Сальвадор, Гондурас, Никарагуа

Сальвадор, Гондурас, Никарагуа

Англичане селят меня в комнату по соседству. Они уже давно торчат в Эль Тунко, потому что уроки сёрфинга здесь дешевле, чем где бы то ни было в мире. Мой приятель – хороший музыкант, и по вечерам мы играем на гитарах, сидя в сильно засаленных гамаках.

Национальное блюдо Сальвадора – пупуса. Толстая кукурузная лепёшка, с начинкой из чего угодно, жарится на гриле и поедается с острым соусом чили. В ресторанах можно заказать юкку (корнеплод, похожий на картошку) с маленькой сушёной рыбкой. Я – путешественница, и всегда стараюсь попробовать основные национальные блюда и охватить основные достопримечательности каждой новой страны, даже такой маленькой, как Сальвадор. А вот моих приятелей сложно оторвать от сёрфинговой доски и гамака, поэтому в столицу я еду одна.

Когда я иду по улицам столицы Сан-Сальвадор, местные жители отрываются от своих дел и мрачно смотрят мне вслед. Очень неуютно под их тяжёлыми взглядами. Особенно неприятно, когда за тобой безмолвно наблюдает целый рынок. Наверное, столица не будет моим хай лайтом.

Вулкан Санта-Ана примечателен тем, что в его кратере располагается кипящее мутно-зелёное сероводородное озеро. Оно светится, как большая зелёная бирюза, на фоне коричневых горных пород. Я очень быстро хожу, и во время подъёма на вулкан, как всегда, далеко впереди основной колонны туристов. Ветрено. Сильно пахнет серой.

Больше с Эль Тунко уезжать не хочется. Заразившись ленью от своих приятелей, просто валяюсь на пляже, учу испанский и совершаю конные прогулки по берегу Тихого океана.

А через неделю англичане заявляют, что решили податься в Гондурас, на Карибские острова, чтобы понырять с аквалангом. Я никогда не планировала Гондурас, но за компанию засобиралась.

Кажется, я вывела формулу моих скитаний: я скитаюсь либо от кого-то, либо за кем-то.

Гондурас. Кобан. Последняя, самая южная, точка цивилизации майа. Небольшой комплекс пирамид, но с очень хорошо сохранившимися барельефами и даже остатками оригинальной краски на них. Опять пирамиды!

При входе в комплекс – питомник попугаев. Огромные красные ара летают, тяжело взмахивая широкими крыльями и, кажется, с трудом неся массивный клюв. Они вызывают трепет.

У хостела, в котором мы остановились, сумасшедший хозяин, то ли голландец, то ли немец. У человека бзик на дезинфекции и порядке. Уборщицы обязаны не только банально прибраться и помыть пол, но ещё и протереть все стены, спинки кроватей и прочие твёрдые поверхности маленькой тряпочкой, смоченной спиртом! И так каждый день. Это само по себе неплохо и очень неожиданно для Латинской Америки, где обычно санитарная обстановка оставляет желать лучшего. Но солдафонские правила действуют не только для служащих, но и для постояльцев. Например, постояльцы обязаны запихивать свои вещи в ящики. Если не помещается – никого не волнует. Безапелляционная надпись на стене гласит, что если кто оставил в зоне видимости что-то из вещей, может искать их на ближайшей помойке.

Здесь все ходят по струнке. В хостеле пахнет денатуратом. В восемь утра начинают греметь вёдра и тазы. Уборщицы должны успеть к сроку. Бекпекеры с похмелья просыпаются. Многие недовольны. Мои англичане, привыкшие к расслабленному хиппи существованию, в бешенстве собирают вещи и покидают хостел, обзывая хозяина фюрером, а служащих хостела – его нацистскими церберами.

Договариваемся встретиться позже в центре Кобана, чтобы обговорить условия дальнейших передвижений к островам. На встречу они являются сильно подвыпивши. Вместо обсуждения путешествия решают принять ещё по одной, потом ещё. В течение ближайших трёх дней парни не просыхают, но обещают, что завтра снимаемся в путь.

Я успеваю сделать всё возможное в этом месте. Осмотреть развалины. Напиться с парнями. Совершить конную прогулку по окрестностям. Съездить к горячим источникам с лечебной глиной, красивейшее место, кстати сказать. Сходить на сальса-пати и обойти весь город раз «…-дцать».

