Оснований для оптимизма мало

Если отрешиться от влияния технической деятельности человека и прогнозировать возможный ход природных процессов, будущее выглядит теплым и облачным. Продолжат таять льды Северного океана; продлится потепление, повысится концентрация в атмосфере водяного пара.

Смягчится климат в Евразии и Северной Америке, начнет отступать вечная мерзлота; природные зоны двинутся на север. Сибирская тайга обогатится новыми растениями, даст приют большему числу животных. Люди станут заселять эти благодатные территории, в чем им поможет великолепная и удивительная техника будущего. «Все к лучшему в этом лучшем из миров»! Жаль только, что на перемены потребуются века…

Скептики пугают: деградация мерзлых грунтов вызовет деформацию сооружений. Но это уже забота инженеров-геологов. Как говорится, и не с такими трудностями справлялись. Мерзлота и теперь деградирует от местных причин, не связанных с глобальным потеплением.

По некоторым моделям выделяются зоны, где может выпадать меньше, чем теперь, осадков. Не исключено, что это временное явление: благодаря общему потеплению повысится количество водяного пара в атмосфере, а осадки будут распределяться более равномерно…

Впрочем, подобные рассуждения бессмысленны. Нет оснований надеяться, что у человечества имеется в запасе два-три столетия, если оно будет существовать так, как теперь.

В идиллическую картину будущего неизбежно вмешается активный техногенез: рост мегаполисов, сокращение зоны тропических лесов, увеличение площади пустынь, загрязнение поверхности Мирового океана. Все это вызывает резкие климатические контрасты.

Все модели дальнейшего развития технической цивилизации (промышленности, сельского хозяйства, техники, использования природных ресурсов, загрязнения биосферы, изменения климата, роста населения и материальных потребностей, истощение природных ресурсов) при различной динамике исходных параметров не предвещают ничего хорошего.

Такие модели разрабатывал, в частности, «Римский клуб». Были попытки при разной динамике параметров технической цивилизации получить более или менее оптимистический вариант. Он не получился ни при каких условиях.

Материальные потребности богатой части населения планеты растут непомерно; для большинства других они являются примером успеха и процветания. Производство требуется увеличивать ради получения максимальной прибыли. Модернизация возможна только в частностях, для биосферы не существенных, тогда как ее ресурсы не беспредельны.

Загрязнение области жизни достигает критических рубежей. И в жизни общества ситуация аналогична. Гигантская долларовая масса, не имеющая материального обеспечения, ведет к экономической катастрофе в будущем. Обострится борьба за природные богатства, включая чистую воду…

Наивные упования на чудеса нанотехнологии, модернизацию или изобретение альтернативных источников энергии в данной ситуации не могут помочь. Дестабилизация климата лишь обострит общий кризис.

На мировой политической ситуации должны сказаться последствия потепления. Если в ближайшие годы климат в азиатской части России станет более теплым и влажным, то в США и в ряде других регионах, согласно прогнозам, лето станет суше и жарче.

Начнется жестокая борьба за ресурсы и выживание. Российские северные шельфы, где предполагаются громадные залежи нефти и газа, будут «лакомым куском» для США, а дальневосточные – для Японии, Китая. Крупные климатические изменения вызовут массовые движения народов и войны…

Завершающая фаза оледенения – стадия климатической неустойчивости. Вторжения влажных и теплых воздушных масс чередуются с внезапным поступлением арктических холодов; в средней полосе выпадают ливни, подобные тропическим, или наступает сушь и зной. Пока арктический бассейн остается ледяной пустыней, общее потепление должно лишь усиливать лихорадку погоды и климата.

Дестабилизация климата не причинила вреда людям позднего каменного века и неолита – кроманьонцам. Почему? Им в ту пору не приходилось из последних сил стараться выжить в суровой борьбе за существование. Огромное количество художественных галерей каменного века – наскальных рисунков, гравюр – доказывает наличие у них не только эстетического чувства и талантов, но и немалого свободного времени.

О начале послеледниковой эпохи у нас имеются противоречивые сведения. В средней полосе тогда должны были сталкиваться холодные и теплые массы воздуха, свирепствовать то наводнения, то засухи, буйствовать природные стихии. Это можно назвать лихорадкой погоды и климата.

Но именно тогда кроманьонцы начали обживать нынешнюю зону тундры, перейдя через Чукотский полуостров и Берингию из Северо-Восточной Азии в Новый Свет. В трудных природных условиях человек каменного века не смог бы совершить ничего подобного. Да и что могло заставить племена перейти из лесной зоны в суровую тундру?

Ответ подсказывают археологические исследования. 6–8 тысячелетий назад в Северной Азии широко распространилась так называемая сумнагинская культура. Она охватывала территории Якутии, Таймыра, Чукотки, Камчатки, Аляски. Тогда климат в Приполярье был теплее, а граница лесной зоны располагалась на 300–500 км севернее нынешней.

Сотрудники Коми научного центра РАН на заполярном полуострове Ямал открыли стоянки людей, обитавших здесь около 6 тысячелетий назад. Охотники каменного века устраивали полуземлянки с полом, выстланным березовыми стволами и слоем бересты на крыше (для чего требовались, конечно, крупные деревья).

Землю они копали мотыгами из оленьего рога, пользовались каменными топорами из сланца и кремневыми ножами и наконечниками для стрел. Горшки имели гребенчатый или нарезной орнамент. В очагах сжигали сосну, ель, березу. Встреченные остатки вереска, который не растет в тундре, свидетельствуют о сухих песчаных лесных почвах.

