Рио-де-Жанейро

Рио-де-Жанейро

Бразильцы – люди взбалмошные. Один гид нахамит:

– Куда лезешь, это не твой автобус. Опять безбилетники!

Другой, тут же:

– Залезай в этот автобус. Платить не надо. Мне ничего не надо, лишь бы побыть с тобою рядом.

Простой профессионально-равнодушной вежливости я не встречала.

Каждый день в хостеле что-нибудь происходит. Украден чей-то телефон, деньги, ноутбук, сосиски, кусок мяса и так далее. А после наступления темноты здесь очень небезопасно.

Парни в толпе лезут целоваться. Мачо, нашёптывая что-то очень латиноамериканское, пытаются укусить за ухо, в клубе, на пляже Ипанима. Предоставление фиктивного бойфренда ситуацию не меняет.

Что мне нравится в Бразилии, так это то, что никто не стесняется собственного тела. Даже если она уродлива, как каракатица, а он толст, как пузырь, они всё равно могут щеголять по пляжу в нескромных трусах и «выхаживаться», как модели. Каждый имеет право раздеться и спокойно трясти загорелыми, неприкрытыми жирами. В Бразилии не существует наготы. На пляже все почти голые или просто голые. А уж если твоё тело в порядке, то грех его не показывать.

В Рио покупаю несколько знаменитых бразильских бикини. Меня интересует, смогу ли я ещё в каком-нибудь месте мира носить эти откровенные бикини?

В магазине купальных костюмов, на пляже Копакабана, незнакомая бразильская дама обвиняет меня в шпионаже. В шпионаже за ней. Это случается со мной не в первый раз. Вывод, как и тогда, во Вьетнаме: «Если за вами никто не следит, это не значит, что у вас нет паранойи». Бразилия удивляет меня всё больше.

Люди часто думают, что столица Бразилии – это Рио-де-Жанейро. Не так ли? Нет. За всё время существования Бразилии у неё было несколько столиц. Первая из них – Сальвадор-де-Байа. Вторая, но не последняя – Рио-де-Жанейро.

Рио-де-Жанейро означает Январская река. По одной из версий, это название объясняется тем, что португальцы вошли в живописную бухту Гуанабара в январе и ошибочно посчитали её рекой, впадающей в море.

Сначала здесь обосновались французы, но через столетие они были изгнаны португальцами. И только в середине восемнадцатого века Рио-де-Жанейро стал столицей Бразилии, а во время войны с Наполеоном – аж всего объединённого королевства. Тогда король Португалии переехал туда, вместе со всем своим двором. Так Рио стал единственным колониальным городом, которому случилось послужить в качестве столицы европейского государства.

Видимо, королю так понравился климат и красоты бухты Гуанабара, что он и по окончании войны не спешил переезжать обратно в Лиссабон. Но вернуться пришлось, поскольку это перестало нравиться португальским пэрам, которые не хотели становиться периферийными служащими. Король уехал в Португалию, но в качестве регента оставил своего сына, Дома Педро. А вот Дом Педро наотрез отказался покидать Бразилию. По просьбам бразильцев он остался. А через год и вовсе провозгласил независимость страны.

Нынешняя столица Бразилии называется Бразилиа. Она схожа с Санкт-Петербургом. И не каналами и пасмурным небом, а искусственностью происхождения. Этот город возник не в результате экономически-географической необходимости, а по повелению правителя.

В середине шестидесятых годов прошлого века тогдашний президент Бразилии Хуселиньо Кубичек пожелал построить город-сад на месте безлюдной пустыни. Кому «назло» и чем руководствовался президент Кубичек, одному богу известно. Но через пять лет свежевыстроенный город, по форме напоминающий самолёт, был провозглашён новой столицей Бразилии.

Культурной столицей считается Сао-Паоло – город на юге. А Рио – не только самый знаменитый город Бразилии, но и один из самых популярных городов мира.

По одним и тем же улицам ходят толпы людей в деловых костюмах и в бикини, с портфелями и с надувными матрасами. На пляже Копакабана загорелый незнакомец играет на аккордеоне не что-нибудь, а «Очи чёрные». Хочется подойти и поприветствовать: «Остап, ты добрался!»