Всё, делать здесь больше нечего. Кроме того, мой рюкзак не помещается в ящик, установленный для рюкзаков. Персонал пока великодушно закрывает глаза. Но, чтобы не пришлось искать его на помойке, нужно отсюда смываться поскорее.

В последний раз навещаю парней. Парни – в дугаря.

– Ладно, парни, – говорю, – не хотела я путешествовать по Гондурасу, тем более в одиночку, но, видимо, придётся. Раз уж я здесь, обратной дороги нет. Поеду на острова, буду ждать вас там.

– Хорошо, – сказали парни заплетающимися языками, – дай знать, где остановишься. Мы прибудем через денёк-другой.

Больше я их не видела. Ни через денёк, ни через другой, ни через неделю парни на Утилу не явились. Через пару недель, когда я уже перестала волноваться на их счёт, они, наконец, прислали мне письмо. Писали, что по пьяни уехали в Гватемалу. Забавные такие парни. Ну, счастливого вам пути! Главное – всё делать вместе.

Я, та, которая из всех троих не собиралась на гондурасские острова, единственная, которая таки до них добралась.

Так я попала на остров Утила в Гондурасе.

Утила – это ещё одна из нескольких столиц мирового дайвинга. Здесь я собираюсь подняться на следующий, продвинутый уровень подводного плавания, или эдванс.

Прямо на пристани меня встречает и подхватывает мой багаж высокая крупная девчонка. Я протестую:

– No llevas mis mochilas!

– Por que no?

– Еres mujer!

(– Не таскай мои сумки. – Почему нет? – Ты – женщина.)

Женщина только ржёт и тащит. У неё комиссионные. Она ведёт нового плательщика в школу дайвинга. Такая могла бы и меня посадить на плечо и попереть. Её официальная кличка – Вака, что в переводе с испанского означает корова. Корова – огромная испанка с выбритыми висками и длинным чёрным ирокезом, забранным в хвостик. На ней чёрная набедренная повязка и драная чёрная майка. Майку аж распирает на пышной Вакиной груди.

Школа находится очень близко к причалу. Это довольно старое здание, со своей маленькой деревянной пристанью. Моя новая инструкторша по дайвингу – позитивная полька. Она бывшая программистка, и у неё светлая голова.

С момента последнего погружения на Ко Тао прошло не менее двух лет. Тогда я заработала проблемы с ухом на многие месяцы. Сейчас я не могу себе этого позволить. Я иду к местному ЛОРу. Синьора промывает мне оба уха и прописывает капли. Как я поняла, мне нужно размягчить барабанные перепонки, чтобы легче было продуваться.

Карибы, Карибы!

Местное блюдо – тушёные свиные копытца с юккой. Несмотря на дешёвые ингредиенты и уличную торговлю, это не самое дешёвое блюдо. Здесь дешевле всего купить рыбу у рыбаков и приготовить самой. Рыбы на острове – завались.

К нашей пристани причаливает местный ловец тунца. Он мастерски разделывает рыбу, любо-дорого посмотреть. Потроха и головы он беспардонно вываливает под пристань, где в прозрачной воде, у сваи, дежурит мурена. Это её насиженное место. Однажды я просто выбираю из тунцовых потрохов печень и жарю на сковороде. Деликатес! И абсолютно бесплатно. Кто-то делает фотографии с балкона, когда я жадно роюсь руками в окровавленной куче рыбьих потрохов.

Вака у нас шеф-повар. Она собирает деньги и запекает для всех тунца в фольге. Пожалуй, она – самый хорошо зарабатывающий человек в школе. Бизнес-леди, в пиратском смысле этого слова. Обожаю тунца, особенно сырого, в севиче или с васаби и соевым соусом.

Рыбак всегда приплывает через день. У него жёсткие африканские волосы тёмно-русого цвета и голубые глаза. Он потомок английского пирата и африканской рабыни, попавшей сюда с рабовладельческого корабля, потерпевшего крушение. Откуда он взял, что именно английского пирата, не известно. Может, записи сохранились.

Мне нравится население этих островов. Генетика здесь сумасшедшая. Самые безумные сочетания. Острова когда-то были пристанищем пиратов. Вспомните, мы на Карибах. Капитан нашего дайвингового судна претендует на голландских предков. И правда, он имеет все черты, присущие голландцам. Он высокий, крупный, светловолосый с бесцветно-рыжими волосами на руках, светлыми водянистыми глазами и вечно обгоревшей на солнце красной кожей.

