271. Подкидыши
271. Подкидыши
Приют для подкидышей представляет собою другую бездну, которая не возвращает и десятой части вверяемых ей человеческих существ. В Нормандии подсчитали, что за последние десять лет из ста восьми детей умирало сто четыре. Просмотрите газету де-Дё-Пон от 9 апреля 1771 года, — вы увидите, что почти то же происходит во многих других провинциях королевства.
В Парижский приют поступает от семи до восьми тысяч законных и незаконнорожденных детей; и их число с каждым годом увеличивается. Значит, семь тысяч несчастных отцов отказываются от того, что особенно дорого сердцу человека. Это жестокое отречение, противное самой природе, говорит о великом множестве нуждающихся. Во все времена бедность была причиной дурных поступков, приписываемых обычно человеческому невежеству и дикости.
В странах, где народ пользуется хоть некоторым достатком, граждане даже низших классов остаются верны закону природы. Нищета же всегда развращала и будет развращать граждан.
Рассмотрев одни только наиболее обычные причины, ввергающие детей в эту ужасную бездну, мы найдем тысячу обстоятельств, в большинстве случаев извиняющих несчастных родителей, которые были доведены до такой жестокой необходимости. Народные бедствия мало-помалу истощили все силы государственного организма; но кроме того есть множество второстепенных причин, в которых будет нетрудно разобраться, если только немного поразмыслить об условиях жизни в столице.
Жизнь становится все труднее и труднее. Как бы ни было велико желание каждого человека приобрести средства к честному образу жизни, достигнуть этого он не может. А как можно заботиться о пропитании детей, когда сама мать находится в крайней нужде и, лежа после родов в постели, видит перед собой одни только голые стены?!
Четвертая часть народонаселения Парижа не знает вечером, даст ли ей завтрашний заработок возможность существовать. И удивительно ли, что люди так тяготеют к нравственному злу, когда они знают одно только зло физическое?
Круглый год, во все часы дня и ночи, без всяких вопросов и формальностей приют принимает всех приносимых новорожденных. Это мудрое учреждение предотвратило и воспрепятствовало тысячам тайных преступлений. Детоубийство в наши дни настолько же редко, насколько раньше было обычно, а это доказывает, что законодательство может совершенно изменять нравы.
Девушка, поддавшаяся слабости, скрывает это от всех взглядов. Она ничем за это не платится. Скажут, что этим несколько облегчили разнузданность нравов, — согласен, — но, не говоря уже о том, что существуют некоторые пороки, неразлучные с многолюдными городами и что избежать их все равно невозможно, благодаря учреждению этого приюта удалось предотвратить множество несчастий, неурядиц и преступлений.
Было предложено делать со временем изо всех этих подкидышей солдат. Дикий проект! Разве тем, что вы вскормили ребенка, вы получили право принести его в жертву войне? Было бы крайне бесчеловечным благодеянием воспитать его только затем, чтобы в расплату потребовать его кровь и, помимо его воли, лишить его свободы. Никто не должен родиться солдатом, раз не все мужчины служат в войсках.
Материнская любовь угасала перед роковым вопросом о чести, пока милосердый св. Венсен де-Поль{96} (заслуживающий похвального слова от панегириста Декарта и Марка Аврелия{97}), не предложил убежище невинным жертвам, обязанным своим появлением на свет соблазну, слабости или разврату.
Я сказал, что число подкидышей доходит до семи тысяч в год, но надо заметить, что бо?льшая часть их прибывает из провинции. Там, когда девушка становится матерью, она тайно отсылает своего ребенка, которого боится оставить при себе и которого она при других обстоятельствах боготворила бы.
Несчастный младенец, гонимый в силу предрассудков с самого дня рождения, скитается с места на место по чужим рукам, так как иначе он погубил бы ту, которая дала ему жизнь. Увы! Может быть, это какой-нибудь будущий Корнель, или Фонтенель, или Ле-Сюёр{98}, который во время этих странствий погибнет от непогоды или от слабости, или, — осмелюсь ли сказать! — от недостатка питания. А особенно странным кажется то, что этот самый ребенок, явившийся из Нормандии или Пикардии и перенесший тысячу опасностей, — в самый вечер своего приезда в Париж вновь возвращается на родину, если судьба определит ему в кормилицы пикардийку или нормандку.
Новорожденных детей доставляет в приют приставленный к этому делу человек. Он несет их на спине в ящике, обшитом внутри чем-нибудь мягким; их помещают там стоймя, по-трое; они запеленуты; воздух попадает к ним сверху. Человек останавливается в дороге только для того, чтобы поесть самому и дать соску малюткам. Случается, что, открыв ящик, он находит одного из них мертвым; он отправляется в дорогу с двумя другими, спеша освободиться от ноши. Доставив младенцев в приют, он немедленно отправляется в обратный путь, чтобы начать сначала. Это его ремесло, его пропитание.
Почти все дети, переносимые из Лотарингии через Витри, гибнут в этом городе. Метц видит за один год девятьсот таких подкидышей. Есть над чем призадуматься!
Пора бы поискать какое-нибудь средство против этого зла. Нужно или перестать хулить честную и решительную девушку, которая кормит собственным молоком своего ребенка и материнскими заботами искупает свою ошибку, или же оградить детей от тягостных перевозок, которые губят целую треть принимаемых в приют детей, причем вторая треть тоже гибнет, не дожив до пятилетнего возраста.
В Пруссии все девушки кормят своих детей и делают это вполне открыто. Тот, кто отваживается оскорбить девушку во время исполнения этой священной и естественной обязанности, подвергается наказанию. Там привыкли видеть в ней только мать. Вот что сделал король-философ{99}, вот какие здоровые идеи он привил своему народу.
Кто-то предложил заменить женское молоко козьим и коровьим; на севере эта новая система вошла в обиход. Почему бы к нам самим не воспользоваться идеей, которую заимствовали у нас иностранцы? Они умеют пользоваться на практике тем, что мы придумываем и из чего сами не извлекаем пользы.