Сам город красив, как бог, особенно сверху. На Рио надо смотреть, например, с Корковадо. Это та гора, на которой стоит Кристо Редетор (Иисус Спаситель, «обнимающий» город). Можно бесплатно взобраться на Оуро Прето, что в баррио Фавела, и смотреть на закат над Ипанимой. С Оуро Прето видно и Корковадо, со статуей Христа (Фавела – бразильский слэм на холме, с видом на пляж Ипанима).

В Рио меня накрывает ужасная простуда. Давно я не болела. Особенно так! Проехала холодную Боливию, Атакаму, все Анды, и ничего. А вот здесь, в знойном Рио-де-Жанейро, где полагается ходить в белых штанах, сваливаюсь в лихорадке. Поначалу я даже опасаюсь, что подцепила денге (тропическая лихорадка, с вероятностью летального исхода).

Когда становится получше, я навещаю Христа Спасителя. Это самый популярный туристический маршрут в Рио. Белых штанов у меня нет, и я надеваю белую юбку. Остап был бы доволен мной.

Простуда будет преследовать меня целый месяц. Переходя из горла в бронхи и из бронхов обратно в горло. Меня спасёт немецкий парень-гей. Он даст мне новейшие немецкие антибиотики. Парень учится по обмену в Сао-Паоло, кажется, на микробиолога или что-то в этом роде, а эти антибиотики ещё даже не вышли в продажу. Опыт удастся. Я избавлюсь от заразы. Саюджи! (Здоровье, порт.)

Я живу в самом грязном и замшелом хостеле за всё время путешествий. Крыс нет. Их съели тараканы. Настоящая дыра. Зачем живу здесь? Опять тот же старый, добрый вопрос экономии. Зато здесь всегда весело и полно людей. Зная это, сюда селятся не только самые нищие, но и вполне состоятельные люди, которые просто хотят оторваться от своей обеспеченной жизни и почувствовать себя снова частью студенческо-спартанской тусовки.

Кроме того, это забытое богом и правительством учреждение, с чёрным пиратским флагом у входа, каким-то чудом расположилось на одной из самых дорогих улиц Рио-де-Жанейро. Полуразрушенное здание ютится между элитными домами и фешенебельными отелями. Прямо между пляжами Ипанимой и Копакабаной. Мадонна проживает на той же улице, в ста метрах от нас, ближе к пляжу. Это её последний концерт в Рио-де-Жанейро. По вечерам, по дороге с пляжа или на пляж, приходится обходить толпы её фанатов и папарацци.

Сидя на белом песке Ипанимы, поигрывая на своём чаранго, я говорю о том, насколько мы счастливее Мадонны. «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы». Ну, когда в последний раз Мадонна могла себе позволить спокойно выкурить джойнт на морском песочке? Вот такие мы хиппи!

Ну и местечко здесь.… Когда-то, в начале прошлого века, в этом здании было посольство Гондураса. А сейчас здесь полный «гондурас»!

Пол обильно усыпан песком с пляжа и сором от постояльцев. Уборка производится крайне редко. Стены покрыты плесенью, к ним прислоняются доски для сёрфинга. С потолка капает. Матрасы запакованы в целлофан, но это не спасает от свирепых клопов. По утрам чёрный хозяйский лабрадор приходит писать на сумки постояльцев. Главный диван, в гостиной с телевизором, густо пахнет псиной. Это любимое место лабрадора. Постояльцы этот диван стараются обходить стороной и ютятся на хромых табуретках и скамейках, расчёсывая клоповые и блошиные укусы. Хозяева, похоже, сдались. На входе висит объявление: «Продаётся». Говорят, уже года четыре висит.