Друг одного из инструкторов, загорелый статный блондин с просоленным хвостиком с секущимися концами, тоже «голландец», но у него угольно-чёрные глаза, в которых не видно зрачка, такие они чёрные.

По улицам ходят люди, которых легко спутать с туристами. Две светловолосые «англичанки», не говорящие на английском, сидят в авиакассе. Я думала, у одной из них на голове химия. Но нет, это генетическое наследство от африканских предков. Вот они, потомки Пиратского прошлого Карибов! Всё побережье – сплошное смешение генов и рас. Очень интересно наблюдать за ними.

На этот раз, при погружении, продувание удаётся, и мне не придётся лечить глухоту и воспаление, как раньше. В первый же день, под одним из камней, застукиваем акулу. Она на нас не реагирует. Сытая, наверное. Эдванс предполагает заплыв в затонувший корабль и ночное погружение. Корабль был затоплен специально, в целях дайвинга, и поэтому не очень интересен. Зато ночью можно увидеть особые виды рыб и растений. Когда погружаешься в воду в темноте, от тебя отлетают фосфорические огоньки планктона. Красота!

Моя инструкторша-полька показывает мне фотографии с полуострова Вальдес, что в Аргентине. Рассказывает про внеземной ландшафт полуострова и великое множество китов, населяющих те воды.

– Обязательно съезди туда!

– Что, в Патагонию? Это уж вряд ли. Я и так до Гондураса доехала. Никогда бы этого от себя не ожидала…

Отвечаю последними гневными письмами на письма моего экса. Теперь он напишет не скоро. Соглашаюсь играть на гитаре в баре напротив. На этот раз – за выпивку. Но начинаются штормы, становится некомфортно погружаться. Особенно неуютно подниматься обратно на борт. Того и гляди, лодка ухнется с вершины волны и накроет лестницей. Купаться тоже стало неинтересно. Что, получается, бегу с острова? Бегу.

Паром швыряет немилосердно. Он то застывает на волне, то падает вниз, заставляя все внутренности зависать в животе в невесомости. Появляется рвотный рефлекс. По парому ходит матрос и, держась за стены, раздаёт желающим пакеты. Я тоже получаю свой. Меня мутит, и я ложусь на свободную лавочку. Я совершаю побег вовремя. Мне пишут, что на следующий день после моего отъезда, в связи со штормовой опасностью, все паромы отменяются на неделю.

Ну, а я нахожу себя в Никарагуа. Близ Самото каньона.

В Никарагуа, на границе с Гондурасом, есть интересное местечко близ городка Самото. Называется Самото каньон, куда местные гиды водят экскурсии. И у них даже есть представления о технике безопасности. Гиды выдают обувь для ходьбы по кораллам и спасательный жилет. Вода в каньоне прозрачная и свежая. Кое-где приходится плыть, кое-где переправляться на лодке, кое-где брести по каменистому дну, кое-где прыгать с камней в воду.

Я останавливаюсь в гостинице столетней давности. Обшарпанные стены слеплены из глины и трухи. В городе сегодня нет ни одного иностранца. Я одна. Мелкими перебежками нахожу куриный бар, где усатые никарагуанские мачо, в широкополых шляпах, пьют пиво под звуки латины. При моём появлении они перестают разговаривать и опускают на стол кружки с пивом и нижние челюсти. Я стараюсь как можно скорее получить свою курицу и покинуть никарагуанскую пивнушку. Я чувствую себя в этой центральноамериканской глуши, как белая ворона с огненным хвостом. Наутро я потороплюсь отсюда смыться. Это место не для блондинки.

В Леоне меня прозвали киборгом за то, что я с лёгкостью поднялась на вулкан Телика, на час раньше остальных. При этом, ещё и обутая в пляжные шлёпанцы. Для меня не новость. Я вообще очень быстро хожу. Но шлёпанцы стали предметом большого недовольства гида. Перед началом трека он строго отчитал меня и заявил, что хорошо знает таких тупых блондинок, как я, и что ждать меня никто не будет, «поскольку люди пришли сюда не в игрушки играть, а покорять вершину». Я обиделась и пошла…

– Ах, не будете ждать? Ну, и я вас не буду…

Потом одногруппники шутили, что ночью я сплю, воткнув два пальца в электрическую розетку, как и полагается киборгу. Но той ночью я подзаряжалась от лавы, клокочущей в жерле вулкана. Вулкан рычал, извергал клубы серы и переливался лавой в темноте. Настоящий ад там, внизу.