Следовательно, на месте современных тундр сравнительно недавно находились леса и лесотундры. Кстати, на севере Чукотского полуострова в верхних слоях речных отложений мне доводилось видеть много стволов деревьев. Значит, и здесь, по крайней мере в крупных речных долинах и низменностях, были лесные массивы.

Люди сумнагинской культуры оказывали заметное влияние на ландшафты Заполярья. В результате должен был меняться местный климат. Главными средствами преобразования природы человеком были огонь и топор (каменный).

Уничтожение растительного покрова при палах и пожарах, использование древесины привели в конечном счете к серьезным результатам. Менялась динамика вечной мерзлоты (многолетнемерзлых пород): в одних случаях она деградировала с образованием термокарстовых озер, в других увеличивалась.

Человек в Заполярье невольно содействовал распространению тундры. «Одна из причин плохого подроста у северной границы лесотундровых редколесий, – пишет географ В.В. Крючков, – кроется в пожарах, приводящих к увеличению влажности почвы, повышению уровня вечной мерзлоты и понижению температуры почвы. Через несколько десятков лет после пожара на аэрофотоснимках пирогенные тундры уже невозможно отличить от тундр первичных, климатически обусловленных…»

Прервем цитату. В данном контексте говорить о «климатогенных» тундрах можно лишь условно, если нельзя отличить их от техногенных, возникших после пожаров и значительных вырубок. На таких территориях уничтоженные леса в суровых условиях далеко не всегда восстанавливаются из-за наступления вечной мерзлоты.

«Возле населенных пунктов, находящихся у северной границы лесов… – продолжает В.В. Крючков, – быстро увеличиваются площади антропогеновых тундр – пирогенных и образовавшихся после вырубок. Если с пожарами не начать решительную борьбу, то на катастрофически увеличивающихся территориях антропогенных тундр продолжится ухудшение физико-географических условий».

Если этот процесс сказался за считанные десятилетия, то за сотни и даже тысячи лет хозяйничанья человека на Севере должны были произойти значительные, если не катастрофические, изменения природных условий в сторону ухудшения.

В середине XIX века русский ученый и путешественник А.Ф. Миддендорф, изучая север Сибири, пришел к выводу: «Возобновление лесной растительности становится тем сомнительнее, чем безжалостнее уничтожается первобытная защита леса. Размножение населения на дальнем севере легко может опередить размножение лесов». А тогда еще не было известно об освоении Крайнего Севера представителями сумнагинской и более поздних культур.

Красноречивый пример – Исландия. До появления человека от 10 до 40 % ее площади (мнения ученых расходятся) были заняты березовыми лесами с примесью ивы, рябины, можжевельника. Со времени освоения острова викингами леса стали быстро сокращаться, и ныне их практически не осталось.

При благоприятных условиях там, где ослаблено техногенное воздействие, северный лес может перейти в наступление на тундру. Так было в 20—40-х годах прошлого века, когда в Евразии и Америке граница лесной растительности в малоосвоенных районах смещалась к северу.

Есть веские основания предположить, что около 6–8 тысячелетий назад люди начали осваивать освободившиеся от ледников территории Северного полушария. Это привело к уничтожению лесных массивов и распространению лесотундр, а затем и тундр. Процесс охватил 2–4 миллиона квадратных километров. Не исключено, что увеличилась ледовитость Северного океана, в свою очередь делая климат более суровым и контрастным.

Тогда же в субтропической зоне (об этом – чуть позже) по той же причине на месте саванн и лесов возникли обширные пустыни. Деятельность человека за несколько тысячелетий изменила многие ландшафты так существенно, что климатические перестройки стали неизбежны.

Если так было на ранних этапах развития технической цивилизации, то нет ничего удивительного в том, что она, тысячекратно усилив свою мощь, наносит сокрушительные удары по биосфере и климату Земли. А это означает, что наиболее вероятен неблагоприятный прогноз и на дальнейшие климатические изменения, и на будущее человечества…

…Далеко не всем очевиден глобальный масштаб деятельности человека. Например, 15 декабря 2009 года обозреватель газеты «Известия» Максим Соколов, рассуждая о глобальном потеплении, на свой вопрос: «Может ли человек вообще повлиять на планетарные процессы?» – сам же ответил: «Сколько бы ни возрастало хозяйственное воздействие, оно остается ничтожно малым перед планетарными силами, для которых род человеческий со всем своим хозяйством – не более чем тончайшая пленка бактериальной слизи».

Хлестко сказано, но неверно. Во-первых, правильнее говорить о планетных явлениях, а не планетарных, как частенько выражаются даже специалисты (в технике применяется планетарная передача, в астрономии выделяют планетарные туманности, а на планете действуют планетные силы).

Во-вторых, журналист сопоставляет, по-видимому, массу Земли и человечества. В таком случае он прав. Но разумен ли такой подход? При чем тут климат? Если под планетными силами понимать, скажем, землетрясения, ураганы, извержения вулканов, то они уступают по мощи техногенезу.

Не только обыватели-обозреватели, но и многие крупные ученые недооценивают масштабы воздействия человека на климат. Сказывается ограниченность наших знаний, специализация профессионалов и их приверженность к популярным теориям и гипотезам. А проблемы, связанные с познанием биосферы, чрезвычайно сложны, факты обильны, разнообразны и противоречивы.

Все это относится и к познанию климатических аномалий последних тысячелетий. Мы уже говорили о некотором потеплении около 6 тысячелетий назад. А в конце Средневековья, как предполагается, произошло глобальное похолодание. Этот феномен заставляет задуматься: не может ли текущее потепление перейти в свою противоположность?