В хостеле живут и местные бразильцы. Непонятно, что делают в Рио. Может, учатся. Они постоянно готовят, едят и идут спать, не сексуально шаркая шлёпанцами, как будто и не бразильцы. Они недружелюбно смотрят на вновь прибывших. Делают замечания. Они здесь долгожители, живут в хостеле целую вечность. Знают все ходы, обросли скарбом, который некуда поставить. А мы заполоняем собой пространство, никому не нужные хиппи-туристы. Во всех странах местные долгожители скучные и мрачные. В Аргентинских хостелах были мрачные аргентинские долгожители и счастливые бразильские хиппи. Здесь мрачные бразильские долгожители и весёлые аргентинские хиппи. И так далее. В любой стране скучно быть местным.

Здесь воруют всё! Буквально всё. Заплесневелый хлеб. Использованное масло со сковороды. Старые трусы. Сироп от кашля… Воруют у туристов. Воруют друг у друга. У тех, кто беднее их, у тех, кто богаче их. У каждого есть неплохая работа в Рио-де-Жанейро. Но мастерство никуда не денешь. Владелец хостела уже давно махнул на них рукой.

– Одно только омерзительно, – говорит он, – сейчас они с тобой квасят кашасу, а через десять минут ты отвернёшься, и они украдут у тебя кусок колбасы (кашаса – крепкий бразильский тростниковый алкоголь).

Справедливости ради скажу, что южане и северяне отличаются друг от друга, как люди из абсолютно разных стран. Юг побогаче, и там воруют меньше.

Рио-де-Жанейро – лучшее место для занятий джиу-джитсу. Как в Буэнос-Айрес едут за танго, так сюда, в Рио, едут за джиу-джитсу. Со всего мира съезжаются люди, чтобы провести здесь от трёх до шести месяцев, получить свой пояс и уехать. Судя по борцовским перчаткам, висящим на кроватях, в нашем хостеле таких полно.

Бразильское джиу-джитсу – это борьба на полу, возникшая в начале прошлого века из дзюдо Кодокан. Его привёз в Бразилию, развил и привил японский путешественник и мастер борьбы Мицуё Маэда. Так появилось бразильское джиу-джитсу.

На прошлой неделе наш сосед, парень из Колумбии, стал чемпионом всея Южной Америки по джиу-джитсу. Парень очень скромный, невысокий, не накачанный на вид, получил большую медаль на широкой ленте. Первое место и всё тут! Отмечали без помпы.

День Благодарения отмечали шире. Хозяин заведения, американец, щедро выставил «центнер» курицы гриль. Остальные тоже что-нибудь внесли. Я купила кашасу.

Играли в бир-понг. Я в команде с высоченным американцем. Рост американца – два метра один сантиметр. При этом он необычайно хорошо сложён для своего роста. У него длинные вьющиеся каштановые волосы и голубые глаза. Он похож на статую Спасителя, что на Корковадо. Или на кентавра, или на звезду рока. Я даже спросила, почему он не едет в Голливуд. Парень с такой внешностью моментально будет востребован. Он ответил, что всё это уже было, и если он и хочет прославиться, то хорошими делами.

Американский «кентавр» тоже приехал в Рио заниматься боевыми искусствами. Вместе с ним приехал и его младший брат, по отцовской линии. Брат – инструктор по паркуру. Он невысокого роста, очень подвижный, миловидный блондин, похожий на ковбоя. Никогда не видела братьев, настолько непохожих друг на друга. (Паркур – сравнительно новый вид спорта. Умение преодолевать препятствия: прыгать с высоты, со здания на здание, карабкаться на стены и прочее, не используя никаких приспособлений и полагаясь только на своё тело.)

Возможно, устроители соревнования, боясь конкуренции с великаном, поставили с ним в команду меня, как самую безнадёжную. Опять-таки, блондинка метр с кепкой, на выходных. Перед началом игры меня отдельно спросили, поняла ли я условия игры. Видимо, я выгляжу ещё и бестолковой.

Они ошиблись. Мы с великаном явно лидировали, оставляя позади всех бир-понг чемпионов прошлого.

Четверть финала. Устроители смотрят на меня с недоумением.

Полуфинал. Отовсюду стекаются люди. Ситуация накаляется.

– Делайте ставки, господа!

