Белое море

Белое море

Принято считать, что Архангельск стоит на Белом море, однако это не совсем так. Из Архангельска моря не увидишь даже с большой высоты, так же как не увидишь его ни в Астрахани, ни в Каире, ни в Калькутте и ни в каком другом городе, стоящем у вершины большой дельты (хотя в прошлом такие города действительно могли находиться на морском берегу или совсем близко от него). Чтобы попасть к морю, самое удобное поехать в Северодвинск.

Еду один — мой спутник занят сегодня киносъемкой в Соломбале. На одной из пристаней морского вокзала сажусь на теплоходик, такой же, как московский речной трамвай. Пересекаем главное русло Северной Двины и вскоре сворачиваем в Никольский рукав. Этот рукав, самый широкий и самый западный, считается непосредственным продолжением главной реки, однако он очень мелок и местами почти прегражден песчаными барами.

Сначала пейзаж привычный — причалы, лесозаводы. Потом появляются деревни, луга, заросли ивняка, стада, пришедшие на водопой. Левый берег очень низок и сильно заболочен, поселения видны только вдалеке. Но правый, островной берег достигает нескольких метров высоты и подмыт течением. Избы иногда обшиты тесом и почти без исключения под тесовой крышей. У сельских пристаней много мелких суденышек, некоторые с моторами: здесь уже есть рыболовецкие артели. Однако основной рыбопромысловый район расположен севернее, по берегу Двинской губы и дальше к Мезени. Изредка видны ботики, оснащенные парусами, но вообще парус на Северной Двине большая редкость.

Островки дробятся, они становятся все ниже. Меньше хороших лугов, меньше ивняка, все чаще видны обширные густые заросли рогоза и тростника. Когда подует моряна, северо-западный ветер с моря, острова нижней части дельты скрываются под водой. Моряна повышает уровень вод гораздо сильнее, чем приливы. Мы едем в отлив, о чем свидетельствуют торчащие из воды вехи, поставленные наклонно, по течению; в прилив их верхушки сравниваются с водой. На этих затопляемых островах никто уже не живет, однако их луговые богатства не пропадают: всюду виднеются большие стога недавно накошенного и еще не вывезенного сена.

Пассажиры немногословны, на пристанях ни сутолоки, ни галдежа. Да и некому особенно шуметь. Вот на пустынной пристани девочка лет двенадцати молча наблюдает за маневрами теплоходика, водитель которого с явной неохотой причаливает ради единственного, да еще такого несолидного пассажира. Девочка ждет с невозмутимо спокойным видом, а когда убеждается, что катер не станет задерживаться и ставить сходни, деловито примеряется, как бы ей ловчее вспрыгнуть на палубу. И только совершив свой прыжок, она тихо улыбается. Пассажиры молчат. Можно себе представить, сколько было бы ахов и охов вокруг такого происшествия где-нибудь на юге!

Тихими рукавами, старыми протоками и заводями подходим к речной пристани Северодвинска, так и не увидев моря, хотя здесь-то оно совсем близко.

Северодвинск — город молодой. Своей планировкой и застройкой он похож на десятки и сотни городов и поселков, возникавших вокруг промышленных очагов. Улицы широкие, однако их проезжая часть узковата, что стало особенно ощутимо с развитием в городе автобусного движения. В центральной части широкие газоны вдоль тротуаров, молодые посадки деревьев, многоэтажные дома… В основном город застроен двухэтажными деревянными домами. На одной из улиц внимание привлекает большое здание с высокими окнами — это лучший в Архангельской области спортивный зал.

Что же, город неплохой, просторный, чистый, со всеми бытовыми удобствами. И тем не менее при знакомстве с ним испытываешь чувство неудовлетворенности. Что-то здесь не так, чего-то не хватает… Это смутное впечатление вскоре проясняется: город не имеет своего лица! Он как две капли воды похож на любой другой, строившийся примерно в то же время. Такие же дома, такие же улицы можно увидеть в любой другой части страны от Амура до Днепра и от Невы до нижней Волги. Впечатление однообразия не скрашивают, а наоборот, только обостряют нелепые украшательские набалдашники, увенчивающие многие здания. И все дома окрашены в светлые «оптимистические» тона.

