Зачем читать?

Зачем читать?

Читая лекции перед школьниками, я часто слышу вопрос: «Какая пользе мне от чтения Толстого?» Действительно, какая польза будущему юристу, социологу, бизнесмену (а именно таковы престижные профессии) читать Тургенева, Пушкина, Достоевского? Очевидно, что-то очень серьезно изменилось, сдвинулось с места в нашей культуре и нашем сознании, если мы вообще задаем такой вопрос.

Читатель и книга, вообще-то, эта тема довольно драматическая. И таковой она стала с тех пор, как светская литература эмансипировалась от ораторской, проповеднической, церковной. Светская книга и светская ученость стали той заманчивой приманкой, что извлекала человека из Церкви. Не случайно ревнители благочестия еще в XVII веке писали: «Не учен диалектике, риторике и философии, а разум Христов в себе имам». «Заграждение уст» и разума представлялось способом хранения веры и благодати. А те, кто учил диалектике и риторике, подчас жили среди своих соотечественников в страхе. «Мы только и ждали, — говорил ученый муж, — что вот начнут нами начинять желудки днепровских осетров, или же того огнем, другого мечом отправят на тот свет».

Но общество постепенно во «вкус приводится», книг становится все больше, среди них — масса переводных. В XVIII веке переводами занимаются уже буквально все писатели, и даже Василий Майков, который не знал ни одного языка. Читать становится модным, кроме того, литературная мода формирует тип поведения человека. Во времена героев, «в столетие безумно и мудро» сама императрица Екатерина Великая прослезилась над державинской одой «Фелица». Литература воспитывает чувствительные сердца. Иногда страсть к чувствительности заканчивается трагично. Некоторые барышни, начитавшись сентиментальной повести Карамзина «Бедная Лиза» поступают просто абсолютно так же, как и героиня. Несчастная любовь, обманутые надежды и… прыг в реку! Вот и сокрушайтесь теперь о бедной Маше, Даше или Саше! Такое «прямое следствие», прямое действие, вычитанное из книги, конечно, было в более благочестивое время редкостью, но уж с тех пор будет регулярно повторяться, — вплоть до наших дней. А поскольку качество чтения, увы, снижается, то и мотивы действия тоже огрубляются…

Отец Серафим Роуз в одной из своих лекций 1982 года говорил: «Ребенок, приученный к хорошей литературе, драме и поэзии и ощутивший ее воздействие на душу, то есть получивший истинное наслаждение, не станет легко приверженцем современного телевидения и дешевых романов, которые опустошают душу и уводят ее с христианского пути… В нашей борьбе против духа мира сего мы должны использовать лучшее, что может предложить мир…». Что же лучшего может предложить наш мир? Конечно же, классику. Классическая литература (и искусство) — это наше «лучшее». Я говорила выше, что светская книга уводила из Церкви. А сегодня священник говорит нам, что эти же самые светские книги могут произвести обратное действие — вернуть человека к серьезному и настоящему, если не в Церковь, то поставить его хотя бы рядом с храмом, а значит — увести его из ночного клуба и научить не только «оттягиваться» и «отрываться».

Наверное, самые обширные и зрелые отношения с читателям у литературы формируются тогда, когда и она сама созревает, — в «золотой век». Век XIX. В том то и дело, что «чтение с пользой» тогда и было навсегда отлито в свои классические (а значит — образцовые и здоровые!) формы. Именно тогда нам стали «близки, присущи Жуковский, Пушкин, Карамзин», да и сам Тютчев, написавший эти чеканные слова. Именно тогда понимали чтение чисто, то есть как совершенно бескорыстное занятие. Поэты и писатели одаривали читателя «гармонии таинственной властью». Песнопенье, — по Баратынскому, — врачевало болящий дух, «разрешало» душу от скорбей. Классическая наша литература! Она могла все — она воспитывала в человеке чувства, выстраивала их, уточняла, развивала; она одаривала богатством мыслей и идей, она представляла человека в повседневности и в годы испытаний; она показывала как русский человек умеет сопротивляться власти извращенных идей. Ее человек был очень богат, ибо представления о человеке были иные — наши национальные гении никогда не хотели сузить человека до пользы.