Стали делать ставки. Я чувствую на себе уважительные взгляды. «Что, увидели, наконец, фабулу в этой банальной блондинке?»

Финал. Остались две команды сильнейших – два аргентинца и мы с великаном. Все изрядно подвыпившие и вошедшие в азарт.

С первого броска попадаю в стакан противника. Противник стонет. Толпа стонет. Мы с кентавром взмахиваем гривами. Очередь кентавра. Его мяч попадает во второй стакан противника. Два гола подряд! По правилам игры, мы имеем право на третий бросок.

Толпа в азарте скандирует наши имена. Противник стонет. Толпа на нашей стороне. Толпа всегда на стороне победителя. Плюс наша команда выглядит уж очень необычно. Огромный двухметровый парнище с гривой каштановых вьющихся волос, с мускулами, татуировкой на груди, в виде пламенеющего сердца, и в дырявых джинсах «в облипку». И «секретарша», в жёлтом, цыплячьем платьице, дышащая ему в подмышку.

Мы лидируем с большим отрывом. У противника просто не остаётся шансов. Вот я одной рукой отправляю в рот содержимое своего стакана и другой сразу же, без всякой паузы, мяч в стакан противника. Выдыхаю. Русские умеют пить.

Толпа беснуется. Слышу: «Красивый удар!», «Краса-а-авица!»

Вот уже остался всего один стакан у противника, а у нас целых четыре…

Но, видимо, это кино было не про нас, а про аргентинцев, поскольку удача неожиданно переметнулась к ним. Каким-то чудом они начали отыгрываться. Это было начало нашего конца. Вот уже и у нас остался всего один стакан.

Борьба за последний стакан продолжается несколько минут. Я отправляю мяч, он отскакивает от края стакана противника. Американец подаёт мяч – мяч делает круг по краю стакана и падает снаружи. Бросает противник. Мимо. Наша очередь. Мяч делает невозможное: влетает в стакан, отталкивается от пива и вылетает из стакана. Вот так поворот!

Очередь противника. Мяч летит прямиком в наш последний стакан и там остаётся. Толпа выдыхает. Аргентинцы скандируют: «Ар-ген-ти-на! Ар-ген-ти-на!» Один из них дразнится, показывая на нас пальцем: «Вторые, всего лишь вторые!»

Видно, что все болельщики искренне расстроены. Они до самого конца болели за нас.

Перед финалом я сказала напарнику:

– Не волнуйся. Если даже продуем, всё равно второе место – очень неплохо для тех, кто играет в эту игру первый раз. Представляешь, как бы мы их сделали, если бы потренировались?

Так что ничто не испортило нашего настроения…

…Никогда не думала, что заделаюсь в спортсмены, и особенно в спортивные комментаторы.

Однажды в плохом районе Рио-де-Жанейро раздался голос в толпе:

– Смотрите, бриллиант, – бразильский гарото указывал на мой нос (garoto – парень, порт).

У меня действительно бриллиантовый пирсинг в носу. Простой, очень скромный бриллиант, купленный ещё в Индии. Кому знать, что это бриллиант?

– Нет, – говорю я, позеленев, – это не бриллиант.

– Нет, бриллиант, – повторил гарото с настойчивой заинтересованностью.

Толпа жадно вглядывалась в мой нос.

Мне оставалось только побыстрее ретироваться с места возможного происшествия. На время я вынула из носа свой бриллиант.

Лапа – бурлящий ночной жизнью район Рио-де-Жанейро. Здесь просто каждый второй норовит ограбить туриста. Это не останавливает туристов, посещающих Лапу.

Середина декабря, 2012. До конца света остаётся десять дней. Люди слегка нервничают, а я думаю: «Если конец света действительно наступит, то я выиграла. Потому что я успела пожить, как никто другой, без всяких побочных эффектов в будущем. Ура!» Можно больше не беспокоиться и не думать о том, где осесть.

В хостеле тоже много разговоров об этом:

– Рио-де-Жанейро – безумное место для конца света.

– И мы выбрали именно это место для того, чтобы его встретить.

