтобы им было от этого хорошо, а ему не было дурно», либо аристократы, видевшие в Оуэне «какого-то укротителя зверей, смирителя анархических порывов», либо высокопоставленные особы, члены царствующих фамилий, считавшие, что он сочетал в одном лице «школьного учителя и бургомистра». К последней категории посетителей относился и русский великий князь, будущий царь Николай I. Он обещал Оуэну принять его в России с двумя миллионами эмигрантов для устройства промышленных общин наподобие Нью-Ланарка.

Резкое повышение материального и культурного уровня рабочих и служащих в Нью-Ланарке дало поразительные успехи, но все попытки распространить этот опыт на просторах Европы и США завершились крахом. Ученые и церковники, политики и предприниматели объединились в травле Оуэна и вели ее до победного конца. И когда в предсмертный час Оуэна посетил епископ англиканской церкви, он спросил его: «Сын мой, не раскаиваетесь ли вы в том, что безумно потратили свою жизнь на тщетные усилия и невыполнимые планы?» — «О нет, милостивый государь, — ответил Оуэн, — я недаром потратил жизнь, я возвестил миру важные истины. И если мир не принял их, то только потому, что он их еще не понял. Могу ли я за это порицать его? Я опередил свое время».

Ныне в западных учебниках по менеджменту эксперимент Оуэна оценивается очень высоко и отмечается, что он на целый век опередил свое время. Но авторы не сообщают, что же произошло век спустя. Получается, что время распространения опыта Оуэна пришло само собой. Увы! Это не так.

Век спустя в результате Великой Октябрьской социалистической революции было образовано государство, в котором идеи Оуэна не только в полной мере реализовывались по всей стране, но и получили дальнейшее развитие. После введения в СССР 8-часового рабочего дня и регулярных отпусков эта социальная акция, подобно цепной реакции, прокатилась по миру. Уже в 1919 году Франция, первая за Западе, учредила восьмичасовой рабочий день. Сделано было это, как утверждали тогда обозреватели, не ради преклонения перед Советами, а из желания оградить рабочий класс от «тлетворных» влияний с Востока. В мае 1936 года к власти во Франции пришло правительство Народного фронта, которое возглавил Леон Блюм. При поддержке коммунистов он принял закон о регулярных отпусках. Вслед за Францией подобные новшества вводили другие капиталистические страны. Разве могут удержаться у власти в развитых капиталистических странах правители, которые посягнут на эти преобразования социалистического происхождения? Кстати, в современной России один из проектов Трудового кодекса, лоббируемый правыми, предусматривал увеличение рабочего дня до 12 часов. Его дружно и демонстративно провалили. Из заявлений и материалов о благотворном влиянии СССР на улучшение положения рабочих и служащих в капиталистических странах можно составить тысячи томов. Этого не замечают лишь те, кто этого не желает! Благодарю за внимание!