Впрочем, и тогда уже раздавались голоса прагматиков, пытавшихся доказать читателю, что «сапоги выше Шекспира», что читать нужно только полезную литературу — материалистическую, нигилистическую, доступную; что читать нужно только то, что вызывает «протест против действительности». Но все эти писатели так и остались только у подножия величественного здания отечественной словесности.

Коренной, тяжкий порок нынешней культурной ситуации состоит в чудовищной эклектичности, в нетерпимом отношении к принципу иерархии, которая не отменима никогда, потому что она естественна, органична. Современный читатель поставлен в такие условия, когда сблизили пол с потолком (классику и женские романы), когда человеку вроде бы как и стыдно выбирать здоровую (то есть классическую) культурную позицию. Пелевин или Татьяна Толстая, или Пригов, или Маринина, или Акунин, — называются «русскими писателями» только с позиции «общечеловеческой культуры». И вообще с этой позиции абсолютно нет никакой разницы между Игнатием Брянчаниновым и Карлом Марксом, Колумбом и Пресли, Мадонной и матерью Марией. Читатель никогда не оказывался еще в такой культурной ситуации — в ситуации всесмешения, когда не ставится самая главная проблема — ценностного подхода.

Вековые ценности России адепты общечеловеческой культуры (которая имеет все более ярко выраженное американское лицо) страшно презирают и, конечно же, всегда предпочтут, чтобы читали в России посредственного и головокружительно-беззаботного Акунина, нежели Валентина Распутина, Леонида Бородина, Василия Белова, Александра Сегеня, Геннадия Головина, Владимира Крупина, Веру Галактионову, Лидию Сычеву (ряд можно продолжить именами тех писателей, которых, действительно, стоит читать как русских писателей) У Акунина — детективная и изящная усмешка над Россией, у Распутина — так много боли! А современный человек боли не любит, он хочет обезболенной жизни. Обезболенность, наркотизация культуры в том и проявляется: в удовольствии, в нежелании думать о жизни и смерти, в нежелании переживать никаких нравственных проблем. Между тем — именно боль (а не усмешка и ирония) есть свойство всего живого… Так что читайте, сограждане, думские речи Жериновского, детективы, любовные романы (якобы иностранных авторов) — призывают нас адепты «общечеловеческой культуры». Вам будет легко и весело. Только вы никогда не узнаете, что значите вы как личность, никогда «не заболеете» чужой болью, никогда не почувствуете высшего бескорыстия — созерцания красоты, соучастия в ее сотворении.

Подлинный любитель русской словесности, конечно же, читая книгу, вступает в общение с писателем. Общение же с хорошей книгой, безусловно, очень возвышает наш культурный статус. Ясно, что чтение должно быть и удовольствием, но кто же не согласиться с тем, что и у удовольствия есть тоже качество, есть разные права.

Несмотря на то, что нынешнему человеку открыт весь мир, он может быть пользователем интернета и мгновенно перемещаться в громадном пространстве, его личное сознание чрезвычайно сужено. И сужено прежде всего потому, что он реально не ощущает себя наследником Толстого и Бунина, Лескова и Пушкина, святых Сергия Радонежского и Александра Невского. Увы, критика советской тоталитарной культуры, научила нынешнего человека бояться великого, научила боязни великого культурного и христианского пространства. И приучила с максимальной «свободой» отвергать всякие авторитеты, если за ними не стоит пользы. Пользы для брюха, а не для духа.

Я очень люблю писателя-петербуржца Николая Калягина. Люблю за его звонкую искреннюю грусть, простоту и естественную умность. А потому завершу разговор его словами из книги «Чтения о русской поэзии» (речь в ней идет о настоящей литературе): «Каждую книгу следовало бы открывать так, как открывают выловленную в море бутылку с письмом: ведь слова, которые вы прочтете, обращены именно к вам. И только к вам. Именно о вас думал человек, который запечатывал эту бутылку, именно в той минуте, которая сейчас наступила, полагал он заветнейшие свои надежды! И только от вас, от высоты вашего духовного строя, от глубины вашего сочувствия и вашего понимания, зависит остальное: будет ли разрушено одиночество жертвы кораблекрушения, услышит ли голос друга одинокая человеческая душа, «обретут ли разделенье, принесут ли плод» (Баратынский) ее лучшие мысли и чувства или погибнут на диком берегу без пользы и следа».

Зачем читать? Зависит от вас…