– Ну и столпотворение же будет на Фавеле!

Интернет полон претенциозных заявлений, похожих как две капли воды друг на друга. Например: «Хочешь быть счастливым – будь!» или «Если хочешь, чтобы тебя любили – полюби себя». «Не проси благополучия. Благодари за то, что у тебя есть». Могу себе представить людей, которые, с умным видом мессии, печатают эти трюизмы.

Также в моде ругательства в адрес человеческой расы. Мы такие, мы сякие. «Нам надо поучиться у животных». «Прости меня, космос, за то, что я всё ещё в человеческом обличии». Бла-бла-бла.

Человек, конечно, не самое лучшее, что есть на планете. Но интересная была бы фабула для новеллы: бросает такой философ подобный трюизм, спокойно идёт спать и просыпается в образе свиньи или коровы, как заказывал… Вот и пойди теперь, напечатай свой следующий трюизм копытом…

Приходит идея ещё одной новеллы:

Конец света с точки зрения самоубийцы, которого апокалипсис застал в Рио-де-Жанейро, в момент совершения суицида. Поначалу приходится, поддавшись инстинкту, бороться за, казалось бы, ненужную жизнь. Вокруг погибают люди, а он жив. Люди умирают, а он, приехавший сюда, чтобы эпатажно закончить существование, как будто под охраной каких-то высших сил. Он неуязвим. Его не берёт ничто. Ни потоп, ни зной, ни вслед за этим вспыхнувшие инфекции и мор, ни охотники за человеческими органами. Зачем же ему столько раз была сохранена жизнь? На этот вопрос Майклу и придётся ответить.

Майклу было всего сорок лет, когда он понял, что смысла в такой жизни нет и не будет. Не то чтобы он был склонен к суициду. Совсем нет. Правда, когда ему было двадцать, он резал вены. Не для того, чтобы умереть, а просто вид собственной крови успокаивал его. Такое вот мини-самоубийство не до последней, а до первой капли.

Что там была за проблема? Ах, ну да! Выгоняли из института, девушка бросила, распался бенд. Всё это мелочи. На самом-то деле не хотелось умирать тогда. Может, как обычно, хотелось эпатировать публику? Ему всегда нравилось быть на виду.

Потом началась настоящая жизнь. Он забыл про музыку, и женщина больше не могла вывести его из равновесия. Его бизнес встал на ноги. Больше ни в чём нет отказа… Наступило пресыщение. Появилось чётко выраженное тяготение к мизантропии. Ведь «человек – самая отвратительная тварь на планете».

Как же он устал от этих разговоров о конце света. Тупицы! Если бы их паршивенькая жизнь была чем-то стоящим!..

Вот уже несколько лет, как смысл такой жизни ускользает от него. Зачем это всё? В чём смысл? Семьёй он так и не обзавёлся. Любовницы и друзья продажны. Он нужен только, когда речь идёт о деньгах. Последние годы Майкл жил отшельником и тупо копил деньги. Для кого? Где тот студент эмо, который сочинял песни и мечтал о творчестве? Мысли о суициде всё чаще стали приходить ему в голову. О настоящем суициде. На этот раз. Так. От скуки.

Майкла можно сделать Михаилом, придать ему черты какого-нибудь российского олигарха. Сделать ему пластическую операцию в антисанитарных условиях. Подключить мафию, которая гонится за ним по пятам. Он обязательно должен встретить свою любовь. Может быть, он вспомнит какие-то забытые навыки, приобретённые ещё в институте или в деревне, когда он гостил у бабушки с дедушкой. Эти навыки позволят ему защищать людей и даже помогут восстановить цивилизацию. Возможно, когда цивилизация восстановлена, он понимает, что смысл его жизни – это простота и близость к природе. И он покинет цивилизацию вместе с любимой девушкой. И так далее…

В Рождественскую неделю я сплю в гамаке, растянутом в чаше бассейна. Хозяева моего хостела разрешили мне поселиться здесь, пока взлетевшие на Рождество цены не вернутся в свои берега. В бассейне засор. Вода осталась только в самом глубоком месте. В ней гниют опавшие листья и извиваются комариные личинки. Зато клопов нет. Если щедро политься репеллентом, ночью здесь комфортно и прохладно. А вот с наступлением утра приходится уходить. Бассейн превращается в духовую печь. Я смеюсь: «Может, если я буду хорошей девочкой, мне сюда и воды нальют?»

