Сто коров и одна девушка

Сто коров и одна девушка

В эти дни в Москве гостил знакомый нам Череповецкий самодеятельный хор. Мы пошли послушать его на Выставке достижений народного хозяйства СССР. После концерта, вспомнив рассказы о каких-то новшествах в доении коров, мы направились в павильон животноводства.

Видим: бетонная площадка, на ней какие-то загородки из металлических труб, у входа толпятся коровы. Открывается калитка, коровы одна за другой входят на площадку. Никто их не гонит, они сами спешат туда, сами открывают рогами дверцы кабин, на которые разделена железная загородка, и становятся так, чтобы женщине в белом халате, которая хлопочет в центре площадки, было удобно надеть им на вымя доильный аппарат. Одна отдоилась, уходит, на смену ей так же самостоятельно приходит другая. Что за представление, какие-то дрессированные коровы?

Начинаем читать пояснительные таблички, расспрашиваем. Это механизированная доильная площадка, применяемая при беспривязном содержании скота. На обычной традиционной молочной ферме одна доярка обслуживает 10—12, от силы 14 коров. Здесь две доярки легко обслуживают 100 коров. Мы разговорились с одной из доярок, когда дойка была окончена.

— Послушайте, полсотни коров, да как же вы с ними управляетесь?

— Это пустяки, — улыбается молодая женщина. — Это уж мы тут, для показа, чтобы не произошло никакого затора, чтобы все, как по нотам… А в колхозе одна доярка сто коров обслуживает.

— Сто коров? Не может быть.

— А вы съездите, посмотрите.

— Куда? Где он, ваш колхоз?

— Тут недалеко, под Звенигородом, колхоз имени XX партсъезда…

Собирались отдохнуть денек-другой… Да не тут-то было! Надо ехать в колхоз, нельзя не увидеть такое.

Колхоз имени XX партсъезда относительно невелик и пока не богат. Однако в последние годы он стал широко известен во всей стране и даже в дружественных зарубежных странах.

Как представлялась нам идеальная молочно-товарная ферма до последнего времени? Удобные индивидуальные стойла-кабины для каждой коровы, индивидуальная кормушка, индивидуальная автопоилка, и целый отряд неутомимых тружениц-доярок, по одной на каждый десяток коров, день-деньской занятых обслуживанием своих подопечных. Хорошо еще, если на иных фермах была механизирована доставка кормов, а то и на себе приходилось подносить каждой коровушке огромные охапки сена, соломенной подстилки… Большие затраты труда — высокая себестоимость молока.

Колхозники артели имени XX партсъезда посмели опрокинуть каноны, освященные многолетней практикой и разработками научно-руководящих инстанций. Они выкинули индивидуальные автопоилки — государство получило десятки пудов металлолома. Они разломали стойла, коровник превратился в простой сарай с пристройками — его сооружение стало обходиться на тысячи рублей дешевле. Они отпустили доярок на другие работы, одна доярка стала обслуживать 60, потом 80, потом 100 коров.

Как это возможно? Очень просто, она теперь не прислуживает коровам в качестве горничной и официантки, она только доит их.

А как же коровы питаются? На дворе в определенном порядке расставлены стога сена и силосные бурты, раскрываемые ежедневно с расчетом на дневной рацион по количеству «столующихся». Расход кормов не увеличился — ведь коров и раньше кормили досыта. Пьют коровы из большого железного корыта, автоматически наполняемого по мере расхода воды при помощи поплавкового механизма. Летом стадо, как обычно, выходит на подножный корм, а ко времени дойки возвращается на скотный двор — выгоны расположены поблизости от фермы. Зимой коровы хотят гуляют во дворе, хотят идут «домой»; на ночлег все собираются в хлев, и каждая занимает свое привычное место.

Практика поставила под сомнение и многие другие приемы ведения животноводческого хозяйства. Повсюду на скотных дворах с великим рвением строились подвесные дороги для вывозки навоза. «Как, у вас еще возят на лошади? Отсталость!» Затрачивались тысячи тонн железа, а сколько труда на сооружение, и ради чего? Чтобы раз в год по обещанию вывезти несколько тележек навоза на расстояние нескольких десятков метров, причем толкали тележку люди своими руками, а потом дорога снова надолго оставалась без употребления. В колхозе имени XX партсъезда обходятся лошадкой…

Считалось необходимым молочных телят выпаивать из сосочки. Надо было подоить корову, разлить молоко по сосудам и подать сосунку. Колхозники посмотрели, посчитали и выяснили, что одна корова в среднем способна выпоить своим молоком четырех телят. К коровам-кормилицам прикрепили телят, они себе сосут, никого не затрудняя, им хорошо, корове веселей и телятницам свободней.