Многовековым опыт подсказал людям, что на юге, где жарки лучи солнца и редки дожди, дома надо белить, а на севере их следует отделывать материалами, устойчивыми против сырости и не меняющими свой цвет после первого дождя. Но вот кто то — теперь, пожалуй, уже забыто, кто именно — испугался, как бы скромные тона не понизили оптимизм советских людей. И стоят на фоне северного неба, неяркого даже в солнечный день, неестественно яркие белые, желтые и розовые дома, покрытые пятнами грязных потеков…

А моря пока я так и не видел. Чтобы к нему попасть, надо, оказывается, ехать на пляж. Между тем на севере начали скопляться облака. Они уже сгущаются, наползают на город. Солнце еще временами проглядывает, но обещает вскоре окончательно скрыться, и с моря — теперь уже ясно, где оно — наползает бородатая хмарь. Объясняю задачу молодому чернявому водителю такси, он косится с некоторым недоумением, но едет. Мы выезжаем за город. И вот он, наконец, выпуклый морской горизонт, всегда почему-то наполняющий душу человеческую успокоением, и силуэты рыболовных судов на нем.

На широченном очень отлогом пляже чистейший белый песок, смятый прибоем в жесткие сырые волнишки. Берег, насколько видит глаз, почти совершенно плоский, лишь на расстоянии нескольких десятков метров от воды тянется невысокая песчаная дюна с корявыми сосенками. Над западной частью горизонта сквозь неплотное покрывало облаков пробиваются солнечные лучи, и море под ними действительно белое; говорят, что в хорошую погоду оно все выглядит таким. Но сейчас в восточной части оно помрачнело, стало иссиня-черным, тучи свисают над ним рваными клочьями, ветер гонит волну — правда, мелкую, ибо и море у берега мелкое.

Погода не благоприятствует, но как можно, побывав, может быть, единственный раз за всю жизнь на Белом море, не искупаться в нем! Долго бегу по щиколотку в воде. Дождь накрапывал еще когда я раздевался, а теперь он разошелся всерьез. Слышатся раскаты грома, и молния жалит взбунтовавшуюся поверхность моря где-то не так уж далеко. Отчаявшись добраться за сегодняшний день до глубины выше колена, я ложусь плашмя в плещущиеся волны. Вода теплая, приятная, а волны слабенькие, не то что мощный черноморский прибой. Соленость воды даже у берега, недалеко от впадения большой реки, на вкус довольно высокая, во всяком случае выше, чем в Черном море.

Произведя эти важные наблюдения, я поспешил обратно, оглядываясь на вспышки молний с далеко не научным интересом. Подбираю с пляжа одежду и ботинки, влезаю в машину, и шофер немедленно трогает. Он поступает весьма разумно, ибо теперь минута промедления может дорого обойтись. Дождь превратился в сильнейший ливень, за которым ничего не видно, как в тумане. На низком, плоском, почти без уклона побережье вода стекает так медленно, что кажется, будто она вовсе не движется, покрывая равномерным слоем всю поверхность и накапливаясь в малейших ее вогнутостях. Дорога исчезла под водной пеленой, лишь едва заметно торчащие из воды бугорки по бокам разъезженной колеи указывают путь.

Маршрут автомобильного путешествия.

Благо, что шофер хорошо знает дорогу. Наша «Волга» лихо мчится, со стороны, вероятно, больше похожая на глиссер, чем на автомобиль, а шофер между тем рассказывает:

— Вот так у нас всегда: с утра солнышко, благодать, в полдень потянуло с моря, заволокло, а потом как саданет ливень!

Вернувшись в Архангельск (расстояние по прямой 30 километров), я узнал, что там не было ни одного более или менее сильного дождя, и лишь поздно вечером прошел короткий ливень. Но в другие дни в Архангельске нам приходилось наблюдать очень интенсивные короткие ливни, иногда по нескольку в день. Старожилы говорили нам, что это характерная особенность летней погоды во всей приморской полосе на много десятков километров в глубь суши.