В Новогоднюю ночь в Рио-де-Жанейро все надевают белые одежды и идут на пляж Копакабана запускать голубые кораблики. На кораблике должно быть что-то, представляющее небольшую материальную ценность, и письмо с желанием. Это жертвенный дар богине моря, по имени Йеманжа.

Здесь, для того чтобы богиня приняла дар, нужно затопить кораблик, желательно подальше от берега. Мы запускаем большой корабль от всего нашего хостела. Я положила на его палубу серебряное колечко и письмо с желанием на русском, португальском и английском. Другие кладут деньги, фрукты. Мы все несём к морю цветы. Красные – любовь, белые – очищение, жёлтые – деньги. Каждый цвет что-то значит. Наш кораблик не хочет тонуть, несмотря на то, что на нём стоит надпись «Титаник». Тогда я, прямо в белой одежде, вхожу в море и топлю корабль.

Йеманжа поступит со мной честнее, чем маленький коварный бог того райского островка в Таиланде. Она не станет дразнить меня обещаниями. Она просто не обратит никакого внимания на моё пожертвование, и я буду продолжать «свободою пьянеть».

Напоследок иду в ресторан, в котором пил пиво и музицировал сам родоначальник стиля босанова Антонио Карлос Жобим. По некоторым данным, здесь он и написал свою «Девочку из Ипанимы» (Garota di Ipanima).

Оказывается, девочка из Ипанимы вовсе не собирательный образ. Вдохновением для написания песни послужила реальная девушка – Эло Пинейро. В ресторане до сих пор стоит стол Жобима, с мраморной столешницей, а стены увешаны его фотографиями, а также фотографиями поэта Винициуса де Мораеса и самой Эло.

Позднее Эло откроет в Рио бутик под названием «Garota di Ipanimа». За право использовать это имя ей придётся судиться с родственниками Жобима. И суд решит дело в её пользу. Ничего не поделаешь. Она послужила вдохновением для создания целого стиля!

Поужинать в ресторане мне не позволяют мои финансовые обстоятельства. Но всё же я подбиваю группу людей из хостела пойти со мной, чтобы отдать дань Жобиму и распить в легендарном ресторане бутылочку вина.

Во дворе нашего хостела я беру несколько уроков босановы у уличного бразильского гитариста, без этого моё путешествие по Бразилии было бы неполным, и присоединяюсь к француженке из нашего хостела. Она едет работать волонтёром на конную фазенду в штате Байа.

Замечаю, что сейчас я делаю всё то, что раньше меня так раздражало или смешило. Когда-то, таскаясь со своим рюкзаком по пыльным дорогам Индии, я думала: «Хорошо хоть гитару на себе не таскаю, как та сумасшедшая!» И вот, «долго ли, коротко ли», нахожу себя с гитарой на плечах. После этого утешала себя так: «Зато, по крайней мере, я не делаю путевых заметок в дневнике, как эти романтические мамзели». И что же? А то, что вы сейчас читаете, по-вашему, что? К этому времени я уже начала записывать свои мысли.

В начале января я покидаю Рио-де-Жанейро. На прощание хозяйская жена – бразильянка говорит мне:

– Анна! Если что – возвращайся. Помни: у тебя здесь дом!

Путешествия и прощания состоят из таких трогательных моментов.

Бразильская фазенда

Ехать до фазенды придётся на автобусах и попутках. И займёт это около двух суток. В автобусе воруют рюкзак француженки. В рюкзаке – профессиональный фотоаппарат, кредитка, деньги и новейший ноутбук Эппл. Теперь француженка не может работать над своим дизайнерским проектом. Это сильно портит наше настроение.