Мы приходим на скотный двор вместе с дояркой Любой Сысоевой, которая доит 100 коров. Ей 21 год, она три года назад окончила десятилетку и с тех пор работает на ферме. Это миловидная девушка, высокая, стройная, не бог знает какого крепкого сложения. Нельзя сказать, чтобы у нее был цветущий вид. Вероятно, она все же изрядно устает. Но отступиться от своего обязательства Люба ни за что не желает: сказала смогу, и докажу! А что трудновато бывает — так это не оттого, что непосильно, а просто новое дело, не до конца еще освоенное.

Несколько коров расхаживают по двору, но основная масса уже в хлеву, у заветной двери, ведущей на доильную площадку.

— Видите, в очереди стоят, — смеясь говорит Люба.

Нам показалось, что она шутит. Но, приглядевшись, мы заметили, что коровы действительно выстроились одна за другой.

— Заметьте, никогда не нарушают порядка, как встали так и идут друг за дружкой, — продолжает Люба. — Не то что некоторые москвичи у автобуса, — добавляет она. — Первыми занимают очередь всегда одни и те же — мой «актив»…

— Неужели вы их всех знаете?

— А как же.

— Все сто?

— Всех до единой. И характер каждой знаю, и сколько дает молока.

Она говорит это с гордостью и нежностью в голосе. Пока мы удивляемся, как это можно знать и любить не 10 или 15, а 100 коров, Люба проводит нас в пристройку, где помещается доильная площадка. В два ряда одна за другой размещены 6 кабин, каждая из них оборудована небольшой кормушкой, шлангом, подводящим теплую воду для того, чтобы обмывать вымя, и доильным аппаратом, от которого молоко по трубам направляется в коллектор. Между кабинами посередине проходит траншея такой глубины, чтобы доярке было удобно работать, не нагибаясь. У каждой пары кормушек стоит ящик с кормом и совок.

— Это концентрат, который коровы очень любят, — поясняет Люба Сысоева. — Они знают, что во время дойки получат лакомство, потому и стоят в очереди…

Проверив исправность механизмов, шлангов и труб, она включает мотор вакуум-компрессора, от которого действуют доильные аппараты, и открывает дверь. Энергично, расторопно входят коровы из «актива». Вертушка у входа предотвращает толкотню и направляет входящих то к одному, то другому ряду кабин. Люба ловко моет вымя, надевает стаканы на соски, и в стеклянной трубке шланга показывается белая струйка молока.

Ни спешки, ни суеты в движениях доярки. Она успевает и подсыпать концентрата тем коровам, которые подолгу доятся — дают много молока, и поговорить со своими любимицами: «Ракета, Ракета, ах ты баловница, и куда ты все торопишься… Иди, иди, Принцесса, ничего больше не получишь, лентяйка, сеанс окончен, приходи вечером…» Самое трудное — добиться того, чтобы все коровы без промедления уходили, отдоившись.

Скоро эта доильная площадка будет заменена новой, более совершенной, на 10 коров с автоматическими дозирующими кормушками, и Люба берется доить тогда уже не 100, а 150 коров.

— Не надорветесь, Люба? Силенок-то хватит?

— Справлюсь!

— А институт?

— Само собой.

Мы пожелали успехов Любе Сысоевой и простились. Вечером мы еще раз встретились с ней в клубе. Только что закончилось колхозное собрание, молодежь готовилась к танцам. Люба стояла со своими подругами, возле них толпились парни из тракторной бригады. Шутки, смех, беззаботное веселье. Но вот Люба смотрит на часы и говорит спокойно: «Ну я пошла». Ей вслед раздалось «да постой», «да побудь», «да не помрут твои буренки», «подумаешь, потерпят полчаса»… Она ушла без тени колебания или сожаления, и кто-то из парней, быть может, неспроста, бросил недобро, досадливо: «Как часовой механизм!» Люба не оглянулась, не замедлила шаг, только будто бы чуточку дрогнули плечи…

Метод беспривязного содержания скота в принципе не нов, он стихийно сложился в практике южных народов и был с большим или меньшим успехом применен в некоторых экономически развитых странах. В колхозе имени XX парт-съезда его творчески переосмыслили, усовершенствовали и достигли неслыханных результатов производительности труда животноводов. Однако этот передовой метод внедрялся не без трения.

Несмотря на то, что в мировой практике были уже доказательства эффективности этого метода, у него нашлось немало противников. Председателя колхоза не раз вызывали в разные инстанции, «прорабатывали» и вынуждали отступиться.

Но председатель, поддержанный колхозным коллективом, стоял на своем. Ученые мужи, возмущенные тем, что кто-то действует, не спросясь у них, подняли неблаговидную возню вокруг «сомнительного эксперимента». Однажды в колхоз приехал академик от сельскохозяйственных наук. Походил, посмотрел и остался недоволен.

— Послушайте, — сказал он председателю, — у вас сто коров пьют из одного корыта. Это же антисанитария!

— Скажу вам больше, — ответил председатель. — Они у нас не моют руки перед едой.

— Что-с?! — сказал академик…

Повернулся и уехал.

Он десятилетия своей научной деятельности посвятил проблемам улучшения бытового обслуживания коров, и ни разу не подумал об облегчении труда людей, которые за ними ухаживают.