Гиду нечего было сказать, а кроме всего прочего, он забыл мой спальный мешок. Я хоть и киборг, но очень теплолюбивый. Температура ночью драматически падает, хоть в жерло лезь греться. Так что вторую часть оплаты за тур я просто не внесла. Он и не настаивал.

В Леоне я встречаю несколько человек, с которыми буду случайно сталкиваться, на протяжении нескольких месяцев, тут и там. Один из них байкер, он приехал на мотоцикле из Чикаго, сделав крюк аж через Канаду, и два моряка, один тоже из Чикаго, а другой из Флориды.

Тихий океан в Никарагуа некомфортен. Он холодный и буйный, а дно усыпано камнями. Поэтому надолго я здесь не остановлюсь. Следующий город – Гранада.

Водитель в никарагуанском автобусе подпрыгивает на своём сиденье и пританцовывает под сальсу. У него в салоне всё оборудовано для каждодневной фиесты. Динамики подключены, светомузыка установлена. Передняя панель одета в красный бархат и обрамлена зеркалами и искусственными цветами. С потолка свисают, болтаясь, два красных сердца из чистейшей пластмассы, пронзённые стрелой. Неважно, какая у тебя работа, ты всегда можешь сделать её интереснее. Водитель сам ведёт, сам диджеит, сам подмигивает фарами и глазами. Он и секунды спокойно просидеть не может на своём водительском месте.

Гранада – приятный город, в испанском стиле, на берегу озера Ометепе. Это излюбленное место туристов. Особенно туристы любят главную улицу, где они пьют, едят и зависают.

Я готовлю сама или иду есть на местный рынок. Я уже давно не ела в ресторанах. Один раз, на рынке, мне случилось поесть ячменную кашу с мясом и яйцами игуаны. А в этот раз я ем ячменную кашу с мясом черепахи. Какая экзотика! «Я мечтала о морях и кораллах, я поесть мечтала суп черепаший…» Надеюсь, та черепаха не была дикой.

На поверхности озера Ометепе никогда не прекращается рябь, и ветер дует беспрестанно. Вода коричневая и мутная. В этом озере водятся тупорылые акулы, или акулы-быки. Они самые кровожадные и опасные в мире, среди акул. Мутная вода озера не манит. Я провожу всего одну ночь посередине озера Ометепе, на одноимённом острове, рядом с курящимся вулканом. Весь день я пытаюсь организовать экскурсию на вершину другого, погасшего вулкана, в жерле которого располагается озеро, пригодное для купания. Так и не найдя единомышленников, я отступаю. Не судьба. Я уже облазила столько гор и вулканов, что можно немного расслабиться.

Зигзаг пошёл опять на побережье Пацифика. Сан-Хуан-дель-Сур – последнее место в Никарагуа, которое я посещаю. По дороге с пристани Ометепе к автобусам до Сан-Хуана разваливается, наконец, мой многострадальный рюкзак. Из него выпадают вещи, и мне приходится брать такси до города.

Ничего не поделаешь. Покупаю здоровый чемодан на колёсах, красный с зелёными и чёрными квадратами. В этой никарагуанской глуши новый рюкзак я так и не смогла найти.

Ну, выгляжу я, как профессиональная путешественница со стажем? Говорю же, на сбежавшую и потерявшуюся секретаршу похожа. А с таким чемоданом – ещё и на секретаршу с дурным вкусом, с периферии. Но как у секретарши оказалась гитара? С туфлями на каблуках ездят многие. С гитарами ещё больше. А вот и с тем и с другим пока только себя видела.

Случалось мне путешествовать, когда-то, и без багажа совсем. С одной маленькой сумочкой. Конечно, в процессе я обрастала вещами, слава богу, денежки водились тогда. Да и вещи в Непале недорогие. А случалось и с тремя огромными сумками, одна из которых тянет на половину моего веса. А всё почему? А потому, что сама жизнь бросала меня в подобные авантюры. Так уж получилось, что никогда я не планировала путешествия, как другие. И спальный мешок у них есть, и фонарик, а у меня вечернее платье и куча душевых принадлежностей. Они вынимают палатку, а я – позолоченные туфли на каблуках. У них вываливается компас, у меня тушь. Народ недоумевает.

– Ты уверена, что путешествуешь уже шесть месяцев? – спрашивают они с ехидцей.

– Нет же, – говорю, – шесть лет…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.