Небольшой белый одноэтажный домик под пальмами. Между столбами стеклянной террасы стоит плетёная мебель и растянуты белые полотняные гамаки. В этих гамаках я буду лежать, потягивая кокосовое молоко прямо из кокоса. Здесь, на вершине невысокого холма, всегда дует лёгкий, очень приятный бриз. Терраса «глядит» на конный манеж и открывающиеся за манежем луга, внизу. По этим лугам бегают кони…

Вот курица, громко ругаясь, снесла яйцо. Вот вторая начала ругаться… Здешние куры любят откладывать яйца в лошадиные кормушки. Яички здесь маленькие, в половину привычных нам. И сами курочки поменьше.

Фазенда – место, где до сих пор ковбои, просыпаясь, нахлобучивают широкополую кожаную шляпу, натягивают остроносые сапоги со шпорами, засовывают за пояс мачете и идут доить корову. Им тяжело с похмелья. Сколько кашасы вчера припили, заполировав марихуаной! Но они привыкли, сердечные. Зато всегда на воздухе. Близко к природе.

Мне полюбилось это место ещё с дороги, когда я смотрела на него сквозь прутья ворот, стоя под джекфрутовым деревом.

Джекфрут в Бразилии называется жака. Жаку здесь с ветки не едят. Сначала плод должен полежать в тёплом, тёмном месте, чтобы как следует заферментироваться. Такая жака напоминает очень сладкие мочёные яблоки.

На этой фазенде я закрепляю свой Портуньол, учусь седлать и взнуздывать коня и доить корову. Как жаль, что я уже ни черта не помню из этого всего! (Портуньол – смесь испанского с португальским).

Фазенда – самое благословенное место, которое я посетила в Южной Америке. Это не земля обетованная, это моя Тьерра дель Ольвидо (земля забвения, исп.).

В день приезда мы, конечно, отдыхаем, перед первым трудовым днём. Но следующим утром нас никто не будит. Когда мы просыпаемся, ковбои уже почистили лошадей, подоили коров и собрали все яйца в курятнике. На столе стоит ведёрко с молоком и дюжина яиц для нас, городских фиф. На сегодня работы больше нет. Мы убираемся в доме, пьём молоко, едим яйца, валяемся в гамаке и болтаемся по округе.

Если спуститься с холма, попадаешь на раскалённую пыльную дорогу, ведущую в ближайший населённый пункт. Дорога проходит мимо индейской деревни. Индейские дети, в национальной одежде, продают сувениры и пристают к туристам. Так и проходит первый трудовой день.

На следующий день, рано утром, мы встаём сами. По будильнику. Ковбоям приходится обучать нас доить корову. Они обучают нехотя. Им легче всё сделать самим, чем нянчиться с нами.

На этом работа на сегодня заканчивается. Мы опять сидим в гамаках и слоняемся по индейским деревням, поедая жаку и запивая её кокосовым молоком. Я учусь у француженки готовить рататуй (тушёные овощи в томатном соусе).

На следующий день – та же картина. Мы ломаем голову, зачем же нас сюда пригласили? В чём заключается волонтёрство? И приходим к выводу: мы здесь для того, чтобы просто удерживать ковбоев от тотального пьянства и не давать им расслабляться без присмотра (пока фазендейра-англичанка отсутствует).

Неугомонная француженка затевает чистку бассейна. Неожиданно насос заедает и приказывает долго жить. Тем не менее, француженку это не останавливает. Теперь в ход идут вёдра. Она – дизайнер сайтов и дочка французских фермеров. Она привыкла к тяжёлой, деревенской работе.

Я лениво помогаю, стараясь не напрягаться. Сколько вёдер надо поднять, чтобы вычерпать бассейн? Я не люблю труд ради труда. Мне нужно идти к результату.

Но через несколько часов адского труда становиться понятно, что энтузиазм француженки побеждает мой скептицизм. Я официально это признаю.

Её слова:

– Я всегда иду вперёд! Даже если кажется, что дело никогда не выгорит.

Это пример для подражания.

Наступает день, когда главный ковбой сообщает, что пришло время выгуливать коней. Наконец-то и мы пригодимся!

Перед выгулом коней надо поймать. Потом почистить. И только потом заседлать. Мне дают верёвку и отправляют. До этого я никогда коней не ловила. Ездить на них ездила. Но не ловила. Всё когда-нибудь происходит в первый раз.

Моего коня зовут Оуро Прето (ouro preto – чёрное золото, порт.). Название говорит за себя. Конь чёрный и блестящий, высокий в холке, хорошо, но в меру упитанный.

С нами едут два ковбоя. Когда мы отъезжаем от фазенды километра на два, ковбои, не сказав ни слова, исчезают. И мы предоставлены сами себе на этой пыльной, виляющей дороге.

Через полчаса ковбои нагоняют нас. У них в руках внушительная бутыль местного винища и пластиковые стаканчики. Не слезая с лошадей, ковбои разливают вино в стаканы. Мы чокаемся и пьём. Видно, что вся жизнь парней проходит в седле. Наливают ещё. Скорость увеличивается.

– Ну и техника безопасности здесь! – удивляется француженка.

Мы уже почти на галопе. В руках у нас пластиковые стаканчики, из которых расплёскивается вино.

Когда переходим на хороший галоп, мы все, как по команде, теряем стаканчики. Теперь пить приходится прямо из горла.

Как же куражно и особенно ехать на лошади, подвыпивши! Я понимаю ковбоев. Вот она – Свобода! И я собираюсь от всего этого отказаться?! Чем можно это заменить? Знаю. Я бы поменяла это на счастливую личную жизнь.

Но давненько же я не сидела на лошади! Начинает болеть мягкое место, ныть поясница, и натирается щиколотка о жёсткий ремешок стремени. Останавливаемся на другой фазенде, чтобы замотать мою щиколотку.

На другой фазенде сидят другие ковбои, и у них тоже есть выпить. Выпиваем и там. Хмель притупляет боль от потянутых мышц и чувство опасности. Заставляет рисковать. Никогда бы не подумала, что способна на такую джигитовку. Глядя на француженку, я понимаю, что и она навеселе. Ей попалась лошадь поспокойнее моей. Поэтому она сорвала прутик и нахлёстывает им бока своей ленивице.

Я привстаю на седле и ложусь на круп лошади, пробую стиль амазонки, волосы спутались и растрепались. Мы разгорячённые и пьяные. На нас с удивлением смотрят бразильцы, приехавшие из городов на отдых в Транкозо. «Ну и техника безопасности здесь!»

Мимо проносятся море, пальмы и пляжные кабаньи. Такого полного счастья и вседозволенности я не ощущала со времён моего железного коня в Гоа. Да, это жизнь! Я живу! Мне принадлежит весь мир! И это не просто слова. Он действительно мне принадлежит! Я живу, только когда двигаюсь, как акула!

Доезжаем до города, уже все очень «хорошие». Останавливаемся в ковбойском баре. Пьяные ковбои, звеня шпорами, отбивают ритм каблуками и размахивают руками. «Эх, хвост, чешуя…» Как будто наши мужики отплясывают камаринскую или гопака. «Скажи мне, Украйна, не в этой ли ржи…»

Ночью, в полной темноте, едем домой. Наш главный ковбой то засыпает на лошади, где-то сзади, то догоняет нас, и постоянно ставит лошадь на дыбы. Лошадь отчаянно старается его сбросить.

За время пути к нам приблудилось ещё несколько ковбоев. Они пытаются поближе познакомиться с европейками. Несут полную пургу. У меня и так португальский на двойку, а этот ещё и на местном сленге объясняется. Для приличия слушаю его минут пятнадцать, а потом просто раздражённо пришпориваю коня и скрываюсь в темноте ночи. Вокруг тишина, никого. Я слышу только копыта своей лошади.

До фазенды добираемся глубокой ночью и, после короткого душа, сразу заваливаемся спать. На следующий день мы обе не можем ни сидеть, ни лежать, ни стоять, ни ходить. А ковбои, конечно, в порядке. Это их жизнь. Они родились в седле.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.